Элиз Вюрм - Красное платье

Мэй улыбнулась.

– Я поклонник Шейлы Дуркал…

Смущение в его улыбке.

– Она обиделась на него за то, что он забыл ее, а он вернулся… Когда я слушаю Шейлу, я понимаю, как не нужно поступать с девушками.

Мэй засмеялась.

– Я встречался с одной девушкой, – Шутливо продолжил Океанос. – Мы расстались в день Космонавтики. И когда меня спрашивали, почему мы расстались, я отвечал, она улетела на свою планету!

Палома расхохоталась.

– У тебя есть чувство юмора!

Мэй тоже смеялась. Она вдруг поняла, что стала смеяться. Это произошло само собой…

Она подумала, я рядом с людьми, которые что-то потеряли в своей жизни, но не потеряли себя, они живут, любят, смеются.

Она вспомнила «Папа ты приготовишь мне блинчики перед тем как уедешь в часть?

– Обязательно».

Жизнь продолжается в простых вещах – в том, чтобы встать с птицами, и приготовить ребенку блинчики, в том, чтобы есть их вместе.

– Хотите кофе, Мэй? – Спросил ее Океанос.

– Хочу.

Она просто сказала «да», она поняла, что разучилась простым вещам – брать и отдавать.

– Палома, ты будешь кофе?

Раздалось рядом с ней.

– Cafe de Olla, которое ты готовишь лучше, чем я.

Он был таким высоким, таким красивым, мужчина, которого зовут Океан. Он был одет в бежевую рубашку поло и белые брюки. У него были сильные руки, густо покрытые черными волосками.

– Мэй, какое кофе вы любите?

Она почувствовала… боль и сожаление. Это было внезапное чувство, как перед грозой. Ей стало жаль того, что она осталась одна!

– Любое! – Сказала Мэй, Океаносу.

Он посмотрел на нее, его взгляд остановился на ней.

– Вы любите Джули Лондон?

– Не знаю.

– Не знаете?

Океанос улыбнулся.

– «Это начинается около полуночи/ У меня все хорошо до „вечера“/ Печально, но около полуночи становится невыносимо»…

Мэй захотелось послушать эту песню.

– Я люблю кофе «Кофе Александр», – Сказал ей он. – Это любимое кофе моего отца.

Ей захотелось спросить его:

– Если вы так скучаете, почему не видитесь? Нет ничего прекраснее, чем увидеть того, по кому скучаешь!

– Вы правы – нет!

Его спина была такой прямой, а взгляд стальным, но Мэй почувствовала, что ему жаль – так же, как и ей, жаль!

– Нужно попросить прощения, но поздно…

Он не договорил.

– Давайте готовить кофе!

Улыбка на его губах.

Океанос отвернулся.

Мэй стало больно.

– Восточные люди говорят: «Будь гибче, смерть делает человека жестким»…

Он достал из шкафчика два контейнера, бутылку.

– Возможно, только смерть сделает меня мягче.

Ее поразили его слова.

– Вы не смотрели «Призрак в доспехах»?

Океанос открыл банки, запахло кофе и какао.

– «И что ты чувствуешь, когда ныряешь?

– Я чувствую страх. Тревогу. Одиночество. Темноту. И, может быть, даже… надежду».

– Вы говорите о своем ощущении жизни?

Он ответил ей не сразу, открыл бутылку, понюхал.

– Это коньяк «Леро (Lheraud)», ему пятьдесят лет.

Океанос достал два бокала похожие на бокалы Снифтер, но на длинной, тонкой ножке.

– Знаете, чем я занимаюсь на службе? – Вдруг сказал ей он. – Я расследую случаи физического насилия в Вооруженных силах Италии, от мордобоя, до изнасилований!

Странно, но Мэй не удивилась.

– Я понял, что есть те, кому хуже, чем мне.

– И вас это утешило?

– Меня это ужаснуло.

Он подошел к ней, поставил перед ней бокал.

– Попробуйте.

