Андрей Олех - Безымянлаг

– А вы кого-нибудь еще ждали?

– Нет, нет, в том-то и дело. Никого не ждал.

Зачем он пришел? Ему можно верить? Что он будет спрашивать? Глаза снова наткнулись на интервью Ильюшина.

Зимонин принялся читать вслух, прекрасно осознавая, как нелепо это звучит, но москвич прервал его вопросом о смерти Опарина. Инженер растерялся, никто об этом в открытую с ним еще не говорил. Может, это и есть шанс? Может, еще получится все остановить? Если за дело возьмется Москва… Только не здесь, охранник Женя подслушает, надо увести гостя из кабинета.

– Пойдемте, я покажу вам котельную, лучше турбину, мы запустили первую турбину мощностью в двадцать пять тысяч киловатт, – быстро и громко заговорил Зимонин, надевая пиджак поверх свитера, увлекая Неверова за собой по знакомому лабиринту коридоров ТЭЦ.

Экскурсию по ним он проводил часто, один раз даже для делегации Берии. Сам народный комиссар внутренних дел, конечно, не появился, но его свите очень понравилось. Лучшее место для тихого разговора – это пожарный выход рядом с котельной, там никого не бывает. Инженер толкнул тяжелую дверь, москвич, не ожидавший ночной улицы, выглядел напуганным. И это работник НКВД, серый уродец, пугающийся темноты.

Зимонин шепотом начал рассказывать о череде смертей, о людях, найденных с перерезанным горлом, об опасениях Чащина, о том, что никто не видел мертвое тело. И чем больше говорил, тем меньше верил ему москвич.

– И вы из-за этих фантазий идиотских анонимку в Москву написали?! – Неверов неожиданно рассмеялся инженеру в лицо.

Анонимка? Вот откуда эта проверка! Но почему они думают, что это Зимонин ее написал? Кто вообще из тех, кого он знает, мог отправить такое в центр? Только Леня Чащин. Значит, он все-таки успел сделать то, о чем говорил. Но лейтенант ГБ не хочет верить и этому. Ему нужны доказательства. Все напрасно. От холода и напряженного разговора действие коньяка заканчивалось. Зимонин заметил, что выскочил на мороз в одном пиджаке, его начал пробирать озноб. Какие у него могут быть доказательства?

– Никаких, только тела Опарина и Чащина могут доказать, что их зарезали, – обреченно ответил инженер.

– И где их найти?

– На кладбище, где ж еще. – Кто вообще прислал этого идиота на расследование? Как еще ему объяснить?! И Зимонин сделал последнюю попытку: – Пожалуйста, сделайте что-нибудь, я следующий.

Инженеру стало стыдно за этот жест отчаяния. Пора заканчивать бессмысленную беседу. Зимонин сделал все, что мог. Если он еще останется на улице хоть на минуту, то холод доберется до него раньше убийцы с бритвой. Инженер повел энкавэдэшника обратной короткой дорогой, на ходу по привычке объясняя устройство ТЭЦ. Под слишком пристальным взглядом Жени инженер попрощался с лейтенантом как с обычным посетителем. Все равно настучит о визите москвича, пусть в политотделе или у Берензона погадают, зачем он приходил.

– Женя, я, кажется, просил тебя предупреждать меня по телефону, когда приходят посетители, это же несложно запомнить, – не отказал себе в удовольствии отчитать доносчика Зимонин, когда дверь за Неверовым закрылась.

Инженер поднялся к себе, вспомнил, что выспался днем, и не смог представить, как останется наедине со своими мыслями. Сделал глоток коньяка. Один он эту ночь не переживет, он пойдет к Берензону, и даже если его не пустят, хотя бы купит у него еще выпивки, а дальше будь что будет.

Зимонин переоделся в чистую рубашку, оделся потеплее и хотел проскользнуть мимо дремавшего Жени.

– Вы куда, Александр Константинович?

– По делам, – злясь на любопытство охранника, ответил Зимонин.

– Вы аккуратней там, плохая сегодня будет ночь, – с неподдельным беспокойством сказал Женя, но инженер его не услышал, хлопнув дверью.

Небо было светлым. Наверное, пойдет снег. Тело согревалось коньяком, и Зимонину стало даже немного весело от неожиданной прогулки. Тревоги отпустили его, словно строгие родители, позволившие выйти на улицу в неположенный час.

Ночью зона была совсем иной. Столбы темнели новогодними деревьями, далекие фонари сторожевых вышек горели гирляндами, кирпичи и щебень казались забытыми игрушками больших детей, которые вернутся к ним утром. Зимонин допил остатки, сожалея, что волшебство скоро рассеется, а путь неблизкий. Впрочем, последний глоток сильно ударил в голову, и фантазия все равно смазалась.

Слева от себя Зимонин различил неверное красное мерцание гофманской печи; огонь в ней никогда не гаснет до тех пор, пока нужны кирпичи. В пьяном мозгу инженера, все еще державшего в руках пустую бутылку, всплыли бочки со спиртом. И он, поскальзываясь на наледи, побежал к двадцать четвертому заводу.

Вот черное пятно стального сарая. Зимонин, задыхаясь, встал перед ним. Замок сбит, дверь распахнута ветром, одной бочки не хватает.

Стены почти достроенного цеха отразили хохот инженера. У него получилось. Сработало! Если бы Безымянка могла слышать этот смех! Ублюдки, так им и надо. Зимонин размахнулся, и пустая бутылка со звонким хлопком разлетелась о стальной сарай. Кашляя облачками пара, инженер быстро шагал в темноту.

Даже если его сегодня убьют, он успел сделать побольше Чащина с его анонимкой. Цель оправдывает средства, прав был покойный сварщик. Улыбка не сходила с лица Зимонина почти до пропускного пункта. Дежурный вохр без вопросов пропустил инженера через шлагбаум, с заговорщицкой улыбкой пожелав хорошо отдохнуть у Берензона.

Зимонин успел протрезветь, и от этого ему еще сильнее хотелось выпить, чтобы отметить свою победу. Как он будет возвращаться назад? Может, возвращения и не будет, подумал он мельком. Но страха больше не было.

Впереди показались очертания четырехэтажек, и вдруг Зимонин растерянно осознал, что не знает ни подъезда, ни этажа, ни номера квартиры. Не будет же он ломиться во все квартиры? Неужели он шел зря? Сомнения разрешились сами собой: из всего дома свет горел только в нескольких соседних окнах последнего этажа. За стеклами мерещились серые призраки силуэтов.

Инженер вошел со двора в темный подъезд и начал нелегкий подъем по высоким ступеням узкой лестницы. Здесь и двое с трудом разойдутся. Тусклый свет ночи нехотя освещал стены через неширокие, вытянутые, словно бойницы, окна. На третьем этаже Зимонину пришлось остановиться, чтобы расстегнуть тулуп и стереть пот, выступивший под шапкой. Привстав на цыпочки, инженер различил во дворе дома огромные горы невывезенной земли. Он что-то слышал о подготовке бомбоубежищ.

В нерешительности постояв перед дверью несколько секунд, Зимонин набрался смелости и постучал. Открывать ему никто не спешил. По глухому отзвуку голосов инженер догадался, что его просто не слышат, и постучал громче.