Наталья Рубанова - Сперматозоиды

Все это напоминает компьютерную игру – лети, Сана, лети! Аховый твой полет, пожалуй, и уместится на прокрустовом ложе, предназначенном для того самого словечка, которое тщетно пытался сложить Кай в замке Снежной королевы – впрочем, мумия Хатшепсут упрекнет тебя в самоповторах: она же помнит все твои трещинки [135], она же считает, будто ты подсажена на Андерсена … Лети, Сана, лети-и! – обернись-ка налево, обернись-ка направо – хороша ли экскурсия, тепло ли тебе, девица ?.. Все, что нужно сейчас, – зацепиться: ветку-то видишь? Отче наш… – закрывает глаза Сана и вдруг замечает, что уже не скользит: молись, detka, молись, а главное – не думай о хромой обезьяне.

«Жива?» – с плохо скрываемой тревогой спросит ее, висящую над обрывом, подбежавший шаман. «Цела, не сломана». – «Это страхи твои ушли – нет их теперь больше… С крещением!» – он прищуривается, а Сана, которую, на самом-то деле, распирает от странной, неведомой доселе гордости – цела! не сломана! – вымученно улыбается и, опираясь на шамана, находит силы усмехнуться: «Спасибо».

Она не чувствует рук, не чувствует онемевших, красных от холода, пальцев – не замечает, как капает на лед кровь из нежной ладони, распоротой острым камнем – она ест снег, горсть за горстью: здравствуй, Плохиш, ну, здравствуй – онемел, разве?.. Да кто, черт возьми, обманул тебя, сказав, будто люди не летают?.. Не набить ли ему морду?..

Адам, улыбалась Сана, разглядывая купающегося под высоченным водопадом шамана, и представляла его почему-то в костюме «In credibles» [136]: длиннополый жакет, сутажные брюки, серый цилиндр… Недолго думая, она скинула с себя одежду и побежала к другому водопаду: поток оглушил, обрушившись на грудь тяжелой лавиной; прозрачная, хрустально чистая, переливающаяся под солнечными лучами, вода не только смывала кровь, давно струившуюся по ногам, но и, казалось, топила в камнях уродливые сгустки фантомных болей. Сана знала: если перейдет все перевалы, если спустится живой к морю и ощутит неизменность чувства, значит, безусловная любовь, не имеющая к привязке [137]никакого отношения, существует. На кой черт тебе это, вклиниваюсь я, неужто не надоело?.. Осталось немного: дойти живой, отмахивается Сана, вот и идет – идет, чтобы найти камень в форме сердца, а потом, на высоте две тысячи метров, сорвать у горного озера семь шаманских цветков. Как странно, вздыхает Сана, глядя на воду, зеленая трава и белый снег – не пародия ли это на их с П. отношения?.. Она поднимается на холм и, опершись о камень, смотрит на скалы. Тишина стреляет сначала в голову, а потом целится в сердце. Найдя пятилепестковую сирень, Сана кладет ее на кончик языка; на спуске она уже не пытается никого догнать – скоро земля, тропа обязательно выведет, упс, приплыли: аул, еще аул, да вот же оно, море, скотина [138].

Эвтаназия: счастье навсегда

Свобода воли и свобода выбора: не об этом ли мечтают люди всю жизнь?

Старость и недуг помогут Вам насладиться этой поистине королевской роскошью, а высококлассные специалисты, работающие в нашем Эвтоцентре, с радостью обслужат Вас по первой Вашей просьбе.

С нами Вы поверите в то, что такие «три кита», как

УСПЕХ,

НАДЕЖНОСТЬ,

и УВЕРЕННОСТЬ

лежат в основе нашей эксклюзивной концепции, позволяющей в кратчайший срок добиться полного удовлетворения даже самого взыскательного клиента.

Ноу-хау заключается в безболезненности осознанного перехода – каждый, обратившийся к нам, получает уникальный шанс ощутить это на собственном теле. Пусть вас не беспокоит то, что оно потеряло форму – высочайшего качества свежие гробы из душистого кедра, изготовленные тут же, в нашей маленькой и уютной мастерской, навсегда скроют его от посторонних глаз.

Мы работаем по предоплате со 100-процентной гарантией и с гордостью называем нашу услугу уникальной.

Одиноким предоставляются скидки.

Пожизненный результат в день обращения.

Мы работаем, чтобы подарить Вам билет в бесконечность!

Сана открывает глаза: да, ее сны – или, что любопытней, тексты снов – вдохновят, возможно, не одного психиатра – или, на худой конец, копирайтера. Впрочем, к черту тексты: она закуривает и вспоминает шамана да брошенное им вскользь молодец . А ведь – надо же! – ни одного человека, пожалуй, не приходилось ей прижимать к себе с такой силой, прощаясь: и П. – П. тоже – при всех – не приходилось…

Странно: впервые в жизни Сане кажется, что мозг ее наконец-то умолкает – и происходит это не в горах, как прописано «в сценарии», а здесь, на банальном курорте. Впервые в жизни не раздражают праздно шатающийся народец, шансон, запахи шашлыка… Она почти летает по узким улочкам, любуется пальмами да сидит на берегу моря – сидит до тех самых пор, пока красная полоска солнца не скроется за горами – в голове нет ни одной мысли, и даже о П. как-то не думается.

