Ольга Финн - Зачем в Питер?

За меня родная мать никогда так не переживала, и я старался копировать Юркино поведение, чтобы хоть как-то привлечь ее внимание. Мне казалось, если я стану таким же, как Юрка: много знающим, спортивным, ясно излагающим свои мысли, то моя мать изменится и станет заботливой, доброй, беззаветно любящей меня. Но она после ухода отца совсем нас с сестрой перестала замечать. Я сейчас только подумал, что понятия не имею, чем Танька питалась.

А еще Юрка умел вести себя с девочками: разговаривал с ними всегда просто и мягко, не хамил от страха быть обсмеянным, не льстил, общался ровно, как с друзьями. И когда мы стали выпускниками, девчонки в него пачками влюблялись, но он в компании парней никогда никого не обсуждал, отзывался о каждой уважительно и тепло. Я точно знаю про одну его сердечную привязанность, но что там у них было – осталось тайной для всех. Еще и одет он был всегда красиво: школьные костюмы ему в ателье подгоняли по фигуре, на каждый учебный год брюк покупали несколько пар, рубашки всегда были белоснежными и накрахмаленными. Я со своими в три раза подвернутыми брюками навырост, утянутыми в поясе ремнем, и серых, «практичных», по мнению матери, рубашках, рядом с ним чувствовал себя плебеем, недостойным ни одного девичьего взгляда.

Отец его хотел, чтобы Юрка по направлению от завода пошел учиться на инженера, а тот решил стать школьным учителем.

– Ты узнай сначала, сколько учителя получают, тебе же семью кормить придется, сыночка, – увещевала его мать. – Самая неблагодарная профессия, зачем тебе это?

Юрка поступил в педагогический на факультет истории и географии.

Наталя часто спрашивала у меня, заставляют ли нас в политехе участвовать в рейдах и добровольных дружинах, как у Юрки:

– Саша, ну ладно он на учебе пропадает, зубрит абсолютно ненужные тексты, ну что там нового в географии: Африка остается там, где и была… А за эту всю общественную деятельность «спасибо» никто ему не скажет, только хулиганы прибьют в подворотне.

Но это было не единственным сожалением матери по поводу сына. Юрка ей еще один сюрприз подкинул перед институтским выпуском. Привел в гости девушку, что неудивительно – он и раньше приводил целые компании, но эта девушка явно была для него особенной: мать с порога поняла по тому, как бережно он повесил ее курточку и подал руку, приглашая войти в дом.

– Мама, это Катя, я сделал ей предложение, и она согласилась стать моей женой.

Наталя побледнела, но взяла себя в руки и привычно предложила поужинать с семьей:

– Давайте за столом все обсудим, сейчас папа придет.

– Да что там обсуждать, – сказал Юрка. – Мы уже все решили. Жить будем у Кати, у нее мама болеет, ее оставлять одну нельзя.

– А папа ей почему не помогает?.. – мать сразу прикусила язык, спохватившись, что допустила бестактность.

– Папы нет. И никогда не было, – отрезал сын и прошел со своей спутницей к почти накрытому столу.

Тут только Наталя разглядела, что девушка сильно сутулится и прихрамывает. «Калека, что ли?» – ужаснулась мать, но снова промолчала.

Ужин прошел в гнетущей тишине, отец позвонил, что задерживается, Аська к столу не вышла, сославшись на срочную работу, и Наталя отнесла ей в комнату тарелку с густым гуляшом и ломоть хлеба.

Юрка сухо поблагодарил мать за ужин, пошел провожать Катю и появился дома только вечером следующего дня. Женщина бросилась к нему:

– Сынок, благословения не дам. Ну ладно бы ребенок у вас образовался, трудно, но это ведь счастье такое… Да неужели тебе красивые девушки не нравятся, эта Катя, она же… Пусть живет с таким же калекой, им вдвоем проще будет, – женщина заплакала. – Зачем тебе обуза?

Юрка помрачнел, но он был воспитанным сыном и произнес сквозь зубы:

– Мама, Катя – замечательный человек. Она лучше всех красавиц мира. Лучшая на нашем курсе! Ты увидишь… Узнай ее поближе, прошу.

Но мать уже было не остановить, она решила выплеснуть всю горечь, накопленную с того момента, когда он не пошел учиться туда, куда отец его просил. Женщина выкрикнула:

– Всю душу ты мне вымотал! Убирайся тогда к этой своей убогой и выноси горшки из-под нее и из-под ее матери до конца своих дней. Попомни, сынок, – мать пошла малиновыми пятнами и тяжело дышала. – Ты же первый от нее и сбежишь, захочешь детей, захочешь по улице с красивой здоровой женщиной прогуляться – и сбежишь. Или будешь, как паскудник, по чужим постелям втихомолку бегать, если совесть не позволит инвалида бросить!

Юрка схватил ее за плечи и пустым голосом глухо произнес:

– Хорошо, мама, поговорим когда-нибудь потом. Я уже все решил и буду последним подлецом, если оставлю сейчас Катю. Я себя презирать буду, а тебя – ненавидеть. А я так не хочу.

Так и не раздевшись, отступил к двери, оглядел, словно прощаясь, просторную веранду, и ушел.

Жил он у Кати, устроился учителем работать в школу, к матери в дом не приходил, а она как будто превратилась в другого человека. Караулила его у школьных ворот, просила уйти от калеки и вернуться домой. Юрка молча шел мимо, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить матери. Потом в деканат пришло анонимное письмо об аморальном поведении Екатерины, недостойном студентки педагогического. Тогда Юрка позвонил из телефона-автомата:

– Мама, прошу тебя, прекрати отравлять нам жизнь, иначе я уеду из города, и ты никогда меня не увидишь.

Наталя решила атаковать невестку. Вызвала ее как-то с консультации перед госэкзаменом, Катя спустилась по лестнице и остановилась в паре шагов, глядя женщине прямо в глаза.

«Гордая какая, одета бедно, но в чистое», – отметила мать про себя, поправила шелковый платок на шее и начала:

– Вы понимаете, зачем я пришла, не притворяйтесь. Я вижу, что вы умная и гордая девушка, поэтому вы найдете в себе силы оставить моего сына в покое и не ломать ему жизнь. Вы ему не пара, он из другой социальной среды и у него без вас блестящее будущее. А с вами… – женщина с презрением осмотрела девушку с ног до головы. – Тоска зеленая.

Катя попала в аварию на втором курсе, соскользнула со ступеньки отъезжающего автобуса зимой и не смогла встать, автобус тронулся, люди закричали, стало очень больно… Но так больно, как ей сейчас сделала эта красивая, модно одетая женщина, ей не было никогда.

– Я его не держу. Он у меня живет, правда? – улыбаясь, нашла в себе силы ответить. – А не я у него…

Наталя улыбнулась криво:

– Ну раз у вас живет мужчина, то не мне вам объяснять, чем вы его держите. Надеюсь, у вас не может быть детей, милая, иначе, когда Юрий опомнится и уйдет, вам придется еще и с выродком всю жизнь маяться. Неизвестно, что у вас там с генетикой, раз мать лежит и вы вся кривая… – мать наклонилась к ее лицу и прошипела: – Все равно он тебя бросит.