Марина Алиева - Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья

Это уже была конкретная позиция! Позиция церкви. И вряд ли де Шартр, будь он хоть трижды епископом Реймсским, решился бы озвучивать подобную позицию без одобрения своего короля.

Всё это Кошон и поспешил изложить Бэдфорду, чтобы хоть как-то его успокоить. Но тот, расставив ноги и уперев руки в бока, сердито спросил, чем же тогда объяснить, что во многих городах объявлен траур и проходят церковные службы во спасение Девы? Ещё немного и, того и гляди, всем миром пойдут её вызволять! На что Кошон с тонкой улыбкой заметил:

– Это просто осадок, ваша светлость.

И, поймав взгляд регента, пояснил:

– Когда вы кидаете камень в стоячую воду от него расходятся круги и даже волны, если камень достаточно велик. Но стоит этому камню упасть на дно, то от его падения возмущаются только ил и песок. Да и те осядут, едва ли не раньше, чем успокоится поверхность воды. Вот увидите, всё это, якобы народное, горе, полностью исчерпает себя в скорби, которая никого ни к чему особенному не обязывает. Ведь, говоря по совести, что ещё могут все эти горожане, крестьяне и распущенные из войска солдаты? Или вернее было бы спросить, хотят ли они что-нибудь мочь? Судя по трауру и службам не хотят ничего и потому так охотно выставляют напоказ свои страдания. И пусть! Оставьте им эту радость, ваша светлость, и не волнуйте себя понапрасну – недовольства не будет.

* * *

Условия, в которых Жанну содержали в Болье, действительно были сносными.

Люксембургский бастард получил от своего сюзерена указания достаточно чёткие и следовал им с показным великодушием, которое ничего ему не стоило и ни к чему не обязывало. Он вообще мало интересовался самой пленницей, действительно считая, что размер выкупа за неё куда интересней всех этих слухов о Божьей посланнице. Товар, и только товар. А товар надо беречь. Отсюда и сносные условия содержания, при которых Жанну хорошо кормили и особенно не беспокоили. Пару раз местный священник заходил принять исповедь и пытался, было, втянуть её в богословскую беседу, но оба раза уходил посрамлённым, после того, как сам же запутывался в своих размышлениях. Жанна, напротив, излагала мысли коротко и ясно, указывая, порой, священнику на противоречия в его доводах. В конце концов, она спросила: «Вы желаете убедить меня в том, что я еретичка, святой отец? Но зачем это вам, служителю церкви? Вам бы наставлять меня в истинную веру, а не пытаться от неё отдалить…». После чего святой отец больше не появлялся, и изо всех, кто заходил к Жанне остались только несколько молчаливых прислужниц, которые приносили еду и воду, забирали то, что нужно было постирать, и водили по нужде, когда требовалось.

Однажды – не прошло ещё и двух недель с начала её плена – Жанна проснулась ранним утром от звука открываемой двери и едва поверила своим глазам! На пороге стоял её оруженосец д'Олон!

Постоянно меняясь в лице, которое разрывалось между выражением радости от встречи и отчаянием от обстоятельств, при которых она происходила, д'Олон рассказал, что многие её бывшие военачальники и солдаты уже собирают деньги для выкупа, что король чрезвычайно огорчился, узнав о её пленении, но, поскольку недавно он получил письмо от герцога Бургундского, всё это скоро должно закончиться. Ведь письмо может быть только о выкупе – о чём же ещё?! И привёз его посланец герцога Амедея Савойского – наверняка посредника в переговорах! И никто ни минуты не сомневается, король готов заплатить любую сумму! Он ведь желает Жанне только добра… А ещё в письме герцог любезно позволил кому-то пленницу навестить, и его величество сразу распорядился послать за д'Олоном! Потому что, кому и навещать свою госпожу, как не её оруженосцу, ведь так!

Д'Олон радостно рассмеялся, но тут же словно одёрнул сам себя. Помрачнел лицом, понурился и спросил:

– А Луи как? Ты не видела его, Жанна? Не обижают его тут?.. Ты потребуй… Раз такие послабления, что можно к тебе приезжать, то может и пажа можно как-нибудь поближе… в услужение, или для поручений каких-то… А то опасаюсь я – уж больно он на девчонку похож…

– Что ты сказал?…

Д'Олон, огорчённо качавший головой посмотрел на Жанну и изумлённо поднял брови.

– А ты разве не знала? Тут же, в плену, и мальчишка ле Конт…

– Не может быть… Почему Луи? – Не слушая его бормотала Жанна. – Ты хотел сказать «Раймон»…

– Да нет же! Раймона недавно увезли по приказу герцогини Анжуйской. А Луи где-то здесь. Я думал ты знаешь… Эй, да что с тобой, Жанна?!!!

Той же ночью Жанна попыталась сбежать.

Вызвав одну из прислужниц она попросилась по нужде и, когда оказалась на стене 47, попыталась оттолкнуть женщину и спрыгнуть вниз. Но служанка, хоть и напоминала видом монахиню, соблюдающую все посты, оказалась весьма цепкой и сильной. Она скрутила Жанне руки за спиной, а поскольку та продолжала вырываться, повалила её на землю и, придавив собственным телом, удерживала до тех пор пока не подбежала привлечённая её криками стража.

– Эта арманьякская ведьма какая-то бесноватая, – заявила она, отряхиваясь и тяжело дыша, когда пленницу уже прочно держали несколько солдат. – Билась, будто демоны в ней от святого духа спасались. Кабы не крест мой… – Она сжала в кулаке чёрное деревянное распятие, поднесла к губам, резко разжала ладонь и почти вдавила распятие в губы. Потом зло посмотрела на Жанну и плюнула ей под ноги. – Сжечь бы тебя без долгих разговоров, чтоб не сбежала…

Эти опасения прислуги разделяли, видимо, и те, кто теперь решал судьбу Жанны, потому что через пару дней в Болье прибыл целый отряд пикардийских солдат, которые должны были перевезти девушку в Боревуар – ещё один замок Люксембургского бастарда. Видимо, Бэдфорд, напуганный молчанием Филиппа, обратился к тому, кто тоже имеет права на пленницу, как и на получение выкупа за неё, и оба они рассудили, что Жанну лучше перевезти подальше от мест где ведутся бои. Мало ли… По слухам, в окрестностях Болье весьма активно действует Ла Ир со своим отрядом, и может быть, Филипп уже успел договориться с французским корольком, что этот головорез отобьёт девицу безо всякого выкупа, а платой за подобную договорённость станут какие-то политические или территориальные уступки для герцогства?! В конце концов, с Филиппа станется – его отец всю жизнь пытался сделать из Бургундии вторую Францию… И Бэдфорд нервничал, выходил из себя и требовал, чтобы Жанну охраняли не как обычного пленника, а удвоенными, утроенными силами!..

Он выдохнул только когда от Люксембурга поступило сообщение о том, что девчонка уже в Боревуаре, из которого не сбежишь. Северная глухомань. Крепость, состоящая, фактически, из высокой башни, окружённой несколькими рядами стен. И помещена пленница на самый верхний этаж этой башни, которую охраняют лучше, чем всю крепость…