Шамиль Идиатуллин - Бывшая Ленина

Надо, кстати, этого Степана как-то обследовать на предмет глубины поражения организма, подумал Иван рассеянно. Если нарушения окажутся серьезными, выйдет хорошая иллюстрация будущего, которое ждет всех нас.

Иван тут же устыдился прагматичного и немножко изуверского, если не фашистского, подхода к трагедии живого и знакомого человека. Нет, поправился он старательно, старика Степана надо обязательно показать врачам и обследовать, но в первую очередь для того, чтобы понять, насколько он плох. Что не хорош – видно. И постараться вылечить, насколько возможно. Не говоря уж о необходимости как-то устроить его в нормальных условиях. Дед пенсионного возраста живет на свалке, в две старческие руки разбирает и выжигает мусор, один за весь город. А мы спокойненько рассекаем мимо на каких-никаких, но внедорожниках, запускаем дроны, выписываем из-за границы девайсы, гаджеты и ароматизаторы, выбираем еду поздоровее и фильтры поплотнее, ноем на паршивую жизнь. И продолжаем забрасывать деда вонючими, ядовитыми и просто убивающими его мешками с мусором. От Сарасовска отбились, но свой-то по-прежнему вывозим туда. Стыдоба.

Иван представил себя на месте Степана – как сидит на дне вонючего колодца, стенки которого растут во все стороны, выбраться невозможно, и все заглядывают сверху с сочувствием, спрашивают: «Ну как там? Держись, мы в тебя верим, дедам и отцам похуже было» – и вываливают на голову еще пять «КамАЗов» вонючего сора.

И тут Иван сообразил, что представлять себя на чужом месте и не надо. Город Чупов впрямь стоит посреди свалки, которую громоздит Сарасовск. А на Сарасовск, может, громоздит федеральный округ – мы просто не знаем. А в очереди терпеливо стоят с мешками соседние регионы, чуть дальше – Америка, Китай и Япония с ядерными, химическими и бактериологическими отбросами, фонящими цилиндрами, фтористыми отходами производства замечательных кроссовок и костюмов, маленькими семипалыми ручками толстых генномодифицированных цыпляток, от каждого из которых отрезали восемь окорочков, а остальное в пищу непригодно даже в России, – и все это надо где-то хоронить, а у них территория маленькая, а нам деньги нужны, ну и нас не спрашивает никто. Как не пожалеть свысока бедного чокнутого старика со свалки.

Думка была неприятной и неотвязчивой. К счастью, Иван наконец вспомнил, что так и не передал привет от помойного деда Лене. Вот и повод поговорить.

Лена опять утонула в выписках, так что окликать Иван не стал, написал в мессенджере: «Лен, ты такого Степана Кареновича знаешь? Привет просил передать». Освободится – посмотрит, сочтет нужным – ответит.

Лена отреагировала на жужжание мессенджера сразу и с явным неудовольствием. Иван смутился, но решил не отворачиваться нашкодившим сопляком. Лена вопросительно посмотрела на него, все-таки открыла сообщение, прочитала и застыла. Потом вскочила так, что листочки рассыпались, как с октябрьской березы после пинка, – Лена глянула на них рассеянно и быстро подошла к Ивану, не обращая внимания на Артема, который, бросив демонстративно кроткий взгляд в их сторону, с кряхтением присел и принялся подбирать листочки, чтобы не затоптали.

– Вань, он тебе звонил или в сети пересеклись? – спросила Лена напряженно.

Иван развеселился:

– Ну как в сети. Лично передал, на свалке.

– В смысле – на свалке?

– В прямом.

Иван начал рассказывать про поход на свалку, вполголоса, стараясь не беспокоить окружающих, но те были рады отвлечься и прислушивались не скрывая. Лена заметила и предложила:

– Может, прогуляемся?

– Хм, – сказал Иван. – Может, поужинаем?

Лена посмотрел на часы в телефоне, на листки, которые Артем сложил на ее столике, рассеянно поблагодарила его и согласилась.

Так, подумал Иван, начиная паниковать неизвестно отчего. Так. Вот сейчас, может, и скажу – ну или просто намекну. Чисто чтобы в курсах была, что у меня крыша немножко едет, и учитывала это. Здоровее будем, все. Ну или как получится. Она, в конце концов, совершенно свободна, и явно не до пятницы, а подольше, а разница между сорокетом и тридцатником – совсем не то, что разница между «скоро пятнадцать» и «почти тридцать». Нет, можно считать, никакой разницы.

Не испугать бы только. Себя в том числе.

Лена начала выспрашивать уже на лестнице, быстро и плотно, и к моменту, когда они вышли из подъезда, Иван понял, что рассказывать ему больше нечего. Ну и офигенно, подумал он, погуляли и поужинали ребятки, ща вернемся.

Лена возвращаться не собиралась. Она стояла, недоуменно уставившись на припаркованную поодаль черную Camry . Иван уже знал, – а может, и вспомнил, – что Лена так размышляет. Прерывать это состояние было и невежливо, и глупо, поэтому он решил обождать.

Дверь Camry хлопнула, Лена сморгнула и перевела взгляд на Ивана. Тот тут же спросил:

– Давний знакомый твой этот Степан Каренович, да?

– Да он всех давний знакомый, – ответила Лена. – Помнишь такой «Чуповстрой»? Саакянц там главным был – все новостройки его, половина кабаков, завод забрал…

– Помню, конечно, – сказал Иван нетерпеливо. – Хозяин города, потом уехал вроде.

– Не уехал, значит. Саакянц Степан Каренович, – это он и есть, Вань. Хозяин города. На свалке живет.

– Да не мож-ж… – прошипел Иван и полез в телефон искать фото Саакянца.

Лена сказала:

– Ой. Нашествие прошлых жизней. Ты-то чего здесь?

– Здравствуй, Лена, – сказал высокий джентльмен в темно-сером плаще, вышедший из Camry . Он остановился в трех шагах и внимательно рассматривал Ивана. – Ты нас представишь?

Лена спросила с неожиданной для Ивана враждебностью:

– А смысл?

Джентльмен улыбнулся. Лена пожала плечами и сказала:

– Иван, знакомься, Салтыков Георгий Никитич, политтехнолог с особыми полномочиями, приехал из Сарасовска ставить Митрофанова главой. Матвейчев Иван Сергеевич, мой давний друг.

Салтыков пожал Ивану руку – ладонь у него была сухой и горячей – и посмотрел на Лену с ласковой укоризной.

– Вечно ты меня перехваливаешь. С особыми. Спасибо, конечно, я бы рад, но…

– Ты как меня нашел? – спросила Лена.

– Соскучился, – признался Салтыков, засмеявшись.

Лена улыбнулась в ответ и тихо спросила:

– За Сашей решили последить, да? Она к отцу, а он хвоста за ней…

– Лен, Лен, Лен, не заводись, – убаюкивающе завел Салтыков. – Даниил Юрьевич ни при чем, если кого-то хочешь обвинить, меня давай, можешь наказать даже. Поговорить хочу, а тебя ни по одному телефону нет, и в офисе никто не знает.

– Я в отпуске, – отрезала Лена. – Все, Гер, нашел – галочку ставь и иди, пожалуйста, у нас с Иваном Сергеевичем дела еще.

– Кампания – дело нешуточное, – сказал Салтыков понимающе. – Иван Сергеевич, вы тоже в отпуске пока или в главы с абсолютно вольных хлебов собираетесь?