Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина

– Гер, у меня таких денег нет, не надейся, – предупредила Лена и углубилась в меню.

– Такие вообще мало у кого… – пробормотал Салтыков и последовал ее примеру.

Официант вполголоса и с очень серьезным лицом уведомил, что с тех пор дверь в зал держится открытой, если гости не просят обратного. Пока никто не просил.

– Так и мы тоже не попросим, – задумчиво протянул Салтыков, захлопнул меню и сказал: – А вот чего попросим: может, что-то предложите? Фирменное, что только у вас бывает, и чтобы вкусно.

Официант уточнил, озвучивать ли постное меню, кивнул навстречу ухмылке Салтыкова и принялся докладывать о видах жаркого, потом под напором Геры перескочил на перечисление супов, о каких Лена и не слышала никогда. Опять будет пыхтеть и рычать, как мхатовская прима на пробах в порно, подумала Лена, вспомнив манеру Салтыкова, бесившую ее в течение всей выборной кампании. Но теперь вместо бешенства поднялась сентиментальная грусть, как последние годы при звуках какого-нибудь ненавидимого в детстве «Ласкового мая».

Тимур, нахмурившись, пытался разглядеть в меню мелкие строчки. Его бормотание Лена не услышала, но официант, похоже, просто догадался – или соотнес момент с внешностью гостя – и заверил, что свинина, если есть, указана крупно, а в основном-то всё из мраморной алтайской говядины и казахской баранины. Сама Лена есть особо не хотела, но подумала, что имеет все основания не устоять перед казахской бараниной и перед холодным болгарским супом со смешным названием таратор. В ресторане она не была сто лет, уж всяко больше десяти, а человек, сидящий на месте официально признанного рекордсмена-взяткодателя, не имеет права отказывать себе и таратору в мелких слабостях.

Салтыкову выбор Лены понравился настолько, что он тоже добросил болгарский суп поверх собственного солидного заказа и принялся не слишком умело, но и не слишком нудно каламбурить насчет того, как славно они теперь потараторят. И тут Тимур, поведя точеным носом, выразил надежду, что это не таратор и не казахская баранина такую отдушку дают. Лена с Салтыковым принюхались, но ничего не уловили. Однако официант был привычный и обученный.

– Сегодня приехали? – уточнил он. – Запах как на улице, да? Пробивается, к сожалению. У нас так-то защита лучшая в городе, тройные фильтры, меняем каждый день почти, но иногда просачивается, когда жарко.

– Скоро нейтрализаторы появятся, они прямо расщепляют, а если с ионизатором вместе брать, так озон сплошной, боссу скажите, – посоветовала Лена.

– Сечешь фишку, – одобрительно сказал Салтыков, когда официант удалился, а Тимур, незаметно продолжавший принюхиваться, сообщил с гадливым выражением:

– Жесть. Это всегда так?

– Так о чем и речь! – воскликнул Салтыков. – Прикинь, как на этом сыграть можно.

– Мы помираем, а вам бы все играть, – сказала Лена полусерьезно.

– Думаешь, не зайдет? – спросил Салтыков, немедленно озаботившись.

– Смотря куда. Если опять тупо накачка – «так дальше нельзя, необходимо решение», при этом решения нет, то всё – ресурс исчерпан. Обратный эффект получится, выбесите всех. Если конкретный коммерческий интерес – тоже плохо воспримут.

– Почему? – заинтересовался Тимур.

– Потому что народ такой. Коммерсы для него за пределами позитивного восприятия. Он понимает, когда враг: враг лезет, гадит, хочет отравить, начальство с ним заодно, возражать нельзя. Поэтому народ тихонечко бурчит, если получается, гадит встречно, терпит, пока возможно, а как припрет, начинает орать и звать начальство. Когда друг, тоже понятно: наконец-то начальство вняло, разобралось и примет меры.

– А если не начальство?

– Тогда не друг, – сказала Лена. – Друг – это только барин. Пришел, всех наказал, навел порядок. Потому что он и так барин, ему сверху ничего не надо, к тому же он добрый на самом деле, до него только достучаться надо. Достучался – победил, нет – стучишь дальше и на всех. А вот чужой коммерческий интерес, который не вредит, тем более наоборот, заявлен как помощь, – он воспринимается хуже врага. Во-первых, так не бывает. Во-вторых, если ты даже поддержки начальства не добился, значит, будешь нами от начальства прикрываться. Но это тебе надо, а не нам. И даже если нам надо, то тебе надо сильнее. Так что плати больше.

– Насколько больше? – уточнил Тимур.

– А это неважно. Обещаешь нам пять процентов – давай десять. Обещаешь девяносто – давай девяносто девять. Какой-то специальный термин наверняка есть, я просто не знаю, такая смесь, очень токсичная…

– И вонючая, – вставил Тимур.

Лена, помолчав, продолжила:

– …Смесь выученной беспомощности, агрессивности и ощущения заведомой обманутости. Ты-то, буржуй, свое все равно урвешь, давай с нами делись, а то хату подпалим.

– Именно здесь так?

Лена посмотрела на Тимура с сожалением и пояснила:

– Именно везде так.

– Да ладно, – сказал Тимур недоверчиво. – Вот мы в прошлом году…

И замолчал, глядя в стол.

Салтыков помалкивал. Он явно наслаждался дискуссией. Лена обнаружила, что ей приятно такое отношение, и одернула себя: хватит, мать, устраивать возвращение джедая с Будулаем. С другой стороны, нет ничего предосудительного в том, что она не смогла удержаться от некоторой назидательности. Пусть знают, что порох еще в количествах. Особенно черноглазый бородатый салажонок. А то смотрел сперва, не скрывая разочарования: видать, Салтыков напел ему про гения интуитивной пиар-тактики, а тут какая-то корова пожилая, яловая да комолая.

Первая оценка всегда некорректна, а часто и глупа.

Лене и Салтыкову принесли таратор, в который они зарылись не без опаски. Оказалось кисленько и забавно – но по большому счету просто недоокрошка с битыми огурцами, хороший летний вариант, свежий и малокалорийный. Приближаем лето как только можем.

Тимур сунул ложку в чорбу, сложил рот в забавную фигуру, которая должна была уберечь бороду от лишнего умащения, принял ложку, аккуратно сунул ее обратно в бурую гущу, пожевал и спросил:

– Только жаловаться, гадить и ждать это самое… Милости? А как же русский бунт, бессмысленный и беспощадный?

Лена промокнула рот салфеткой, старательно посмотрела под ноги, на дверь – Тимур тоже, а официант тут же предупредительно мотнулся навстречу, но Лена остановила его движением руки, – и озабоченно спросила:

– Гер, ты тут бунта не видал? Нет? Я вот тоже нет. И не даст бог, наверное, – к сожалению или к счастью. Отбили бунтовку.

– Это хорошо, наверное, – сказал Тимур неуверенно и вернулся к чорбе.

Ел он ловко и забавно. Лена впервые задумалась о том, что таким же умением должны овладевать все юные бородатые модники, которые заботились о своих мочалках больше, чем о любимом щеночке. Тут принесли жаркое, оно было сложным, пахло одуряюще и наступало на зрительно-обонятельные редуты при поддержке засадного полка чесночных булочек, так что на некоторое время Лене стало ни до чего – мелькнула только мысль «Хорошо, когда целоваться не с кем», тут же утопленная невероятной ароматности мякишем, обнятым тонкой хрустящей коркой.