Океанос открыл балконную дверь – Мэй только сейчас заметила, что в кухне есть балкон.

Он вернулся, сел рядом с ней, близко.

– Я никогда не закусываю коньяк, но подруга моей матери – француженка, объяснила мне правило трех «C».

Он интересный человек, Океан…

– Правило трех «C»?

Мэй попробовала коньяк.

– Сначала пьют кофе, потом коньяк, после выкуривают сигарету или сигару. Это называют правилом трех «С».

Океанос тоже пил коньяк.

У коньяка был вкус засахаренных фруктов и меда…

Она услышала море. Это был успокаивающий и тревожащий звук.

– Мне нравится, – Сказала Мэй, Океаносу.

Я ничего не понимаю в коньяках, но мне нравится!

Он улыбнулся, легко и обаятельно, так, словно забылся.

– Выпьем кофе, и что-нибудь поедим. Томазо ждет кашу…

– Какую?

Она тоже улыбнулась.

– Рис.

Вновь улыбка, светлый взгляд.

– Он принимает много лекарств, и испытывает проблемы…

Океанос деликатно не договорил.

Мэй поняла.

– Он у вас как ежик, да!?

– Да…

Он заулыбался.

– Маленький, колючий ежик…

Печаль в его глазах.

– Когда ему больно, он становится жестким.

– Он всегда… был таким?

Она не знала как спросить.

– Когда я увидел Томазо впервые, ему было пять лет, и он не ходил, только сидел.

В его голосе прозвучал гнев.

– Его мать была полицейским под прикрытием, она случайно застрелила его отца, человека, которого любила, и за которого собиралась замуж. После этой трагедии, Атрида стала наркоманкой.

Мэй поразила эта история, и то, что Океанос усыновил Томазо.

– Я думала, что Томазо ваш сын, вы похожи внешне.

– Он мой, Мэй, жизнь ему дали Атрида и Андрей, но он мой!

Утром Палома позвала ее к завтраку – Мэй не выходила, потому, что хотела, чтобы Океанос и Томазо побыли вдвоем.

– Когда Океанос уезжает на службу, мы завтракаем все вместе, – Объяснила ей Палома. – Синьор ждет вас к столу.

Синьор, – Подумала Мэй. – Они говорят друг другу «Ты», но для Паломы Океанос «Синьор»…

Она подумала, а для Океаноса Палома, кто?

Мэй надела темно-синее платье. Оно было красиво – средней длинны, приталенное, округлый вырез горловины, втачанный рукав.

Как давно она не носила платья…

Мэй захотелось чего-то, то ли уйти, то ли не приходить.

Она боится увидеть его.

И не увидеть боится.

Мэй не стала краситься (на зло самой себе!)

Мадонна пела рядом с ней «Secret Garden», Луиза была покрыта шипами, она тоже!

Мэй вспомнила про свои клипсы с головой Медузы, ей захотелось надеть их.

Она убрала волосы в тугой узел…

Когда Мэй вошла в обеденную, он увидел ее, встал, мужчина в черном кителе – белая сорочка, черный галстук, белоснежный ремень через плечо…

– Здравствуйте, Мэй.

Она никогда не питала слабость к военным, но… в этом что-то есть.

– Здравствуйте, Океанос.

Мэй не могла справиться со своим смущением. Да, это было оно, смущение, и она была сама не своя…

– Доброе утро! – Заулыбался ей Томазо.

Извините меня за то, что я не встаю как папа…

Мальчик так улыбнулся… он все понимает, но восстает.

У Мэй сжалось сердце.

– Пока я встану, вы уже сядете…

Она улыбнулась ему.

– В следующий раз я подожду пока ты встанешь – если захочешь, и мы сядем вместе.

– Привет! – Сказала ей Сильвия.

Она была красива. Она вся в Астона – шатенка с зелеными глазами. Сильвия Астон была одета в леопардовое платье. Другая женщина выглядела бы в нем безвкусно, но эта выглядела шикарно!