Анатолий Грешневиков - Дом толерантности (сборник)

Первые минуты причиняли ей ужасное расстройство. Сказывались и детские страхи… Однажды отец в экспедиции по тайге посадил ее рядом с водителем, дал порулить. Дорога шла по рытвинам и кочкам. В ту секунду, когда переднее колесо наехало на непредвиденное препятствие, Маша с испугу повернула руль не в ту сторону, и машина врезалась в елку. Криками от боли запомнилась та попытка порулить. Случай, вернее, маленькая мягкая ель спасла ездоков. Но в память надолго врезались и брань отца, и выступивший холодный пот на лбу водителя. С той поры отец не разрешал никому из семьи садиться за руль, особенно сторожил сына Максимку. У него сердце замирало, когда он видел, как тот забирался в машину…

Сегодня строгий отец не видел Машиной езды, потому не имел повода сокрушаться. Зато у Анзора глаза постоянно округлялись от ужаса, когда машина тормозила в полуметре от дерева или оврага с камнями. Маша, психанув на себя, выпрыгивала на улицу. Вставала у березы и стучала ладонью по ее стволу, вымещая тем самым на ни в чем неповинном дереве свою обиду. Успокоение приходило быстро. Анзор ждал в автомобиле, смеялся… Маша виновато смотрела, как в лесу стыдливо поникли некоторые белоствольные березы. Погладив одну из них в знак примирения, она вновь садилась за руль.

Больше всего ей нравился в этой ситуации хладнокровный характер Анзора. Он не кричал, не оскорблял, даже голоса не повышал. Прощал или не обращал внимания на все ее колкости. Даже самое малое неудобство, причиняемое ему, он переносил, как должное. Другой бы взорвался, прекратил езду, наговорил всяких гадостей. А этот упорно терпел её выходки. Щепетильнейшая учтивость не покидала его даже тогда, когда она обзывала его «тупым арбузом, которому надо учить вождению только медведей». Не изменила ему крепкая кавказская выдержка и когда машина влетела в кусты, поцарапав правый бок о твердые ветки деревьев.

Счастливой Маша вернулась домой. Ноги плясали. Ей хотелось как-то отблагодарить учителя за ту нежную заботу, какую обычно уделяют ребенку заботливые родители. Добрые слова чуть не вырвались из груди…

На дворе у подъезда она вдруг увидела скопление людей и полиции. В груди заколотилось сердце, губы будто онемели.

– Спасибо, Анзор, – смогла лишь вымолвить она, предчувствуя беду. – У нас что-то в доме стряслось. Смотри, там врач, кажется, ходит.

Подбежав к дому, она увидела брата Максима и сестру Галю с магнитофоном в руке. Человек пять окружили девушку в белом халате, с увесистой сумкой, привлекающей внимание наклейкой с красным крестом. Та громко объясняла, что ничего страшного с Иваном Никодимычем не произошло, просто поднялось высокое давление, ему сделали укол, и теперь он должен полежать.

Маша набросилась на сестру с расспросами. Вчера у Ивана Никодимыча произошла кража в квартире. Какой-то мерзавец вытащил из коробки все медали и ордена, полученные на разных фронтах войны. Украл и деньги, отложенные на издание книги про танкиста Колобанова. Больше ничего не взял. Даже не покусился на магнитофон, привезенный сыном в подарок и стоящий на виду на этажерке. По всей видимости, у воришки была одна цель – забрать фронтовые награды. В последнее время в газетах, как сказала Галя, участились публикации на тему грабежа у ветеранов войны их боевых орденов – они повысились в цене, на них появился спрос.

А жуткую пропажу обнаружил Иван Никодимыч лишь сегодняшним днем. К нему пришла Галя, как договаривались, взять материал для будущей книжки о герое-танкисте. В ходе разговора он полез в коробку, а там пустое дно. Вчера ордена лежали на месте. После похода в магазин за колбаской он остатки денег положил в коробку, потому видел там родные награды. Выходит, их украли либо во второй половине дня, либо ночью, когда он спал, но это было исключено, дверь никто не взламывал, отмычкой не открывал. А сегодня старик вообще из дома не выходил, готовился к встрече с журналисткой…

Следователь полиции, составляя протокол о краже, предположил: раз вчера Иван Никодимыч выходил на улицу на открытие магазина, куда его затащили дружки Анзора, то, скорее всего, в это время и произошло проникновение в квартиру.

Для бывшего танкиста ничего не было дороже, чем боевые ордена и медали. Каждая из них хранила память о кровопролитных боях и потерянных навсегда друзьях-однополчанах, каждая свидетельствовала о его ненапрасной, героической жизни. Он гордился ими. Но держал их в коробке. На старую гимнастерку, в которой ходил на праздники, вывешивал награды редко. Порой ветераны спрашивали у него, а где твои «Отвага», «Звезда», «Мужество». Он признавался, что стесняется их надевать. Время мирное. Молодежь другая. Зачем привлекать к себе лишнее внимание? Конечно, было время, когда холодильник стоял пустой, а на столе лежала лишь буханка черного хлеба. Была возможность благодаря этим орденам и медалям улучшить быт, получить колбасу и рыбку… Но он тогда наотрез отказался торговать памятью… Лучше голодать. И жить впроголодь пришлось. А сейчас пенсию прибавили, денег хоть и немного, да на кусок мяса, чтобы суп сварить, хватает. Только вот и орденов нет.

Память Маши вернула ее к одной истории, которая также произошла с участником войны и которую Галя хлёстко описала в газете. Запомнились даже детали происшествия. Может, от того, что Галя получила премию за смелость и за важность патриотического воспитания, а может, из-за того, что тогда этот случай был единичный, и он потряс всех ее знакомых и друзей. В день Победы шли ветераны домой с орденскими планками на парадных пиджаках. У одного из них сияли государственные знаки доблести и отваги. Именно к нему и подбежал парень-крепыш, сорвал самый видный орден. Убежать не успел. Фронтовик крепко взял парня за плечо. Но тот сильным ударом кулака уронил его на землю, однако, потеряв равновесие упал и сам. Старик попытался прижать его к земле, но тот вырвался и убежал, оставив новый плетеный башмак. Началось преследование. «Догоню во что бы то ни стало», – мысленно твердил оскорбленный ветеран войны. Настиг он преступника уже выходя из метро на многолюдном бульваре. Схватились драться. Старик отбил у мерзавца свой орден, но жуткой ценой – правая рука была сломана. Вскоре в газете появилась статья. Горожане узнали, как герою три раза накладывали гипсовую повязку на покалеченную руку, поразились одной важной детали – оказывается, фронтовик преследовал молодого негодяя на протезе, ногу он потерял в сорок третьем году во время атаки, наступив в заснеженном поле на фашистскую противотанковую мину.

Та статья о мужественном поступке ветерана войны запомнилась Маше надолго. Запомнилась слезами старика, пережившего шесть ранений, и которого Галя однажды показала Маше. Но еще больше она запомнилась словами отца, сказавшего детям: «Не дай Бог кто-то из вас поднимет руку на ветерана войны, украдет у него ордена, – знайте, я вас в дом не пущу!». Потом добавил: «Знать, наша страна заболела, идет в опасном направлении, если внуки крадут военные награды дедов». Галя тогда поместила сердитый вердикт отца в своей газетной статье. Правда, вложила их в уста другого человека.