Барбара Хэмбли - Драконья погибель

Высокий голос гнома зазвучал презрительно:

– Что воин смыслит в таких делах? Воина наняли убить дракона… А он и с этим не справился,– ворчливо закончил гном.

– Ты бы предпочел, чтобы он справился?– немедленно вспыхнул Гарет.– Да убей он дракона – королевские войска шли бы на тебя сейчас из долины Ильфердина через Бездну!

– Парень!– Джон дотянулся до плеча рассерженного принца и похлопал успокаивающе.– Не ершись. Мне от его слов ни холодно, ни жарко, а криком ты ничего не докажешь.

– Королевские войска никогда бы не прошли через Бездну, даже если бы все врата были распахнуты,– сердито возразил Балгуб.– Но мы замкнули двери, а если надо, то обрушим их взрывчатым порошком – его у нас там накоплено много.

– Если бы войска повела сама Зиерн, дорогу они бы нашли,– вмешался Поликарп. Звенья слишком просторной кольчуги легонько звякнули, когда правитель, скрестив руки на груди, прислонился узким плечом к каменной, исписанной учеными каракулями стене.– Ей достаточно было бы проводить их до Пещер Целителей, а оттуда до подземных ворот Цитадели, как уже было сказано, путь прямой. Что же до того, будто власть Камня никак не изменилась после вмешательства Зиерн…– Он взглянул на сгорбленную спину нахохлившегося гнома.– Вот ты единственный Целитель, Балгуб, избежавший гибели. Дракона в Бездне больше нет. Рискнешь ты воспользоваться Камнем?

Широкий рот гнома поджался, бледно-зеленые глаза уклонились от встречи с голубыми.

– Итак?– мягко сказал правитель.

– Я не верю в правоту Мэб,– упрямо повторил Балгуб.– Тем не менее пока я, она и другие оставшиеся в Беле Целители не изучат вместе, что произошло с Камнем, я не воспользуюсь им ни ради добра, ни ради зла. Но если речь зайдет о том, чтобы сохранить Цитадель и не допустить в Бездну Зиерн, то уж лучше я, чем она.– Белые ручки, похожие на двух подземных креветок, легли, скрючившись, одна на другую. Лунные камни перстней блеснули над испятнанным чернилами столом.– Мы должны поклясться, что не допустим Зиерн к Камню. Пусть каждый гном и каждый человек…– Балгуб взглянул на правителя не то властно, не то умоляюще, и Поликарп слегка наклонил голову,– умрет, но не позволит ей снова протянуть руку к тому, чего она ищет.

– А если учесть, насколько возрастет ее власть, овладей она Камнем,– с дотошностью истинного ученого добавил Поликарп,– то умереть придется и в этом случае.

– Джен?

Дженни приостановилась в дверях отведенной им комнаты. После продуваемого всеми ветрами гребня крепостной стены воздух в помещении показался ей спертым и затхлым, как Рыночный Зал прошлой ночью. Застоявшийся дух пыльной бумаги и кожаных переплетов смешивался с кислым запахом тюфяков, в которых давно уже не меняли солому. После напоенного травой и водой западного ветра дышать такой смесью было тяжко. Книги громоздились, вздымаясь к потолку, вдоль двух стен; третья была завалена свитками, и это заставляло вспомнить рабочий кабинет Джона в Холде. Некоторые тома были уже изъяты со своих мест и носили следы недавнего чтения. Сам Джон стоял в промежутке между двумя высокими стрельчатыми окнами; в тени выделялись лишь белый рукав рубашки да мерцающие кругляшки очков.

– Зря ты поднялся с постели,– сказала она.

– Не могу же я провести на спине весь остаток жизни!– Выглядел он изможденным, но фраза прозвучала довольно бодро.– Думается мне, что все мы скоро сляжем, и к этому времени я бы хотел уже быть на ногах.

Он помолчал, разглядывая силуэт Дженни в тускло освещенном проеме. Потом продолжил:

– Странно это слышать от женщины, которая не спит вот уже третьи сутки. Что происходит, Джен?

«А ему тоже нельзя лгать,– подумала Дженни.– Как и дракону». Поэтому она не спросила, что он имеет в виду. Провела рукой по волосам и подошла поближе.

– Ты избегаешь говорить со мной об этом,– сказал Джон,– и дело даже не в том, что у нас нет времени на разговоры. Ты вроде не сердита на меня, но я ведь чувствую твое молчание. Это как– нибудь связано с твоей новой властью, да?

Он обнял ее за плечи одной рукой, и Дженни прижалась к его твердой груди под тонкой миткалевой рубашкой. «Можно было предвидеть,– подумала Дженни,– что Джон догадается о многом».

Поэтому она лишь кивнула, не желая спугнуть речью то, что владело ею весь день: воспоминание полета и ночного разговора с Моркелебом. До вечера она бродила по высокой крепостной стене, словно пытаясь уйти от выбора.

Моркелеб предлагал ей царство драконов – переплетение воздушных троп, всю власть земли и неба, бесчисленные годы жизни… Ключ к магии – сама магия, а ответ всегда заключен в самом вопросе…

– Джен,– мягко сказал Джон.– Я никогда не хотел, чтобы ты разрывалась на части. Я понимаю, что этого не получалось, но я старался как мог.

– Ты не виноват.

Выбор… Она поставила его перед собой давно, но так до сих пор и не решила, как ей жить: дать ли событиям развиваться естественным путем или же попробовать изменить их самой. И, как всегда, что-то в душе ее съеживалось испуганно при мысли об этом выборе.

– И магия твоя изменилась,– прибавил Джон.– Я это чувствую, да и просто вижу, что она делает с тобой.

– Она зовет меня,– ответила Дженни.– Если я прикоснулась к ней, я уже не выпущу ее, даже если бы могла. Это все, чего я желала, все, что я имею.

Нечто подобное она сказала ему много лет назад, когда оба они были молоды. Тогда он закричал: «Но все, что имею я, – это ты!» На этот раз он лишь слабо пожал ей руку, но Дженни чувствовала, что выкрикни он эти слова сейчас – они бы и сейчас оказались правдой.

– Выбирать тебе, милая,– сказал он.– Сама знаешь, так было всегда. Все, что ты отдавала мне, ты отдавала по своей воле. Я не держу тебя.– Прижимаясь щекой к его груди, Дженни не могла видеть его быструю улыбку, но она почувствовала ее.– Как будто я могу тебя удержать…

Они подошли к соломенным матрасам под грудами одеял – единственной мебели, какую могла себе позволить осажденная Цитадель. За окнами мерцали влажные черные черепицы толпящихся крыш; канавы алмазно пересверкивали в лунном свете. В осадных лагерях звонили колокола, призывая на вечернюю молитву Сармендесу – владыке мудрых дневных мыслей.

Под теплыми покрывалами, чувствуя рядом такое знакомое тело Джона, Дженни наконец почувствовала, что искушения отступают – хотя бы до рассвета. Невозможно было думать о каком-то выборе, лежа в этих теплых руках. И все-таки, когда сон пришел, видения ее были сомнительны и неясны.

Дженни проснулась поздним утром, почувствовав, что Джона рядом нет.

Подобно дракону она и во сне знала о многом, происходящем наяву. Долгое время Джон не спал и, опершись на локоть, всматривался в ее лицо. Потом поднялся и стал одеваться: сам надел рубашку, кожаные штаны, обулся. Каждое движение давалось ему с трудом, одежда цеплялась за бинты на подживающих ранах и ссадинах, причиняя боль. Он взял в качестве костыля алебарду, тихо поцеловал Дженни – и вышел.