Сергей Могилевцев - Азовский

Однако Кнопка, увы, была не такая! Ее совсем не интересовали лирические, по ее словам, отступления, даже если они имели прямое отношение к химии. Ей было, к примеру, плевать на поиски философского камня, на превращение ртути в золото, на похождения Калиостро и имена великих алхимиков Парацельса, Марии Коптской или Клеопатры Египетской. Слыхом не слыхала она об александрийском маге Зосиме, о влиянии на развитие химии походов Александра Великого, да и саму свою химию она бережно охраняла от любых алхимических поползновений, не понимая, что алхимия есть составная часть химии, что алхимия как раз и поставила те проблемы, решила те вопросы и открыла те химические элементы, без которых химия вообще бы не появилась на свет. Говорить же с ней о чем-то еще более раннем: о натурфилософии, атомах Демокрита и четырех стихиях Фалеса и Эмпедокла было вообще зряшной затеей – она считала свою химию чем-то неизменным, существующим в природе от самого первого дня рождения нашей планеты; вся ее химия умещалась в пару школьных учебников химии да в пособие по проведению простеньких опытов; а все, что было сверх этих трех ее тоненьких книжек – объявлялось великой ересью, подлежащей немедленному искоренению. Она, в сущности, была глубоко безграмотной женщиной, ее вполне мог заменить на посту учителя химии какой-нибудь смышленый, с подвешенным языком пятиклассник – стоило лишь ему накануне урока внимательно прочитать учебник на две страницы вперед. Я еще раз убедился в этом, потому что Кнопка, коварно на меня посмотрев, попросила поведать классу о способе получения чугуна. У, как же вознегодовал я на нее за этот вопрос! Зубы мои, и без того непрестанно щелкающие от продолжающей трясти меня нервной дрожи, защелкали с еще большей силой, я несколько секунд вообще не мог ничего сказать, а только от возмущения часто махал руками. Как, в век Гагарина и Терешковой рассказывать о каком-то там чугуне, о всех этих домнах, получении кекса, химических добавках и бессемеровских процессах?! В век великих космических подвигов, когда уже не чугун и не сталь, а прочный титановый сплав используется в производстве ракет, танков и космических спутников?! Когда чуткие земные антенны принимают сигналы из невообразимо далеких галактик? Когда гибнут наши танкисты на тесных улочках пылающей Праги? И после вот этих великолепных событий рассказывать о способе получения чугуна? Короче, пришлось мне немедленно взять себя в руки, и, кое-как уняв нервную дрожь, рассказать им о том героическом времени, в котором все мы живем.

– Все дело, друзья мои, – сказал я своим одноклассникам, – как раз и заключается в чугуне. Точнее – в его огромном количестве. Куда ни пойдешь – везде натыкаешься на чугун. То на какую-нибудь мортиру наткнешься средневековую, то на Царь-пушку, а то и, представьте себе – на сам Царь-колокол. Вместо того, чтобы натыкаться на титан и на цезий, на хром и никель, на молибден и ванадий, вы, мои дорогие друзья, натыкаетесь на презренный чугун. А для этого ли работали Парацельс и Спиноза, для этого ли вещал таинственный Калиостро, для этого ли в тиши египетских храмов проводила свои опыты великая Клеопатра? Нет, друзья мои, не для этого, не для презренного чугуна, не для застоя и запустения вещали и трудились лучшие умы человечества. Не для примитивного курса химии средней школы, не для нудной зубрежки и бездарного списывания у соседа, а для бессонных размышлений вьюжными снежными ночами, для полетов Гагарина и Титова, для самой передовой в мире советской науки!

Тут я на секунду остановился. В классе стояла пронзительная тишина, тишина настолько неестественная и удивительная, что ее наверняка не помнила наша школа за все время, что она здесь стоит. Соученики мои сидели с открытыми ртами, в некоторых глазах светился нескрываемый восторг, в некоторых, наоборот – полнейшее недоумение. Рот же Кнопки был открыт больше, чем у самого последнего двоечника, она, без сомнения, была в состоянии сильнейшего шока, ее словно бы ударили по голове пыльным мешком, и она стояла, уставившись в меня своими маленькими совиными глазками, моргала ими, и не знала, что же ей предпринять.

– Товарищи! – продолжил я свою тронную речь. – Поверьте мне: алхимия – это наука будущего! Только лишь Парацельс, изучающий строение человеческого организма, только лишь Демокрит, проводящий опыты с неуловимыми атомами, должны отныне стать вашими истинными наставниками и учителями. Возьмите, к примеру, Клеопатру Египетскую, возьмите, наконец, Зосиму Александрийского…

– Простите пожалуйста… – перебил меня робкий девичий голос. Я обвел взглядом класс, и увидел Гулю Конопко, тянувшую застенчиво вверх свою худую смуглую руку. – Простите пожалуйста, вы не могли бы немножко помедленнее продиктовать про Клеопатру Египетскую? – Гуля, безусловно, во время моей баснословной лекции потеряла всякие ориентиры, и, принимая меня за учителя, как прилежная хорошистка, боялась пропустить важную мысль.

– Безусловно, друзья мои, безусловно, я постараюсь говорить немного помедленнее. Итак, Клеопатра Египетская. Что же видим мы в этой выдающейся египетской женщине, в этом ученом, взращенном на брегах великого Нила? В этой прелестной лилии, выросшей под сенью загадочных пирамид, в тиши таинственных египетских храмов, среди старинных папирусов, саркофагов и мумий. А видим мы, друзья, бесстрашного исследователя таинств природы, бросившего вызов неумолимому течению времени, не убоявшейся жестокого завоевателя Цезаря, делавшего, между прочим, ей всякие циничные предложения. А многие ли из вас, сидящих в этом притихшем классе, смогли бы побороть подобное искушение? Многие ли из вас, простых советских девчат, смогли бы противиться звону полновесных сирийских динариев, и, поборов искушение, уйти под сень великой царицы алхимии? Нет, не многие, и в этом как раз трагедия нашей советской науки! Вы, школьницы нашей несчастной страны, вы, понятия не имеющие о великой праматери искусств и наук алхимии…

Здесь я на секунду остановился, поразившись, что Кнопка, стоявшая недалеко от меня, казалось бы, превратилась в бессловесную невесомую тень, и застыла в углу, подобно древней египетской мумии. Я пожалел было ее, и решил все же немного рассказать о получении чугуна, но предисловие мое еще не закончилось, и поэтому я вынужден был рассказывать об алхимии и Египте:

– Нет, милые мои девушки, вы отнюдь не патриотки своей любимой страны. В то время, когда в песках Египта великая царица алхимиков отбивается от гнусных притязаний завоевателя Цезаря, когда отважная тамбовская девушка Терешкова уже совершила витки вокруг нашей прекрасной планеты, когда бесстрашные советские воины идут на штурм пылающей пламенем Праги, бросая под пулеметы и танки свои бесценные, необходимые родине жизни, вы, не способные ни к какому порыву, готовые опрокинуться навзничь под взглядом какого-нибудь встречного проходимца, те, кого можно изнасиловать в любое мгновение, и, в свою очередь, те, кого нельзя изнасиловать никогда…