Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина

Удивительно, но увлекательные пиар-комбинации не отвлекли его от основной проблемы, ради решения которой компания, собственно, и заглянула к маме. С ночлегом срослось в минуту. Мама, конечно, рвалась устроить ребят у себя, но Саше не улыбалась перспектива делить крышу с друзьями и мамой одновременно. Саша завела было речь о ночевке на бывшей Ленина, но мама эту речь сперва старательно не поняла, затем, скупо улыбнувшись, посоветовала, если Саше хочется, обсудить это на правах хозяйки с папой, при том что у мамы, как ни крути, ребятам будет удобнее: и квартира побольше, и можно не бояться помешать никаким молодоженам с их немедленным счастьем. Так, подумала Саша с омерзением, теперь ждем картинок с папиным участием.

Тут, к ее облегчению, в разговор и вмешалась девушка с дредами. Знакомые, сообщила она, как раз сдают очень приличную квартиру за очень маленькие деньги очень хорошим людям, и делают это легко и охотно, но, к сожалению, не так часто, как намеревались. Ровно сейчас их квартира свободна, она находится в двух шагах от штаба… Она, испуганно зыркнув на маму, старательно поправилась: возле офиса, – так что, если ребят устроит цена и прочие условия, которые она скинет в месенджер буквально через десять минут, то они могут считать свой ночлег обеспеченным. Кондер там есть, фильтры свежие, ключ хозяйка завезет хоть через полчаса.

На том и расстались.

– Алекс, а это вообще существует? – спросила Саша, когда они садились в машину, не древнюю, с пикника, которая, оказывается, принадлежала одному из выпивавших ребят, а внедорожник БМВ, новый и пугающе роскошный.

– В смысле? – не понял, кажется, искренне Алекс.

– Ну вот эти все приборы, бизнес-планы, субсидирование, – это реально есть, или ты просто…

– Или я просто твоей маме по ушам езжу прямо в твоем присутствии? – уточнил Алекс деловито.

– Саш, ну ты даешь, – возмущенно уведомила Ксюха с заднего сиденья.

Саша смотрела на Алекса. Алекс пожевал губами, вздохнул и сказал:

– Саша, по-моему, ты совсем, как это… Демонизируешь, что ли, меня. Жалко, честно.

– Да не, я… – начала Саша и замолчала. Чего тут скажешь.

Алекс повернулся к заднему сиденью и весело спросил:

– Ну что, народ, посмотрели, понюхали, презентацию провели – может, обратно? К ужину дома будем.

– Ну во-от, – протянула Ксюха.

– Ну… Окей, – сказал Матвей неуверенно.

– Нет уж, – бодро сказала Саша, подавляя вздох. – Гулять так гулять. Поехали в парк, вон туда выезжай и до упора, а потом к папе, он там недалеко как раз, сказал, через час освободится.

Папа позвонил через сорок минут, очень вовремя: Саша с друзьями исчерпали программу, прочесав парк в обе стороны и сфоткавшись на фоне легендарных дураков с гитарой и остальных памятников, а небо посерело, зарычало и принялось противно плеваться.

Своевременность папа компенсировал неуместностью: он предложил Саше пообедать вдвоем, запросто так, по-семейному. Саша, ежась от капель и стыда, вполголоса напомнила, что вообще-то она тут с друзьями, бросить которых как-то не айс. Папа расстроился, в основном из-за своей забывчивости, но быстро нашелся и предложил пообедать всей толпой. Толпа согласилась.

«Ничо точка, что ли?» – допытывалась Ксюха, но Саше название кафе было незнакомо. «Я вообще-то не любительница», – напомнила она Ксюхе. «О да, ты профессионалка», – ответила та, фыркнув. Саше опять представилось черт-те что, и она почти уже ответила, но, зыркнув на Алекса – перед ним почему-то было уже неудобно, – смолчала. Алекс не заметил, но улыбнулся эдак одобрительно. Саша снова разозлилась – и опять на себя.

Кафе оказалось на топе, с утонченной кухней и вычурным интерьером, в который папа удивительно вписывался. Он, как и мама, здорово изменился. Правда, не помолодел или похорошел, а посолиднел, и не в свинотно-чиновничьем стиле, а как-то наоборот, в корпоративно-западном: похудел, подобрался, даже надел очки, выглядевшие очень дорогими и очень хорошо сочетавшимися с костюмом.

Папа всю жизнь вынужден был подчиняться дресс-коду и всю жизнь взламывал этот код блестяще и непринужденно, так, что любой пообщавшийся с ним через пять минут поклялся бы, что собеседник был в джинсах и кофте, а вовсе не в официальном пиджаке. Теперь папа был в однозначно деловом костюме, и забыть, как ладно и свободно сидит на нем этот костюм, было так же невозможно, как и забыть, как в этом костюме ладно и свободно сидит папа. Саша указала примерно на это, неловко рассмеявшись. Папа попытался отшутиться, но замечание ему понравилось.

Алекс, похоже, понравился ему куда меньше, а Ксюха с Матвеем и вовсе ой. Папа этого не подчеркивал, но и не скрывал. Он просто перестал обращать на компанию дочери внимание сразу после знакомства и рассадки за столом, целиком посвятив все внимание Саше. Старательно, как урок отбывал.

Повинность светской беседы с остальными участниками обеда взял на себя рослый дядька, встречавший ребят на пороге кафе вместе с папой. Дядька сказал, что его зовут Георгием Никитичем и что он давний знакомый отца, который помнит Сашу еще вот такой. Саша Георгия Никитича ни вот таким, ни каким-то другим не помнила, поэтому пропустила мимо ушей и эти слова, и все остальные. Тем более что папа особо продыху не давал, придумывая все более изощренные, удивительные и излишние вопросы по поводу того, как там Саша живет, чего себе думает и к чему стремится.

Георгий Никитич тем временем смущал и унижал Алекса, отвлекаясь только на еду, которую потреблял быстро, но нарочито громко, пыхтя, подстанывая и совершенно не стесняясь этого. Унижал удивительно элегантно, ироническими уточнениями, паузами и мимикой. Алекс имел неосторожность с места в карьер завести речь о перспективах выборной кампании, увязав ее успех со своими тестерами, а также блеснуть происхождением. Саше, кстати, происхождение Алекса тоже было очень интересно, так что она пыталась услышать хоть что-нибудь за железным потоком папиных вопросов, но поняла лишь, что Алекс – племянник какого-то начальника областного уровня, очень важного и репутационно неоднозначного – об этом можно было судить по загадочной улыбке Георгия Никитича.

Впрочем, именно эта улыбка Алекса не смутила – привык, видать. Но нежелание собеседников поддерживать разговор по существу его озадачило, в том числе очевидностью и тефлоновой какой-то неисправимостью. То ли обаятельная железа за день выдохлась (просившийся тезис про победу обоняния над обаянием Саша брезгливо отмела), то ли просто аудитория была неподходящей. Папа, на миг холодно отвлекшись, кивнул и небрежно сунул в карман подсунутый тестер – большего Алекс не добился. Георгий Никитич тестер не взял и раз за разом умело сворачивал попытки Алекса продемонстрировать действие прибора, обосновать его востребованность на проблемных территориях или просто уточнить, как папа собирается строить экологическую политику в случае победы. После очередной попытки, пятой, кажется, Алекс понял, что продолжать бессмысленно, и умолк, будто перетащив на свое лицо улыбку Георгия Никитича – который вмиг стал очень серьезным, перестал пыхтеть и отложил столовые приборы.