Валерий Антипин - Хоровод

Он стиснул зубы.

До какого огромного счастья? Неужели оно такое – циничное и отстраненное. И если это счастье, то почему тоскливо?

«Попросит, я и сам уйду!», – нахмурился Игорь Львович.

С его тонких и приоткрытых губ слетел выдох. Он поправил очки. Слова гнева рвались наружу, осуждая жену в холодности и, по сути, безразличию, но они так и не были им произнесены. Почему он сейчас не с ней дома, а с бетонными столбами, такими же голодными, как и его жена, и сколько ему шастать по тёмным дворам!

Это его, похоже, и беспокоит, он поймает тоску за короткий хвост и уже её не отпустит. Игорь Львович боялся разлуки с женой, привлекательных женщин, людей и добра от них, которого он боялся ещё больше. Не верил он и в справедливость, а за добро рассчитывался должным процентом. Взглянуть на любовника хотя бы одним глазком и задушить собственными руками. У него то нет никакой любовницы, была, но давненько. Вот и надо бы завести, развеется, и получить от неё компенсацию за причинённый женой моральный ущерб и обиды. А сын взрослый, позаботится о себе сам, и чихать на его философию!

«Вернёшься только под утро к обеспеченной стерве, упрямому сыну и бутылке вина, – подытожил он. – И о чём я думаю? Не время ворошить личное».

Перед ним стоял наёмник и терпеливо ждал.

«Спросил бы, что случилось, давай помогу или…», – смотрел на него и подумал Игорь Львович.

Никто и никогда его так не спрашивал, а ему очень хотелось. Очень. Ни друзей, ни любовницы. Как мало у него быта и как много общественных забот, не имеющих к нему никакого отношения. Помыслить в глубь, покумекать на досуге и парализует. Держаться не за что.

Ночь. В уединённом месте встретились двое. Один другому передал бумажный пакет. Посмотрел ничего не выражающим взглядом через линзы очков, отвернулся. И взгляд сказал о многом. Кто-то доживает последние дни, не догадываясь об этом, и уступит дорогу. Места на ней достаточно, но почему-то всегда кто-нибудь мешает. А ночь хороша. Какой-то короткий баланс возник между теплом, дождём и ветром. Редчайшее явление осени, которое никогда не встречается весной и летом, разве что в конце сентября. Непытливых глаз, ни ушей. Свидетели им ни к чему. Разговор без слов где-то в подворотне, решивший чью-то судьбу.

Второй взял пакет и пошёл своей дорогой. Два дня на подготовку, а готовиться есть к чему. Лишний вопрос, ироничный взгляд, жест может стоить жизни. Ходить по кромке вечно не придётся, и что его ждёт, он прекрасно понимал. Думать об этом пока ещё рановато, а вот задуматься не мешает. Дело не последнее, обрубать связи хлопотно. Всех кто мог хоть как-то знать что-либо о нём, он знал в лицо. Они могли, но не знали. Оставался один и он боится. Правильно делает.

Каждый раз, представляя себя жертвой, наёмнику казалась, что в спину дышит смерть. Дыхание острое, жгучее и с запахом тлена. А зачем от себя утаивать то, что непременно произойдёт и вопрос появляется сам собой – когда это случится? Так же кому-то и кто-то сунет пакет и считай, закрыли рот опасному свидетелю. Лучше всё-таки от болезни в старости, чем так – постоянно оглядываясь.

«Никто, никого не отпустит», – даже не гадал наёмник, свернув во дворы.

Обещали кратковременный дождь, но он так и не пролил. Из того, что обещают, исполняют совсем немного, да и то не самое важное. Ему пообещали тёплые страны, другую фамилию, имя. И где же они? Когда сидишь на крючке, условия диктуешь не ты и попробуй, дернись. Привяжут намертво. Если что, исчезнешь, и не найдут.

Такие вот они обстоятельства, шаг и в ловушке, но он птица вольная.

«Обещание надо было сдерживать, а не дёргать кукол за порванные ниточки», – подумал наёмник.

Канава, комки грязи, широкие доски. Он прошёл по ним, на другой край.

Старые здания и в них всё ещё живут босяки, грезя надеждой. Наёмник достал пакет, покрутил в руках и вскрыл. Извлёк из него список мест, где бывает чаще всего клиент, фото и ключи от машины.

Разглядывая брелок на своей ладони, он увидел себя охваченным огнём.

Клубится едкий дым, полыхают его одежда, кожа и кости. Съёживается краска и пластик, сидения в салоне. Вывалившись из машины обугленным комком, кричит от жуткой боли и тяжкой смерти, не рассыпаясь на пепел.

Так оно и есть, только то, что он кричит, никто и не услышит. Сгорит и никто не увидит, а внутри воют ветры и взрываются вулканы.

«И кто же», – взглянул наёмник на фото, убрав под неё брелок.

Человек ему нисколько не знаком.

«Живи», – пожелал ему наёмник.

Во дворе горел костёр. Спинами к наёмнику сидели бомжи. Кружку передавали по кругу, отхлебнув спиртное, закусывали колбасой. Он подошёл, поставил бутылку водки на столик и бросил пакет в огонь. Ни машина, фото ему не нужны. Лица его не запомнят, а вот бутылку точно. Мозги пропиты, и цели и мечты. Бомжи покосились. Огонь костра плясал, освещая их трёпаные одежды.

У каждого из них своя печальная история, а может и две. Тем и живут, о том и беседуют. Бомжи переглянулись, интересоваться, кто угощает, не стали. Везёт же им сегодня, лишь бы не заставили что-нибудь сделать. Настроения никакого, да и ночь на дворе.

Пакет почернел, закрылся как лепестки цветка и смешался с золой. В прошлом осталось много тёмных событий, чужих тайн и оборванных жизней. Забыть об этом, окончательно не получиться, но хотя бы изменить направление.

Наёмник мысленно представил идущего за стенами нежилых домов человека в плаще. Шагает и не оглядывается, а зря. Слишком уверен, заелся и размяк.

«У него в запасе пять минут», – высчитал для себя наёмник.

Бомжи шептались, что-то обсуждали, и думается, веселились.

– Чего ты мне… тут толкуешь, – заговорил один из них. – Были бы умными не сидели сейчас у помойки, не жевали объедки и не пили бы разбавленную гадость из бутылочек. От неё и слепнут, и глохнут, и дёсны опухают. Я про почки не упомянул, вы и сами об этом знаете.

– Пойду завтра и заявление напишу, – сказал сидевший на ящике из-под овощей обросший мужик.

– Куда? – спросил третий.

– В прокуратуру.

– Паспорт нужен, документы какие, а у тебя, их нет. Украли их или забыл где? – ввязался в разговор ещё один бомж.

– Заявлю о пропаже, – защищался Сергеевич.

– Заяви, заяви! – ухмыльнулся в свитере с дырами и кепке худощавый бомж.

– И заявлю! В суд подам иск, комнату отсужу и в контору по трудоустройству обращусь.

– А ты прямо сейчас иди, – засмеялись над ним собеседники. – Ждут тебя там. Вот тебе и паспорт, и комната твоя, работа… Живи Сергеевич по-человечески и не таскайся по помойкам. А то до тебя никто до этого не додумался!

– Вытурили тебя из жилья, работы, про пособие забыли, а ты не попросил. Чего раньше в суд не обратился? – спросил худощавый.