Диляра Тасбулатова - Мама, Колян и слово на букву «Б»

– А че на ты? (спросила я его).

– А че – на вы? (спросил угол, впрочем, не агрессивно). – Когда водку – тогда на вы, а чай – только на ты! Маршрутка уже в лежку лежала.

А узбек все ворчал:

– Всё вожу – дрова, люди, чай… Все умею… (бормотал он до конца маршрута).

Еду как-то в маршрутке.

Рядом стоит девица: такая элегантная, красивая, столичная, хорошо одетая, интеллигентная с виду: ни дать ни взять Жан-Жак.

Тут ей звонит телефон и она говорит:

– Ой, привет! Вапще… ну ты даешь… вау! Это капец… Да ты что? Капец вапще… Какой-то капец, кароче… Да я сижу, такая, он нарисовывается, а я ему: ну вапще, капец какой-то!

И так раз сто: капец, капец, капец.

Тут я засыпаю под этот ее капец и просыпаюсь в маршрутке совершенно одна – ну и шофер за рулем.

Шофер-узбек мне говорит:

– Жэнщына, выхады, конечная, я по кругу щас пойду…

Я ему говорю:

– Всё? Капец?

Шофер говорит:

– Капец ушел щас, каждый день ездит и про капец говорит по телефону… А что это такое – капец? (говорит мне узбек-шофер).

– Мэр (говорю), – Химок. Капец Абрам Израилевич.

– Иврей? (говорит шофер).

– А то!

Он говорит:

– Наверно, умный… Раз иврей…

– И добрый (говорю). – Видите, про него даже в маршрутке говорят. Добрые дела его вспоминают.

Узбек вздохнул:

– Наш брыгадыр – злой.

– Я на него Капцу пожалуюсь. Он разберется.

– Спасибо (говорит шофер). – Только нэ говорите, что это я сказал.

– Ну да, а то вам капец.

И вышла.

Вот, думаю теперь, как Капцу (или Капецу) пожаловаться на брыгадыра.

Какой-то дед в маршрутке спрашивает шофера:

– До больницы довезете?

– До какой?

– До моей.

– А какая это – твоя, дед?

– Ну, до моей! Их че, много тут разве?

Шофер говорит:

– Пять целых.

– Целых не пять, они все разваливаются…

– Так тебе какую, дед? Может, госпиталь военный?

– Не, туда не надо, мне там чуть ногу не отрезали…

– А куда?

– Откуда я знаю?

– А зачем?

– Бабка послала…

– А зачем?

– Откуда я знаю!

– Так иди в любую…

– Ты в какую посоветуешь?

– В любую…

– Ну, давай в любую.

– Ну, выходи тогда (говорит шофер).

– Прям щас? (остолбенел бедный дед).

– Ага.

– Где любая-то?

– А через дорогу.

– А че мне там делать?

– Вот уж не знаю. В очереди посидишь, поговоришь с кем-нить… Всё не так скучно.

– Ну да, может, ты и прав. Пошел я.

– Ага, давай. Всего тебе.

Ехала как-то ночью в такси.

Таксист говорит:

– Ненавижу америкосов.

Я была выпимши, спорить было лень, и потому я сказала:

– Ага.

– И европейцы сволочи (сказал таксист). – Ненавижу французов.

– Ага (сказала я, практически засыпая).

– Не говоря уже об этих евреях. Это вообще ужас, – не унимался таксист.

Тут я проснулась и говорю:

– А как вам ассирийцы, зулусы, караимы?

Он ко мне повернулся в изумлении и говорит:

– Ни разу не встречал таких.

Тут я говорю:

– А с французами каждый день тусите?

Он смутился-таки:

– Тоже ни разу не видел, только в кино…

– Наверно, и американца ни одного не видели и даже еврея?

– Нет, почему, (сказал он степенно). – Еврея одного знал.

– И?

– Хороший мужик, начальник нашей автоколонны был.

– А че тогда евреев ненавидите?

– Так он с виду хороший, а если копнуть?

– Зулусов тоже копать не рекомендуется (говорю я). – Могут всю автоколонну под откос пустить – в компании с караимами и ассирийцами.

Он говорит в ужасе:

– Да вы что?

– Были (говорю), – прецеденты. Где теракт – там ищи ассирийско-караимско-зулусский след.

– Вот не знал (говорит это клинический, извините, идиот). – Спасибо, что предупредили!

– Вы еще шумеров в такси не берите (сказала я). – Только кривичей или вятичей.

– А вы кто? (спросил он уже опасливо).

– Я? Зулус!

Ему как-то так не по себе стало.

– Но только наполовину (поспешила добавить я).

– А вторая половина?

– Караимская (сказала я, потупясь).

Тут-то мы и приехали.

Собралась как-то в театр.

Вот, наконец, думаю, блесну в своем новом платье.

А к нему нужны колготки.

А они порвались, пока я их натягивала.

Пришлось заменить платье на брюки.

А к брюкам уже туфли другие, новые – вдруг жать будут? Ну, в конце концов все-таки вышла из дому.

Ковыляю – туфли уж больно хороши. Терплю.

Смотрю – не успеваю.

Взяла такси.

А там, в Химках наших, – пробка.

Плюс таксист стал Сталина хвалить. Поругалась с таксистом. Таксист мне сказал:

– Раз вы не любите Россию, два счетчика.

– Это вы не любите Россию! (сказала я). – Полсчетчика.

– Интересно (сказал таксист), – а какая пьеса, куда вы опаздываете?

– «Батум» (говорю).

– Эт че?

– Про молодого Сталина.

– Ладно (говорит), – тогда один счетчик.

И тут мы въехали в такую пробку, что уже ничего бы не спасло. Даже молодой Сталин или даже престарелый Сталин. А та девушка, которая меня по контрамарке на дефицитный спектакль хотела взять, подумала, что я тово… Она меня никогда не видела, я вместо нашей с ней общей подруги должна была на спектакль пойти: но зато я ей успела по телефону эту байку про Сталина рассказать.

Мама говорит:

– Она, наверно, подумала, что у тебя по дороге приступ с пеной изо рта случился. И таксист тебя прямиком в больницу. Для дураков…

В общем, в театр-то я так и не попала… Не иначе, как происки отца народов. Точно вам говорю.

Собралась к друзьям в Америку.

В посольстве США в окошечке такой типичный американистый мэн меня спрашивает:

– Цель поездки?

– В гости еду.

– К кому?

– Она – генетик, он – историк, политолог.

– Гуд. А вы?

– Журналист типа.

– Типа или журналист?

– Типа журналист.

– В каком смысле?

– Ну, рассказы всякие пишу.

– Но там – знаете вы об этом? – вы не имеете права заниматься журналистикой.

– Хорошо. Тем более мои рассказы там никто не поймет.

– Почему это?

– Ну они… такие… о российской жизни, в общем.

– Как у Горького? (Образованный попался!)