Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

И опять потекли сладкие дни и ночи. Они не расставались ни на минуту. Нужно было спешить – ведь в их распоряжении было всего два дня и три ночи! Да ещё эти дрова! Их же нужно было разгрузить, перенести, сложить! Сколько времени у них забрали!

Конечно, Лёшка заплатил водителю и грузчику, чтобы быстрее разделаться с этими делами, и сам впрягся в работу. Но часа три драгоценных они потеряли. Потом Таня предложила пойти в лес погулять.

– Смотри, какая красота, – сказала она, кивая на пожелтевшие деревья. – Я так люблю осенний лес! Пошли. И свежим воздухом подышим.

И они пошли. Лёгкий ветерок шелестел листвой, и лес, как будто играя с природой, вздыхал и откликался постукиванием дятлов и перекличкой соек. Осень была ранняя, под ногами шуршали опавшие листья, и они специально бродили не по тропинкам, а поэтому жёлто-золотистому ковру, по щиколотки зарываясь в него. Таня была счастлива. Она кружилась вокруг Алексея, вокруг деревьев, раскинув руки, улыбалась, щурясь на солнце, и счастливо ворковала:

– Смотри, какое солнышко нежное! Осенью оно всегда нежное. – Теребила за руку. – Ну смотри!

Лёшка смотрел и улыбался:

– А летом оно какое?

– Летом оно жаркое, а весной – озорное! Вот каким оно бывает! А сейчас оно нежное. Нежное, понимаешь? Я люблю осень, потому что она нежная. А Пушкин писал – унылая… Помнишь?

Она картинно, как провинциальный актёр, размахивала руками. А закончив четверостишие, обернулась к Алексею.

– Помнишь? Унылая пора… Но… очей очарованье! Как здорово! Ну, помнишь?

Он усмехнулся.

– Это ты молодец, что школьную программу помнишь. А я филолог, обязан знать. Я знаю даже, что там дальше и такие строки есть:

Ну, и так далее…

Она обняла его, промурлыкала:

– Какой же ты у меня умный… Люблю тебя.

Отпустила, отошла в сторонку, продолжила:

– Вот знаю, что нельзя часто в любви признаваться. Особенно мужчинам. – Поджала недовольно губки. – Удержаться не могу!

Он усмехнулся.

– Ну и перед многими ты уже не удержалась!

– Пока только перед одним! Угадаешь?

Он отрицательно покачал головой. Она радостно засмеялась.

– Ну и правильно! Потому что ты недогадливый! Понял? Умный, но недогадливый. Вот! А я глупая, потому что в любви тебе всё время признаюсь, но счастливая… – Она погрустнела. – Только мало счастья было в этом году… Два раза только и было… Вот если бы каждый день…

Лёшка привлёк девушку к себе, погладил по волосам, прошептал:

– Счастье каждый день не бывает. Когда каждый день – это уже обыденность. Переходит в привычку, и ты перестаёшь замечать его…

Она отстранилась.

– Так вот почему ты выдерживал меня всё лето!

Он снова обнял её, прижал.

– Глупенькая, я очень люблю тебя.

Он начал целовать её, но она быстро отстранилась.

– Сам учил, что горят на мелочах. А с таким поведением и до греха недалеко. Вот тут, когда никого поблизости быть не должно, нас и засекут! – Погрозила ему пальчиком. – Низ-зя! Низ-зя! Пошли лучше домой скорее…

Он согласно кивнул, и они двинулись к дому. Но через пару шагов Лёшка тормознул.

– Погоди-ка. – Он отошёл в сторону и поднял с земли большой жёлто-красный кленовый лист. Подал его Тане. – Вот тебе на память об этом дне.

Она осторожно взяла ещё не совсем увядший листок, поднесла его к губам, благодарно улыбнулась и нежно поцеловала любовника в щёку.

Вечером, уже в постели, Лёшка спросил её:

– А как у тебя с английским?

Таня беспечно махнула рукой.

– А, никак. Как у всех.

Потом вдруг глаза её округлились, она приподнялась, опираясь на локоть, и, с восхищением глянув на него, протянула:

– Вот это да-а-а! Вот это недогадливый! – Радостно засмеялась. – Будешь со мной заниматься! Английскому учить! Умничка, вот умничка!

Таня быстро взобралась на него, затормошила и зацеловала. Потом пристроилась рядом и с серьёзным видом заявила:

– Заодно и язык выучу.

Операция по выбору преподавателя английского для Тани прошла блестяще. Сначала Татьяна несколько раз заикнулась дома, что для современного молодого специалиста знание иностранного языка является жизненной необходимостью. При этом она, конечно, заметила, что в институте хорошенько изучить его невозможно. Нужны дополнительные занятия. Потом ненавязчиво подвела маму к тому, что на очередных посиделках Юрьевых с Сидоровыми Лена завела об этом разговор и спросила Алексея, не может ли он подыскать хорошего преподавателя для занятий с Татьяной. Лёшка не успел и рот открыть, как в разговор вмешалась Лиза.

– Да что его искать? Вам что, Лёша не подходит?

Все посмотрели на Алексея. Он вроде бы засмущался, пожал плечами, сказал неуверенно:

– Да для Танюшки… Я, конечно, могу. Но надо посмотреть мой график, что там со временем получается…

Тут все загалдели:

– Какой график, что получается! Нормально получается, не каждый же день заниматься! Притом после обеда. Уж для кого-кого, а для Тани время найдёшь.

Вроде уговорили.

– Но, – сказал Лёшка, – вряд ли я смогу чаще, чем раза два в неделю.

Таня с серьёзным видом, пожав плечами, заверила:

– Так этого достаточно.

В глазах её светились искорки смеха, но кроме Лёшки, никто их не заметил. А Таня вздохнула и добавила:

– Ну если очень надо будет, можно и в выходные дополнительно разок позаниматься. – И к Лёше: – Можно?

Никто, естественно, и на этот раз не заметил озорной двусмысленности фразы. А Алексей, важно кивнув, подтвердил:

– Если надо будет, то, конечно, можно дополнительно и в выходные поработать. – Не удержался и добавил: – И не один раз.

Так у них началась новая жизнь. Они успевали и любовью позаниматься, и английским. Теперь Лёшка и Таня проводили много времени вместе, и как-то по-новому сблизились. Татьяна рассказывала Алексею о своих делах, институте, друзьях. Делилась впечатлениями о кинофильмах и книгах. Лёшка тоже рассказывал ей кое-что о своей работе. Так и бежало время. Между прочим, Татьяна оказалась способной ученицей, делала успехи в освоении английского и не упускала случая продемонстрировать свои знания. Вроде бы всё складывалось прекрасно. Но спустя некоторое время забралась тревога в душу Алексея. «Не может быть всё так складно, так хорошо, – думал он. – Что-то должно случиться!» И случилось.

Однажды, прибежав из ванной комнаты, Татьяна не юркнула ему под бочок, как обычно, а, закутавшись в простыню, села в уголок кровати, помолчала немного, потом тихим таким, вкрадчивым голосом начала: