Лана Черная - В плену

– У меня есть то, что вам нужно.

– Через два часа в кафе на набережной у старого моста. Передашь курьеру. Через полчаса заберешь там же.

Курьером оказывается самый обычный подросток. Я отдаю ему бумажный конверт, в котором спрятан ключ. Заказываю чай. На улице падают хлопья снега, припорашивают мостовую. Черные воды реки волнуются от порывов ветра. А в кафе тепло и уютно. Большая чашка удобно ложится в ладони, греет. Вот только все равно зябко как-то. Невольно тянусь к мобильному телефону, набрать номер Марка, услышать его голос. Как же быстро мне стало не хватать его. Странно. Набираю номер, но сбрасываю вызов – возвращается курьер. Молча отдает запечатанный конверт. Усмехаюсь, пряча его в сумку.

Выхожу на улицу. Холодный ветер швыряет в лицо горсть снега. Зажмуриваюсь, вдыхая морозный воздух. Поднимаю воротник пальто, перехожу дорогу. Река подернулась тонкой ледяной пленкой, кое-где растрескавшейся от напора неуемных волн. Им не хочется быть закованными. Они хотят свободы. Вырваться из холодного плена.

Совсем недавно я тоже этого хотела. Останавливаюсь на переброшенном через реку висячем мосту. Старый, он скрипит и раскачивается на ветру. Всматриваюсь в норовливую реку.

И как теперь все изменилось. Марк все изменил, прочно застряв в моей жизни.

С мыслями о муже возвращаюсь в поместье. Навещаю Зевса на конюшне. Меня встречает Егор. Вместе мы кормим Зевса. Он показывает, как его мыть. И это доставляет мне неимоверное удовольствие.

– А вы давно знакомы с Марком? – не удерживаюсь от шанса узнать что-то большее о муже.

– Лет двадцать, наверное, – немного подумав, отвечает Егор, смывая пену с холки Зевса. – Нас его брат познакомил. Мы с Крисом выросли вместе.

– Вы тоже сирота?

Егор улыбается мрачно.

– Хотелось бы, но, увы. А Марк меня приютил, можно сказать, когда я оказался в трудном положении. Дал кров и работу, – он разводит руками, будто хочет обнять всю конюшню.

Он много рассказывает о лошадях, проводит экскурсию, а потом я еще долго гуляю по парку. И день проходит незаметно. Уставшая, падаю на кровать, желая только одного – уснуть.

Но сон не идет. И мысли странные лезут в голову.

Я так и не съездила к Кате, не позвонила Марку, а стоило. День провела на конюшнях, а вечером долго бродила по парку. Теперь я не сходила с тропинки и все время не выпускала из виду серую глыбу поместья. А то в прошлый раз так догулялась, что заблудилась, попала под дождь, промокла. А потом неделю провалялась в горячке с воспалением легких. Помню, как открыла глаза и первое, что увидела – стены больничной палаты. В тот же вечер Марк забрал меня домой.

Подхожу к окну, за которым искрится в лунном свете снег.

Марьяна рассказывала, сколько времени Марк проводил в больнице. Переживал. Похудел. Потому что волновался за меня и за Катю. Оказалось – ее похитили.

Крис сходил с ума. Я видела его лишь однажды за то время. Марк встречался с ним, чтобы выяснить, как движутся поиски. Он осунулся и стал еще злее. В серых глазах – лихорадочный блеск и щетина на лице. Еще недавно отутюженный и выхоленный, сейчас он походил на бродягу, даже брендовая одежда не спасала от этого ощущения. Помятый, он все равно оставался хищником, только его загнали в угол и опрокинули на спину. А он выцарапывал свое право на жизнь.

Крис был недоволен нашим появлением, много курил и без конца повторял какие-то стишки, пытаясь уловить в них смысл. Этими детскими стишками были исписаны горы листов – я видела их. В них не было ничего опасного, обычные считалочки. Кроме одной. Ее Катька очень часто повторяла. Вклинивала удачно в разговорах по фразочке. Раньше. В студенческие годы. А потом я написала на них музыку. И она пела эту странную песенку про грустного клоуна. Говорила, что когда-то сочинила ее для близкого человека. Я спрашивала, но она все время отшучивалась. И я рассказала Крису. А через несколько дней он нашел Катю. Нашел и запер в клинике, а сам уехал. Я просила Марка забрать ее в самый первый день, убеждала, что ей не станет там лучше, но Марк решил, что Кате нужна медицинская помощь.

А теперь сам захотел ее забрать. Пытался. Но врачи не отдавали. Марк считал, что Крис запретил. Не понимал только – зачем, если бросил.

Я вздыхаю, забираюсь на подоконник. Укутавшись в плед, так и просиживаю, пока не начинает сереть.

С первыми робкими лучами солнца набираю номер Марка. Он отвечает сразу, будто только и ждал моего звонка.

– Привет. Что делаешь? – спрашиваю на одном дыхании и тут же понимаю, какую глупость сказала. Что можно делать в шесть утра? А у него сейчас так вообще четыре, если я правильно помню разницу во времени: утром специально нашла в Интернете, чтобы знать, когда звонить. И все равно не угадала.

– Ну… – протягивает Марк странно бодрым голосом, – учитывая, что сейчас четыре утра – лежу в постели и разговариваю с тобой.

– А почему не спишь?

– А ты?

– Я первая спросила!

Он хрипло смеется.

– Сон приснился, – вздыхает и замолкает, не желая развивать тему.

– Плохой? – не отстаю я. Мне нужно с ним говорить – сам же просил. Ну вот.

– В моем состоянии не особо хороший, – снова вздыхает, а у меня закрадывается чувство, что он смеется надо мной. Вот только где подвох – не могу уловить.

– В каком твоем состоянии? – не унимаюсь, пытаясь понять, в чем уловка.

– Неудовлетворенном, – легко отвечает Марк, а я понимаю, что попалась-таки на его уловку.

– А если бы лежала рядышком? – и откуда только смелость для таких слов взялась.

– Провоцируешь? – слышу, как он улыбается. – Это хорошо, пташка. Очень хорошо. Но будь ты рядом – вряд ли лежала бы, дорогая.

– Ну ты же не всегда будешь торчать в своем Копенгагене.

– Ты доиграешься, пташка, – выдыхает угрожающе, но вот не страшно только. Уже не страшно. И порой я даже ловлю себя на мысли, что мне хочется чего-то большего, чем разговоры и робкие поцелуи. Хочется ощутить, каков Марк Ямпольский в постели. Попробовать на вкус его желания. – А Копенгаген – красивый город, – перебивает он мои мысли, не видя, как щеки горят стыдом. – Игрушечный. Уверен – ты влюбишься в него. И я обязательно покажу тебе его. Обязательно.

– Ты нашел Криса? – пользуюсь моментом перевести разговор в другое русло.

– Почти.

– А я отдала ключ. Все как ты и говорил. Сделали слепок. Оригинал вернули. Марк.

– Ммм?

– Зачем ты согласился? А если они все разрушат?

– Все будет хорошо, не переживай. Но… мне приятно, что ты волнуешься.

Разве я могу иначе? Он хоть и хорохорится, но я не забыла его взгляд, когда я разбила всего несколько кукол. Что же с ним будет, если уничтожить всю коллекцию?

– Все будет хорошо, – повторяет он, словно мысли подслушивает.