Элиз Вюрм - Красное платье

Мэй спросила Океаноса «Почему «Леда»?

– Так зовут мою мать. – Ответил ей он.

Она удивилась, Океанос не хотел говорить об этом.

Мэй обратила внимание (только сейчас) на то, как он одет – черный деловой костюм, белая сорочка без галстука, и… жилет, шелк и пурпур.

– Отец сказал мне «Любовь к женщине как морская волна, ты либо сливаешься с ней, либо отступаешь»!

– Сливаешься? – Сказала она.

– Да, Мэй, море невозможно подчинить. Если тебе кажется, что ты подчинил себе море, это значит, что то была лужа…

– Это значит, что ты ошибся. – Закончила за него Мэй.

Их встретила женщина.

Мэй поразил ее взгляд – гордый до настороженности! Она тоже была из семейства кошачьих, но, львица.

Женщина поздоровалась с Океаносом по-испански, что-то сказала ему, ее голос звучал взволнованно и нежно.

Он улыбнулся, посмотрел на нее очень ласково, и сказал ей по-английски «Здравствуй. Прости меня».

– Мэй, – Океанос перевел взгляд на нее.

Знакомьтесь, Палома – управляющая домом.

Когда он показывал ей ее комнату, Мэй спросила его:

– Почему Сильвия не встретила меня? Не захотела?

Океанос посмотрел на нее, улыбнулся.

– Вы всегда такая?

Она удивилась до смущения.

– Какая?

– Переживаете из-за того, что еще не случилось.

Мэй захотелось сказать ему:

– Боюсь, что это уже случилось.

– Не бойтесь!

Вновь улыбка, настойчивый взгляд.

– Если что-то уже случилось, Мэй, так даже лучше – вы знаете, что вам делать, вы знаете, если не как, то, от чего вам защищаться!

Да, он прав…

– Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями, – Сказал ей Океанос. – Она приедет к ужину.

Он словно попросил ее об этом, приехать к ужину… Мэй это почувствовала, или то ее извечная неуверенность???

– Отдохните, – Сказал ей Океанос, мягко, но безапелляционно. – Распакуйте свои вещи, развесьте платья… обыденные дела успокаивают!

Она подумала, ты все понимаешь…

– В одном хорошем фильме звучат такие слова: «Когда я прихожу в этот сад, созданный моими предками, я вспоминаю: как и эти цветы, все мы умираем. Чувствовать жизнь в каждом вздохе, в каждой чашке чая, в каждой жизни, которую мы отнимаем это и есть путь Воина; это и есть Бусидо»… – Сказал ей он.

Чувствуйте жизнь, Мэй, в том, что вы потеряли и в том, что вы обретаете, во всем есть жизнь!

Это была комната в греческом стиле, светлая, воздушная, и элегантная. В ней было уютно. В ней было тепло.

Мэй нерешительно села на диван темно-синего цвета, посмотрела на столик и кресло в стиле Модерн, серебристого цвета. Очень красиво… Она живет в трейлере, чистом, но бедном. Беднота всегда стремится к чистоте, и выглядит еще беднее!

Мэй подумала, я сломалась, после смерти Астона, я сломалась…

С годами она поняла, что позволила себе слабость слабого – умирать от горя, сила сильного жить с горем, а слабость слабого, умирать от горя.

Жалеет ли она об этом? Иногда. Из-за дочери. Но только иногда!

Через час к ней пришла Палома.

– Океанос приглашает вас выпить с ним аперитив.

– Спасибо.

Мэй немного растерялась, для нее это слишком необычно.

– Вы не похожи на дочь.

Женщина посмотрела на нее внимательно и задумчиво.

– Да, – Согласилась с ней она. – Мы живем на одной планете, но в разных мирах.

Палома посмотрела на нее со смятением.

– Вы жалеете?

Мэй печально улыбнулась.

– В итоге каждый оказывается на своем месте, там где должен был быть. Мне нет места в ее мире, так же как ей в моем.

Она была красива, Палома… даже очень красива! Черные волосы и карие глаза, фарфоровая кожа…

– Как странно, – Сказала ей Палома. – Вы напомнили о книге, которую я читала в тюрьме.

Мэй удивилась, улыбнулась, развеселилась.

– В тюрьме?

– Да, – Красавица брюнетка заглянула ей в глаза. – «Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно бить по морде человека!

Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю.

Вот кто-то пришел ко мне в гости, он стучится в мою дверь. Я говорю: «Войдите!» Он входит и говорит: «Здравствуйте! Как хорошо, что я застал вас дома!» А я его стук по морде, а потом еще сапогом в промежность. Мой гость падает навзничь от страшной боли. А я ему каблуком по глазам! Дескать, нечего шляться, когда не звали!

А то еще так. Я предлагаю гостю выпить чашку чая. Гость соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю, делаю удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим вниманием, расходится все больше и больше. Я спокойно наливаю полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду. Гость вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: «Больше нет в душе моей добродетели. Убирайтесь вон!» И я выталкиваю гостя»…

Она поняла.

– Сначала заканчиваются слезы, а потом добродетель.

Когда Мэй вошла в гостиную в сопровождении Паломы, Океанос сидел в кресле, а у его ног лежала немецкая овчарка.

Молодой человек вежливо встал, собака не пошевелилась.

– Это невоспитанное существо зовут Шоколад, – Сказал ей он, посмотрев на собаку. – Мы давно дружим. Очень давно. И уже не пытаемся перевоспитать друг друга.

Океанос перевел взгляд на нее.

– Друзья это те, кто не пытается перевоспитать друг друга.

Он посмотрел на Палому, кивнул ей, и она вышла.

– Что вы желаете в качестве аперитива? – Спросил ее Океанос. – Ракия? Бехеровка? Узо?

Мэй улыбнулась.

– Я бы хотела попробовать все, но боюсь опьянеть, и наговорить глупостей или гадостей.

Он посмотрел на нее очень весело.

– Опьянеть это прекрасно, я уже давно не был пьян.

– У вас все впереди.

– У меня настолько все впереди, что уже позади.

Она рассмеялась.

Шоколад облизнулся и лег на бок.

Океанос подошел к ней.

– Давайте выпьем! Когда все позади, остается только пить!

Мэй посмотрела на него – ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.

– Вы сказали мне, что Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями… А вы… почему? Не в Риме…

Улыбка на его губах. Или усмешка?

– Мне там не рады.

Она удивилась.

– Мне нигде не рады, Мэй!

Океанос заглянул ей в глаза.

– Я убийца, я не говорил вам об этом? Я убил двух человек!

Она увидела его только через два дня, и когда она увидела его, она почувствовала, что ей не хватало его.

Он вошел в обеденную, высокий и изящный, одетый в белую рубашку поло и темно синие брюки, он сказал ей:

– Доброе утро, Мэй!

– Здравствуйте, Океанос. – Улыбнулась она.

– Вы не против… позавтракать со мной?

Он спросил ее об этом так тихо.

Мэй почувствовала, что ему было не просто прийти.

– Я всегда «за», – Улыбнулась ему она. – Я как Полианна: «Я считаю, что надо есть торт и получать удовольствия тогда, когда их тебе предлагают; так что я хочу посмотреть все, что могу сейчас, пока я здесь» 2…