Броди Эштон - Моя леди Джейн

У него вырвался смешок.

– Пережили, это точно. Ура.

Она слегка отстранилась, чтобы поднять голову и улыбнуться ему в лицо, и вдруг почувствовала, как в нагрудном кармане рубашки хрустнул какой-то листок.

– А это что? – Она вспомнила смутное ощущение, как пергаментный свиток, лежащий у нее в кармане, терся об нее во время дневной скачки, но тогда она была слишком озабочена спасением собственной жизни, чтобы любопытствовать.

Джейн вытащила свиток и сразу узнала собственный почерк. Это было то самое письмо, которое она отправила Эдуарду перед отъездом в медовый месяц.

– Питер Баннистер просунул мне его под дверь там, в башне Бошана. – Ги с некоторой нерешительностью коснулся ее лица и пригладил волосы. – Я подумал, ты захочешь сохранить…

– Спасибо, – она вдруг почувствовала себя легко и спокойно – впервые с той ночи в загородном доме Дадли.

Джейн очень захотелось снова очутиться в кольце его крепких объятий, но ее беспокоила история с письмом.

– Зачем бы Питеру Баннистеру отдавать его тебе?

– Не знаю. Я думал, он просто хочет подарить мне что-то твое . Чтобы стало веселее на душе.

Она перевернула листок. На обратной стороне было нацарапано одно слово: скунс .

У нее перехватило дыхание.

– Это почерк Эдуарда.

Гиффорд нахмурился.

– Эдуарда?

– Эдуарда! Я узнáю его почерк из сотен других. Видишь, как он выписывает букву «с»? В детстве у нас был общий наставник, ужасный человек. Его звали Ричард Кокс [25] Кокс, Ричард (1500–1581), епископ Илийский, декан Вестминстерского аббатства, один из особо приближенных к Генриху VIII деятелей новой англиканской церкви. . Так вот он вечно жаловался, что у Эдуарда отвратительно обстоят дела с чистописанием. «Вы должны писать как король», всегда повторял он… – Она улыбнулась собственному воспоминанию. – Бедный дорогой Эдуард.

– Да-да, бедный дорогой Эдуард, – рассеянно повторил Гиффорд. – Но при чем здесь скунс ?

– Не знаю, я… – Джейн вдруг приложила ладонь ко рту. – Наша ба… то есть моя прабабушка, а его бабушка обратилась в скунса. Ее отослали в старый заброшенный замок на севере много лет назад. Я ее там навещала. Это место называется Хелмсли.

– Значит, Эдуард жив?

– Наверное. – Она снова обняла Гиффорда, окрыленная надеждой вновь увидеть кузена. – Если Эдуард жив, он наверняка направился к бабушке, и нам тоже надо ехать туда, и тогда, вот увидишь, все будет хорошо, и мы с тобой сможем…

Тут Джейн превратилась в хорька.

Не успел Ги отойти от внезапного преображения Джейн, как в дверь сарая с внешней стороны кто-то поскребся.

Он схватился за рукоять меча и слегка потянул его из ножен (не то чтобы он умел мастерски обращаться с холодным оружием, но в чем он действительно преуспел, так это в особом виде блефа – демонстрировать решимость сражаться. Иногда этого хватало).

– Кто там? – закричал Ги, пытаясь унять сердцебиение.

В ответ раздался настойчивый жалобный вой.

Гиффорд открыл дверь, и в сарай влетела Пэтти. Она несколько раз пронзительно гавкнула, снова выбежала наружу, затем снова подлетела к Гиффорду, снова наружу, потом пристально уставилась в ночь, застыв с поднятой передней лапой.

– Что она имеет в виду? – обратился Ги к Джейн-хорьку.

Та взобралась по ноге мужа, затем по груди, затем обвила собой его шею и в конце концов оказалась у него на голове.

Только теперь Гиффорд осознал комизм ситуации: спросить у хорька, что имеет в виду собака.

Не снимая Джейн с того места, где обычно носят шляпу, он, сощурившись, начал вглядываться во тьму, пытаясь понять, что привело Пэтти в такое волнение. Борзая отбежала на несколько метров от сарая и обернулась к Ги, тяжело дыша. Всеми своими маневрами она показывала ему, что готова бежать в любую секунду, если только он за ней последует.

– Пэтти, – попытался урезонить ее Гиффорд, – помнишь тех плохих солдат, что гнались за нами? Сейчас не время пускаться в дорогу. К тому же я уже не конь, и двигаться быстро у нас не получится.

Собака кинулась назад в сарай, последовала вспышка света, и через секунду перед Ги стояла девушка.

Обнаженная девушка с длинными спутанными светлыми волосами.

Обнаженная.

Без одежды.

– Я учуяла запах его величества! – воскликнула она.

Мягкий хвост забил по щекам Ги и опустился на линию глаз, но юноша все же успел разглядеть новый луч света, в котором Пэтти вновь обернулась собакой.

Некоторое время он в смущении стоял, не двигаясь.

– Ты… ты видела здесь только что девицу, не очень строго одетую? – спросил он у Джейн. Та впилась когтями ему в волосы. – Ты знала, что Пэтти на самом деле – человек? Хотя, по-моему, ей в человеческом теле не очень уютно. Она даже не пыталась прикрыться. – На сей раз Джейн царапнула по его лицу. – Нет-нет, не то чтобы я обратил внимание…

Пэтти опять залилась пронзительным лаем и указала носом на выход из сарая, и только теперь Ги вспомнил, что именно она сказала. Она. Когда стояла здесь. Обнаженная.

– Ты учуяла запах короля Эдуарда? – переспросил он.

Собака дважды гавкнула и ринулась к двери.

– Но сейчас мы идти не можем, – возразил Гиффорд. – Слишком опасно.

На сей раз девушка перевоплотилась без всяких световых эффектов.

– Мы должны идти! Запах уже почти развеялся, а дождь его вообще смоет. – И снова стала собакой. На сей раз Джейн даже не успела прикрыть мужу глаза хвостом.

Но как Пэтти удается так быстро сновать из обличья в обличье, туда и обратно, если Гиффорд, а теперь, очевидно, и Джейн полностью зависят в этом смысле от солнечного цикла?

Надо будет на досуге об этом поразмыслить.

– Пэтти, у нас даже припасов никаких нет.

Собака зарычала.

– Ну ладно, ладно. Пойдем.

Ги схватил плащ и седло, переместил дорогую супругу с головы на плечо, и они вместе последовали за Пэтти во мрак ночи.

Афганские борзые – отличные следопыты. Приблизив нос к самой земле, Пэтти бесшумно скользила все дальше, каким-то образом умудряясь одновременно быстро бежать и ни на миг не поднимать морду. Ги старался не отставать. Слава богу, хоть луна сияла ярко, позволяя ему не спотыкаться на каждом шагу.

Однако Ги приходилось часто останавливаться, чтобы отдышаться. В один такой перерыв, когда Джейн-хорек уже крепко спала у него на шее, Пэтти снова сделалась девушкой и вплотную приблизилась к нему.

– Почему вы не можете просто превратиться?

Ги отвел взгляд от южного полушария ее тела, а затем с трудом и от северного. Единственное, куда сейчас можно смотреть, не нарушая приличия, так это на звезды, решил он.

– Это не в моей власти. Это проклятие. Когда солнце уходит, я человек, Когда восходит – жеребец. – Слово жеребец , наверное, употреблять не стоило…