Лана Черная - В плену

И ночью позволила ему… все позволила. И что самое отвратительное – мне все понравилось. Особенно его взгляд, когда, слегка поостыв после сводящей с ума близости и умопомрачительной волны наслаждения, он предложил попробовать кое-что интересное, и я согласилась.

Тело тут же отзывается истомой и легким покалыванием в тех местах, где была веревка. Шелковая. Мягкая.

Марк укладывает меня на кровать. Сбрасывает все лишнее, оставляя лишь меня на черной атласной простыне. Застывает, слегка склонив голову, лаская взглядом. И кожа покрывается мурашками. Он проводит ладонью по лицу и тут же отдергивает, наткнувшись на маску. Уходит и возвращается через бесконечно долгое мгновение с алой веревкой в руках. Забирается на кровать, удобно устроившись у меня между ног.

– Не бойся, – шепчет едва слышно. – Только не бойся…

А я и не боюсь. Ну разве что самую малость, ведь я еще ничего подобного не проделывала и не ощущала. И эти ощущения выносили мозг. Сбивали дыхание, разгоняли сердце в бешеном ритме.

А Марк не сводит с меня темного, пронизывающего взгляда и очень нежно заводит веревку сзади, спускает вниз по телу и крестом обворачивает спереди и сзади. Опутывает вокруг моей руки и протягивает обратно по груди к другой руке, проделывая тоже самое. Легко фиксирует их вдоль бедер, не давая ни единого шанса коснуться его. А так хотелось снова зарыться пальцами в его черные волосы и снять все-таки к черту его ужасную маску. Не позволил, связав концы веревки на животе красивым и причудливым узлом. И проделывает это настолько сосредоточенно, будто нет в жизни ничего важнее, чем связывание меня. И судя по его взгляду – так оно и есть. Для него в эти минуты нет ничего важнее и кайфовее. По его глубокому взгляду и тяжелому дыханию я точно знаю, что ему все это нравится.

Он проводит ладонями по моим бедрам, животу, груди, шее. Я предполагала, что ему нравится такое – еще не забылась связанная девица в его спальне. Но я никак не догадывалась, что это понравится мне.

– Не слишком туго? – спрашивает заботливо, кружа пальцем по животу. Я прислушиваюсь к себе. Веревка мягкая, но крепкая, давит на кожу, но нет, не туго. Вот только голос подводит, и я лишь отрицательно мотаю головой.

– Все хорошо? – слабый кивок. – Точно?

– Да, – выдавливаю хрипло. – Только…

– М? – скользит руками по бедрам, ниже, глубже, туда, где пульсирует желанием, пальцем очерчивает путь вдоль веревки. Я проглатываю вдох.

А Марк поднимает на меня совершенно ошалелый взгляд, и нет ничего прекраснее, чем видеть, как мужчина сходит с ума от желания. И что причиной этому – я.

А я напрочь забываю, что хотела спросить. Марк выдыхает, склонившись надо мной, слегка прикусывая нижнюю губу, дразня.

– Ты прекрасна. И я без ума от тебя, – улыбается, целуя шею, грудь, живот. Я слегка подрагиваю от его приятно-дразнящих ласк. Но что-то определенно мешает, смазывает ощущения. Марк понимает. Кивает. И завязывает мне глаза снова.

– Прости, – шепчет в очередной раз, поглаживая бедро.

Касается губами моих, и эти ощущения его губ, его кожи, слегка шершавой от многочисленных шрамов – я помню их, пусть и не вижу – вызывают дикий восторг. И я совершенно не представляю, как жила раньше. И… Додумать Марк мне не дал, унося в неземное наслаждение…

Я тяжело выдыхаю, открываю глаза. По телу расползается противная дрожь, которую сейчас совершенно некому унять. И запах, оставшийся на подушке, дразнит. Я сжимаю ее со всей силы, напоследок вдыхая мужской аромат, и швыряю на пол. Злюсь. На саму себя. На это утро, укравшее ночное удовольствие. И на ночь, так некстати показавшую мне собственные эмоции. На все! От злости сбиваю простыню и отправляю вслед за подушкой. Следом отправляется одеяло. И моя подушка. Джун взметается ввысь, на лету хватая подушку. Рычит радостно, тряся башкой, разрывая наволочку. И перья разлетаются по комнате, сыплются на нос Джуну, мне на лицо. Я смеюсь, а Джун фырчит и чихает. Но не прекращает трепать подушку, устраивая перьевой дождь.

– Все, Джун, – через смех говорю я, отплевываясь от перьев. – Хватит устраивать тарарам, – и, вскочив, выхватываю у него тряпку – все, что остается от подушки. Он пытается отобрать, приседает на передних лапах, рычит, но я приказываю, и он успокаивается, обиженно поскуливая.

Впрочем, его обида длится недолго. И уже через минуту обиженного сопения Джун тянет меня к двери, вернее, подпихивает сзади, потому что ухватить меня не за что.

– Отстань, Джун, – сперва нужно принять душ и одеться, а уж потом появляться на людях.

В ванной осматриваю свое тело со следами легких укусов.

– Заклеймил все-таки, – усмехаюсь своему отражению, касаясь пальцами овальных следов. Семейное это у них, что ли. Впрочем, вспоминая сказочное удовольствие от легкого покалывания, когда Марк все-таки снял веревку, и его ласкающих поцелуев, ничего не имею против его отметин.

Но странная тоска вдруг накатывает, и я спиной опираюсь на стенку душевой кабинки, пытаясь хоть немного трезво подумать над всем, что произошло. Как же быстро!

Наскоро приняв душ, стараясь не намочить волосы, натягиваю джинсы, вязаный свитер и возвращаюсь в спальню. Джун торчит у окна, поставив передние лапы на стекло и завороженно смотря на улицу, радостно виляя хвостом. Интересно, что он там такое увидел. Подхожу к окну, одним движением отдергиваю занавеску и замираю. Внизу Марк сосредоточенно расчищает снег. И странная тоска вдруг накатывает ощутимо, давит, и я лбом упираюсь в стекло. Глубоко дышу, пытаясь хоть немного трезво подумать над всем, что произошло.

Ночью Марк был откровенен, как никогда. Не разговорами, когда соврать легче легкого. А живыми эмоциями, проникновенным шепотом и сносящими крышу ласками. Ночью он не врал – я знаю точно. Но где-то на грани сознания заворочался червячок сомнений: а в остальное время?

Усмехаюсь. Поздно же появились эти сомнения. Прикрываю глаза, вспоминая все, что произошло за это время. Нашу близость. Его откровенность. Его боль. Он не врал в самом страшном о своем прошлом, так почему я не должна верить ему в остальном? Трясу головой, отгоняя неправильные сейчас мысли.

Открываю глаза и встречаюсь с внимательным и хмурым взглядом Марка. Сердце пропускает удар. Я улыбаюсь робко и машу ему рукой. Но Марк вдруг отворачивается, снова берет лопату, загребает снега и отбрасывает в сторону. Да что это такое? Что случилось? И не дожидаясь Джуна, срываюсь вниз.

Наскоро обуваюсь, надеваю куртку и выхожу на улицу с другой стороны. Обхожу, пытаясь сообразить, с какой стороны видела Марка. Выруливаю из-за угла и замираю. Дорожка к дому расчищена, лопата воткнута в снег, а Марка нигде нет. Но только я решаю вернуться к дому, чтобы отыскать-таки своего супруга, сильные руки обхватывают за талию, а горячее дыхание обжигает шею.