Михаил Юдовский - Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

– Кто угодно, – ответил я.

– Эх, американец… – Витя покачал головой, спрятал флягу в карман и направился к своему креслу.

В проеме между сиденьями показалась голова расположившегося впереди Павла.

– Ты как, Майкл? – полюбопытствовал он.

– Знаешь, Паша, – сказал я, – если, не дай бог, между Америкой и Союзом начнется ядерная война, первый удар следует нанести по Василькову.

– Чего это?

– Чтоб самогон не гнали. Это химическое оружие массового истребления.

– Не бреши, отличный самогон!

– Самогон, конечно, отличный. Только пить его не надо.

Павел обиделся, убрал голову и откинулся в кресле.

– Это тебе наказание, – заявил Ярик.

– Хоть ты помолчи, – поморщился я.

– За твое хамское отношение к девушкам, – не унимался Ярик.

– Нормально, – сказал я. – Ты, как животное, пытаешься затащить их в постель, все равно какую, а я веду себя по-хамски?

– Конечно. Ты их оскорбляешь невниманием. Зачем мы сюда приехали? Для этого самого. А они? Для того же. Так какого черта…

– Заткнись, Ярик, – сказал я. – Философствуй про себя.

Ярик пожал плечами и замолчал. Я повернулся к окну. Небо, серое с утра, прояснялось, делаясь светло-синим, под золотистым солнцем красиво блестел снег. Когда мы прибыли на лыжную базу, блеск этот превратился в сплошное белое сияние, с непривычки слепящее глаза. Мы разобрали лыжи и палки.

– Значит, так, – коротко проинструктировал Витя, – катаемся спокойно. Ходим, не бежим. Умением не хвастаем, рекордов не ставим. Держимся цепочкой. Чтоб я потом никого не искал. Ну, поехали.

Наша лыжная кавалькада тронулась с места. Поначалу мы и правда шли цепочкой, затем разница в навыках сказалась, и цепь распалась на звенья. Я оказался где-то посередине. Чуть впереди от меня пестрели ярко-красная куртка Леси и нежно-голубая курточка Таси. По обе стороны простиралась заснеженная долина, сжатая в полукруг невысокими Карпатскими горами. Вдалеке белела снежная шапка Говерлы. Чистый воздух почти полностью выветрил из меня вчерашний хмель, стало легко и необъяснимо радостно. Мне вдруг показалось нелепым передвигаться шагом, захотелось бежать и даже лететь. Я прибавил темп и вскоре поравнялся с Лесей и Тасей. Я собрался было крикнуть: «Лыжню!» – затем передумал и молча их объехал.

– Майкл, – раздался у меня за спиною голос Леси.

Я сделал вид, что не услышал, и помчался дальше. Ощущение было такое, словно и лыжи, и ноги мои, и весь я состою из воздуха. По пути я поочередно обогнал Серегу, Павла, затем Витю.

– Эй, американец! – окликнул меня Витя. – Ты куда?

– В Бостон, – ответил я. – Пишите до востребования.

– Псих, – сказал Витя. – Дыхалку посадишь. Как обратно добираться будешь?

– Никак, – отозвался я, убегая. – Мне обратно не надо.

Казалось, что я отрываюсь от чего-то бессмысленно тяжелого, и нити, вяжущие меня к этой тяжести, с каждым движением делаются тоньше и вот-вот оборвутся. Затем я подумал, что глупо бежать по проложенной лыжне, свернул в сторону и покатился вниз по склону. Склон был довольно пологим, но беговые лыжи оказались не приспособлены для спуска. Под ногами откуда-то вырос бугорок, я неловко перелетел через него, нелепо кувыркнулся и рухнул спиною в снег. Лицо обожгло холодом, на ресницах повисли снежинки. Я глянул вверх. Надо мною синело небо. Оно было огромно, даже бесконечно, но бесконечность его не подавляла, а обволакивала, точно я одновременно лежал на снегу и летел по небу.

«Странно, – подумал я. – Выходит, необязательно обрывать связи. Выходит, можно летать не отрываясь от земли».

Внезапно небо заслонило лицо Вити, склонившегося надо мной. Рядом с ним появились лица Сереги и Павла.

– Американец, – испуганно произнес Витя, – ты живой?

– Leave me alone, – почему-то по-английски сказал я. – Please.

– Чего? – не понял Витя.

– Оставьте меня в покое, – перевел я. – Пожалуйста.

– Ты ничего не сломал?

– Ничего не сломал. И ничего не порвал. Оказывается, ничего не нужно рвать. Что мы такое без связей, которые нас держат? Ничего. Воздух. Меньше воздуха. Не будь силы тяжести, все бы развалилось на куски.

– Ты что, головой стукнулся?

– Ничем я не сткунулся. А только если груз находится внутри нас, то и небо тоже внутри нас. У каждого свое небо под Аустерлицем.

– Каким еще Аустерлицем?

– Хорошо, пусть будет под Ворохтой.

– Может, у него сотрясение мозга? – предположил Серега.

– Завидуешь, что есть чему сотрясаться? – огрызнулся я. – Так ты не завидуй. Нет у меня сотрясения. И мозга, наверное, тоже нет. Чего вы столпились? Ложитесь рядышком. Знаете, как здорово лежать на снегу и смотреть вверх…

– Майкл, – сказал Павел, – а ты назад сможешь идти?

– Ни в коем случае, – ответил я. – Я же говорил вчера, что меня понесут на руках, завернув в американский флаг. Руку дай…

Павел протянул мне руку, я ухватился за нее и встал на ноги.

– Ну что, – сказал я, – поехали?

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Может, тебе коньяку хлебнуть? – предложил Витя.

– Спасибо, – ответил я. – Коньяку не надо.

– А я, кажется, хлебну.

Витя достал из кармана флягу, отвинтил закрутку и сделал богатырский глоток.

– Так-то оно получше будет, – проговорил он, вытирая усы.

– Обязательно будет лучше, – кивнул я. – Давно хотел вам сказать: классные вы ребята. И классное место Ворохта. И Васильков тоже классный город. И самогон в Василькове классный делают.

– Может, все же глотнешь коньячку? – с сомнением покачал головой Витя. – Сотрясение не сотрясение, а мозги у тебя явно набекрень встали.

– У моих мозгов это рабочее состояние, – ответил я. – Пошли.

Мы лесенкой взобрались наверх, где нас поджидала остальная группа.

– Что случилось? – спросила Леся.

– Ничего не случилось, – буркнул Витя. – Американец с ума сошел.

– Как сошел?

– Как-как… По-американски.

– Майкл, что с тобой?

– Ничего особенного, – ответил я. – Американская трагедия тихого американца. Проигрался на бирже. Все спустил подчистую – мамину квартиру в Бостоне, папин телевизор в Киеве и личную зубную щетку. Что я без щетки буду делать – ума не приложу.

– Ты серьезно?

– Конечно, Леся. Так что я теперь не американец, а голодранец. Никакого интереса во мне нет.

– Дурак, – сказала Леся. – Просто дурак.

– Конечно, дурак, – с улыбкой согласился я. – Зато легкий.

Леся, ничего не ответив, развернулась на лыжах и, зло отталкиваясь палками, заскользила прочь. Ярик, укоризненно глянув на меня, покатил вслед за нею. За ним потянулись остальные. Рядом со мною осталась лишь Тася.

– А ты чего не с подружкой? – спросил я.

– Майкл, – сказала Тася, – ты зачем Лесю обижаешь?

– Как это я ее обижаю?

– Она к тебе тянется, а ты ее отталкиваешь.