Лана Черная - В плену

– Знаешь, я вспомнила, – говорит она неуверенно, и Марк прикрывает глаза, представляя, как она смешно морщит нос и на щеках проступают веснушки. Так красиво. – Как мы катались на лошадях.

Марк тоже помнит. И не забудет уже.

– Ты сильно испугался, да?

Он вспоминает ее полный безумия взгляд, и холодок скользит по позвонкам.

– Конечно, испугался, – соглашается и говорит то, что давно следовало ей сказать: – Потому что ты нужна мне. Я хочу, чтобы ты всегда знала – ты мне нужна. И никогда не думай, что это не так. Что бы ни случилось. Ты нужна мне.

– Даже после того видео? – спрашивает и затихает. Боится? Зря.

– Алиса, я, конечно, монстр и калека, – с сарказмом, а в ответ – возмущенное фырканье, – но я не слепой. И я знаю, что на видео – не ты.

– Откуда такая уверенность, не слепой монстр и калека? – с издевкой.

Марк усмехается. Язвит – это хорошо.

– Дорогая, если мы не занимаемся сексом, это вовсе не означает, что я не видел тебя голой.

Она лишь хмыкает в ответ.

– Лучше расскажи, откуда татуировка?

– Набила, – обидчиво. – Но это неинтересно, – добавляет после короткой паузы.

И снова молчит. И Марк уже знает, что она ничего не расскажет. Хотя он знает, что татуировкой она просто спрятала некрасивый шрам пятилетней давности. И он разрывает тишину, расспрашивая о ее планах. И Алиса отвечает легко, что хочет съездить к Кате, выслушивает его приказ, чтобы не ездила одна. И соглашается она нехотя, а Марк сворачивает разговор, потому что слушать ее голос становится просто невыносимо.

Спать уже не имеет смысла. И он принимает душ, пьет кофе в баре отеля и едет к брату. Разыскать Криса труда не составило. Да тот особо и не таился. Даже странно. Всю свою жизнь выставил напоказ. И это при том, что Крис всегда избегал разговоров обо всем, что не касалось бизнеса. А тут такое рвение всем показать, как он счастлив. Чувствовалась за всем этим фальшь, но зачем?

Марк так и спрашивает у брата.

Но Крис не отвечает. Наливает в стакан коньяк, подходит к панорамному окну, за которым весь Копенгаген как на ладони.

– Не стоило тебе приезжать, – устало отвечает Крис, но это лишь минутная слабость. В два глотка он выпивает коньяк и становится прежним: жестоким циником. Марк усмехается своим мыслям. Так его всегда называла Алиса. Вот только он и в подметки не годился своему брату.

Крис возвращается за стол, усаживается в кресло напротив Марка, скрещивает на столе ладони и слегка подается вперед.

– Уезжай. Возвращайся к жене и не лезь в мою жизнь.

– С удовольствием, – ухмыляется Марк, – но это не только твоя жизнь. Есть еще Катя. Или ты забыл о ней? Спас… А может, ты и не ее спасал вовсе? А вот это, – и окидывает взглядом кабинет.

Крис сжимает кулаки, суживает глаза, и Марк видит, как ходят желваки от злости.

– Убирайся, – рычит, а весь пышет яростью, как готовый к атаке хищник.

– А то что? – спокойно парирует Марк. Он не боится, хотя знает, что Крис с легкостью не только покалечит, но и убьет, когда дело касается Кати. Значит, не ошибся в своих догадках. Одного не понимал: к чему весь этот спектакль, для кого? Но спрашивать бесполезно – не признается.

Крис молчит, прожигая взглядом. Марк молча кивает, поднимается, тяжело опираясь на трость. Плохо дался ему перелет – старые боли вылезли наружу и не дают покоя ни днем, ни ночью. Рядом с пташкой легче. Марк даже ловил себя на мысли, что его боли боятся Алисы. Глупо, конечно, но ведь рядом с ней действительно становилось легче. При мысли о пташке внутри разливается тепло и даже дышать становится легче.

Уже в дверях кабинета Марк произносит задумчиво.

– Я надеюсь, это стоит того.

– Я надеюсь, – ответ, как эхо собственных слов.

Марк больше не задерживается в офисе. Внизу его ждет машина. Сейчас в самолет и домой, к пташке.

Телефонный звонок останавливает Марка у машины. Марк выуживает из кармана разрывающийся телефон. Регин.

– Марк, – напряженный голос Святослава заставляет замереть. И ногу скручивает боль. Марк стискивает зубы, чуя – случилось плохое. – Твоя жена пропала.

Он не устоял, сползает по горячему боку машины на холодную брусчатку. Сверху падает острая капля. Дрожащими пальцами Марк набирает номер, который успел выучить наизусть, хотя звонил по нему крайне редко. Зачем, если пташка всегда рядом?

Одиннадцать цифр, которые даются с большим трудом. Одиннадцать цифр, за которыми тишина и немой крик отчаяния.

Я не могу уснуть. Так странно. Вроде не спала всю ночь, а стоило Марку уйти – сон как рукой сняло. Отбрасываю одеяло и плетусь в ванную. Прохладный душ приносит облегчение и слегка бодрит. Закутываюсь в махровый халат, пропахший Марком, и возвращаюсь в спальню. Ощущение разбитости ломит мышцы, будто накануне марафон пробежала. Усмехаюсь. Марафон длиною в сорок дней. Усаживаюсь на кровати, раздумывая, чем бы заняться. И взгляд натыкается на маленький ключик, отливающий золотом в робком ноябрьском солнце. Ключ от мастерской и записка: «Делай все, как скажут, и ничего не бойся. Марк». Не веря собственным глазам, осторожно кладу ключ на ладонь. Вскакиваю с кровати и несусь к заветной двери, убеждая себя, что он не мог… не мог пойти на это. Он слишком дорожит своими творениями. Руки дрожат, и ключ выпадает из пальцев. Поднимаю, с трудом попадаю в замочную скважину. Замок щелкает.

– Нет, – тихо шепчу, потянув на себя дверь. Та открывается легко, будто приглашая. И я принимаю приглашение. Побыть здесь, проникнуться особой атмосферой и, быть может, – попрощаться. А иначе зачем чужаку проникать сюда? Разрушить самое ценное. Разбить. Растоптать Марка. Выбить из колеи. И он поддался на это. Почему?

Я обхожу выставочный зал – а иначе не назвать это громадное помещение, уставленное стеллажами под самый потолок с самыми разнообразными куклами. И хочется познакомиться с каждой, заглянуть в жизнь Марка. Какой он был, когда творил этого грустного клоуна в несуразных штанах и пестром колпаке? Что чувствовал, когда под его пальцами рождалась белокурая золушка или зеленоглазая русалка? О ком думал, когда вылепливал лицо скрипачки? Впрочем, последнее как раз не было тайной – эта юная белокурая скрипачка была точной копией той храброй девочки Лизы. Я не сдерживаюсь, снимаю скрипачку с полки, куда ее перенес Марк. Попутно забираю Пеппи и еще не до конца высохшую Эсмеральду. Теперь они будут жить в спальне.

Я ухожу с тяжелым сердцем, чувствуя, что больше не увижу этих чудных маленьких людей. Запираю дверь на три оборота, в спальне расставляю кукол. Пеппи кладу на подушку. Выдыхаю и набираю номер.

Мужской голос отвечает не сразу, заставляет понервничать и сто раз обдумать свое решение, но мне не отступить.