«Заходы, кырасавыца, я тьибэ сьичас пакажу таакой сорт – закачаэшьса! Какая ты кырасавыца! Муш эсть? Дэти эсть? Как эта адна? Нэ веэрю, абманываишь!». Перелив часть жидкости счастья во фляжку – табличка на заборе ВИНО ДОМАШНИЙ – таки примагнитила – Сана отправляется на прогулку и, отмахиваясь от впаянных в мозг цитаток типа «Любовь – это когда вас рвет в один унитаз» [139], делает большой глоток вина: как хорошо ей сейчас, как спокойно… Если на свете и есть райский уголок, то он, возможно, здесь, вполне искренне думает она в ту минуту и, забредая в лавчонку, покупает сувениры, один нелепей другого.

Когда же поезд тронется, Сана совершенно отчетливо увидит, что они с Плохишом – ОПЯТЬ С ПЛОХИШОМ , ВСТРЕВАЮ Я – сидят на ее кухне – НО ТАК НЕ БЫВАЕТ, Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ГОВОРЮ, – пьют южное вино, – ЭТО ПРОСТО МЫЛЬНАЯ ОПЕРА, Я НИКОГДА НЕ ПОСТАВЛЮ ПОД ТАКИМ, М-М-М, РОМАН[С]ОМ, СВОЕГО ИМЕНИ!.. – да, пьют южное вино, – ДОПИСЫВАЕТ САНА, НЕ ОБРАЩАЯ НА МЕНЯ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ, – чтобы никогда больше не расставаться, – У МЕНЯ ОПУСКАЮТСЯ РУКИ: СДАЮСЬ, ДА И ЧТО ПРИКАЖЕТЕ ДЕЛАТЬ?.. – «Я развожусь», – глуповато улыбается Плохиш и, заглядывая Сане в зрачки, застывает, что на него не похоже. – А КАК ЖЕ ТВОЯ Ж.? ДОБЕЖАВШИЕ СПЕРМАТОЗОИДЫ? КРЕДИТ?.. – «Я люблю тебя…» – ЧТО? ОНИ СОВЕРШЕННО НЕУПРАВЛЯЕМЫ, ЭТИ ПЕРСОНАЖИ! – «Что? Повтори», – просит Сана, и Плохиш повторяет: «Я люблю тебя…» – НО ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТО НЕВОЗМОЖНО, НЕВЕРОЯТНО! ОН НЕ УМЕЕТ, ЕМУ НЕ ДАНО! КЛАССИЧЕСКИЙ «СТРАДАЮЩИЙ ЭГОИСТ» – ИЗБАЛОВАННЫЙ И, АХ-С, НЕСЧАСТНЫЙ ПАПИК СЕМЕЙСТВА! ЕГО УМ ИЗВРАЩЕН, К ТОМУ ЖЕ… – «Я люблю тебя…» – повторяет Плохиш как завороженный. – ЧТО? ТЫ? КАКИМ, ИНТЕРЕСНО, МЕСТОМ? СКОЛЬКО ЕЩЕ ЛЕТ ТЫ БУДЕШЬ МОРОЧИТЬ ЕЙ ГОЛОВУ?.. – «Что? Громче!» – требует Сана. – «Я люблю тебя!» – кричит Плохиш и, опускаясь на колени, целует ей руки: бразильский сериал, да и только. – ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ… – «Еще! Еще громче!» – приказывает Сана, полностью дискредитируя мет о ду новейшего реализма [140]со всеми ея трактовочками птахи-жысти и ливером оной. – «Я люблю тебя!» – разрывается Плохиш. – Я НЕРВНО ЩЕЛКАЮ «МЫШКОЙ» (ВОТ ТАК ИСТОРИЯ!) И, МЫСЛЕННО ОБРАЩАЯСЬ К HERO-ЛЮБОВНИКУ, ЛЮБОПЫТСТВУЮ, В СОСТОЯНИИ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ САНУ ХОТЯ БЫ ЧУТЬ-ЧУТЬ СЧАСТЛИВОЙ, А ПОТОМ… – «Никого нельзя с д е л а т ь счастливым, – встревает моя неофитка: извергаемые ею банальности убивают всякое желание общаться дальше. – К тому же не ты ли сама твердила, будто искать счастье извне глупо?» – НО ВЕДЬ ТЫ… ВОТ ИМЕННО ТЫ – ИСКАЛА? (Я старательно сдерживаюсь: не хватало еще нахамить под конец главной heroИньке.) ВЕДЬ ИМЕННО ТЫ ПОШЛА В ЧЕРТОВЫ ЭТИ ГОРЫ, ЧТОБЫ СПУСТИТЬСЯ ЖИВОЙ К МОРЮ? СНЯЛА КОЖУ… ВЗЯЛА ПЯЛЬЦЫ… НАТЯНУЛА… КРЕСТИКОМ-КОЗЛИКОМ – ЖИВОЙ ЖИЛОЙ – ВЫШИЛА… СКАЖИ, ЭТО ВЕДЬ ТЫ – ТЫ – БЫЛА ТАМ, ПОКА Я ПИСАЛА «CПЕРМАТОЗОИДЫ»? – «Да она сумасшедшая, просто сумасшедшая…» – переглядываются Сана и Плохиш, а заметив, что я устало снимаю с лица покрасневшие глаза и механически прячу их – расс, двасс – в карман, дипломатично смущаются: «Ну что ты, что ты…».