Ольга Финн - Зачем в Питер?

Руки у девушки дрожали, на тонкой шее билась голубая жилка, она боялась потерять сознание, но проговорила спокойно:

– Хорошо, я Юре передам вашу просьбу вернуться домой. Пусть сам решает. К счастью, ему генетическая жестокость не передалась от вас, он добрый и порядочный человек.

– Ничего говорить ему не надо, – попыталась схватить Катю за руку мать, но та вывернулась и отступила назад. – Поймите меня как женщина. Я просто желаю своему ребенку счастья. А с вами какое счастье? Ну будьте же вы благоразумной.

Голос у нее сделался почти просящий, заискивающий. Она сгорбилась и стала ниже, пересекая институтский двор. Катя смотрела на нее из окна в коридоре второго этажа и глотала слезы, не хватало еще, чтобы Юрка увидел, что она плакала.

Но он заметил:

– Кто тебя расстроил? Мать что-то вытворила?

Девушке стало жаль свекровь, Юрка парень горячий, мог и глупостей натворить.

– Не выспалась и голова весь день тяжелая…

Они не могли общаться во время лекций, поэтому завели специальную тетрадку, в которой писали: «Обедаем в столовке или домой сбегаем?» или «У старосты можно бесплатно билеты взять в театр, идем?», там же была и запись про тяжелую голову…

На вручение дипломов мать не пришла. Сыну ответила сухо: «Некогда». Юрка работал, поэтому для него диплом был формальностью, а Катя госэкзамены сдавала уже с животиком. В декабре у них родилась Лиза. Тяжело им пришлось: мать больная помогать с малышкой не могла, сама требовала ухода, у Юрки зарплата – смех, Катя не работала. Наталя же сделала вид, что внучки у нее нет. Тем более, что в семье у них новая неприятность приключилась.

Советский Союз развалился, балом стали править ушлые расторопные предприниматели, заводы за копейки скупали бывшие идейные партработники. Прокопчук человеком был порядочным – работал на совесть, заслуги свои не выпячивал. Обещал – сделает. Высказался Юркин отец в духе, что если все честно будут работать, даже без зарплаты, то завод выстоит, и все наладится. Им зарплату выдавали запчастями какими-то или электронными весами, народ торговал всем, чем можно, – есть было нечего. Работать бесплатно никто не хотел – выносили все, что плохо лежало.

– Отец, как это сказать, «настучал» на таких несунов новым хозяевам. С одной стороны, защищал свое предприятие, с другой – предал своих товарищей. Как бы ты поступила, если бы увидела, что… – Саша прищурился и спросил: – Где ты работаешь?

– Сейчас нигде, – я пожала плечами. – Раньше в школе работала.

– Ну ты бы узнала, что в твоей школе беззаконие творится. Например, кто-то что-то украл. Или аморалка… Что бы ты сделала?

– Ничего. Камеры же есть, воров увидят на вахте…

– А если бы ты увидела, а?

Я задумалась.

– Предупредила бы их, что счастья им наворованное не принесет. Что бог увидит, что они себе купить не могут то, что они взяли без разрешения, и вообще все у них отберет, типа: «Нате вам. Раз не можете заработать – тогда по полной не могите»…

Мужчина уставился на меня в изумлении:

– Ты откуда вообще? Какой бог?

– Ну… наш. Короче, я бы докладывать никому не стала. И про аморалку – тоже. Зачем, если меня это не задевает?

– Вот видишь, тебя не задевает, а его задело. Человек такой. Пошел и рассказал обо всем, что видел. За это и поплатился. Завод встал, минимальные какие-то заказы выполнялись, но почти все рабочие разбежались по мелким ремонтным мастерским. Юркиного отца никуда не брали, город маленький, а он прослыл стукачом.

Гордый человек, он не мог больше кормить свою семью, слег, и весной его похоронили. Сердце.

Только Наталя пришла в себя, Аська вышла замуж.

– О, вот это новость, – оживилась я. – Тоже за калеку?

– Ну уж нет, – засмеялся Саша. – Она была далеко не дура, причем я же говорил, что внешность у нее интересная: глаза серьезные, а рот вот-вот в улыбке расплывется.

Аська работала на том же заводе, что и отец. Но она была настолько поглощена своими обязанностями, что не замечала, что там вообще вокруг нее происходит. Хорошо одетая, привлекательная, но погруженная в себя, девушка казалась загадочной и притягательной. Ровесники ей были неинтересны, на их ухаживания она не реагировала. Так что замуж Аська вышла за разведенного директора завода. На изумление матери отрезала: «У второй жены муж всегда под каблуком. Дети взрослые, алименты платить не нужно. Все мне достанется».

Мать взвилась:

– Шиш тебе достанется, дети все поделят, помяни мое слово.

Аська неожиданно расплакалась:

– Мама, тебе мало было Юрку потерять? Папы нет, Пашка в Москву уехал, меня выгонишь… Ты что делаешь вообще?

Наталя притихла и вскоре Аська с мужем зажили в огромном доме вдвоем, выселив мать во флигель.

– Все это я узнал, когда прилетал с Камчатки своего отца хоронить, – сказал Саша. – Ну Камчатка-то знаешь где?

– Конечно, – победоносно посмотрела я на него. – Я там родилась и выросла.

– Да ладно, – его лицо просияло. – Серьезно? А где именно?

– На острове Беринга, а вот ты знаешь, где это? – настал мой черед умничать.

– Знаю. Командорские ваши грибы кто же не знает! – покачал он головой в недоумении. – А я и думаю: «Бесхитростная ты душа, как же ты живешь в нашем суровом мире?»

Я поправила его:

– Мир не суровый. Живи просто – и все хорошо будет. А ты что на Камчатке делал?

– Как что? Работал. Я закончил наш политех, пошел в армию, попал в Вилючинск и остался там по специальности работать. Потом вернулся на Алтай, но все развалилось, работы не было, и я уехал в Петербург с семьей.

Он хлопнул себя по коленке:

– А знаешь что, хочу я тебя в одно место пригласить… Была на квартирниках?

– Ну… Я себе что-то разнузданное и нетрезвое представляю…

– Твои фантазии больше на свингерскую вечеринку похожи, а то, что я предлагаю – это гитары, немного алкоголя, но можно и без него. Пойдешь? Познакомлю тебя с ребятами, там тоже с Камчатки кто-то есть, пару месяцев всего ребята здесь.

– Только давай что-то с собой купим, угощение, я так не могу…

– По дороге разберемся, тут недалеко. Отдышалась? Пару километров сможешь пройти? Я как раз тебе перескажу то, что от старика узнал – куда все благородное семейство подевалось, – Саша застегнул ноутбук в портфель, оплатил счет, и мы вышли с веранды. Он позвонил своему приятелю и предупредил, что придет не один. Было уже часов десять вечера, но прохладнее не стало.

– Только не бежать, – я обнаружила, что у моего спутника рост под два метра. Он казался меньше, когда сидел за столиком. – У тебя шаг, как четыре моих, а я жару плохо переношу.

– Понял, северянка, – притормозил он. – Слушай дальше.

Отец мой умер от инфаркта. Он давно уже жил в другой семье, до самого конца работал и умер легко, во сне: пожаловался, что на сердце тяжело, положил валидол под язык, уснул и не проснулся. Мать помогала его второй жене с поминками, она как будто из параллельной реальности вынырнула: разглядывала вновь пришедших, задавала странные вопросы, еще бы спросила, кого поминаем. Стыдно почему-то стало за нее.