Валерий Антипин - Хоровод

Дождь опять прекратился, смочив асфальт. Тополя зашуршали листьями, подул прохладный ветерок. Наступит завтра, изменятся обстоятельства и привычный ритм вернётся.

Игорь Львович, не спеша, завернул за угол дома. Его дёрнули за рукав плаща, и нога подвернулась. Он непременно бы упал, но кто-то держал за шиворот крепкой хваткой и, не дав, опомнится, надавил на ключицу. Игорь Львович вскрикнул. Тихо так и засопел. Очки слетели, упали где-то рядом. Перед глазами расплылось тёмное пятно, заслонив свет. Что-то сверкнуло, ударило в плечо, шея хрустнула, и в голове зазвенело. Он обессилел, руки свисали плетьми вдоль тела, ноги подкашивались.

«Предчувствие, – неслась мысль сквозь звон. – Меня грабят и бьют!».

Тротуар где-то слева и водосточная труба, бордюр, трава.

«Больно».

Он пошарил пальцами возле себя, с которых стекала какая-то жидкость.

«И зачем меня обливают чем-то липким, – подумал Игорь Львович. – И зачем я навстречу попёрся один. Сказал бы…».

Ухватившись за сколотый кирпичный угол, чтобы не упасть и споткнуться, он неуверенно шагнул. Расплывчатые силуэты улицы, ветер, тошнота. Игорь Львович прислонился грудью к стене и ощутил её холодок. Сосредоточиться не получалось и думать, он становился безразличным к тому, что происходит. Игорь Львович не мог стоять и дышать. Чья-то рука хлопнула по плечу, чья-то спина исчезла за углом. Он качнулся и упал, так и не увидев сверкающих огней, машин, оживлённых улиц. Как-то всё и вдруг, и неожиданно случилось. Пальцы заскребли по асфальту. Вот и она посетила его – женщина с пулей. Не молодая, не старая.

Наёмник видел, как по тротуару ползает человек. Ползать ему минуты две, не более этого. Он рассчитывал на засаду, что заказчик придёт не один, но тот оказался самонадеянным. Хлопнули бы позже, а чутьё – оно как нюх у охотничьей собаки. Один должен был пропасть, не всплыть где-нибудь с доказательствами. О нём никто не слышал кроме него и не узнал бы, исчезни он. Тут и размышлять особо и не надо.

Не учёл только Игорёк, что тоже смертен. Поумней его люди, живут и процветают.

Наёмник вернулся к костру, где уснули бомжи – доверчивые люди. В бутылке водки мог оказаться и яд, а не снотворное. Скоро наступит рассвет, но лучи солнца доберутся сюда позднее. Низина, роща, домишки невысокие. Он нырнул в подъезд заброшенного барака. Перчатки сняты, парик, приклеенная бородка. Таким его знали и видели, встречали в подворотнях. С таким лицом его фотография в папке где-то на полке или хранится в столе. И для ненужной бумаги место нашлось.

Цвет глаз изменился, став карим, живым и естественным. Хромота и сутулость пропали, плечи расправились. Другая личность вышла из барака в ночь и подошла к костру. Брошенный бумажный пакет с вещами вспыхнул.

«Огонь съедает всё, что не подкинешь, – подумал наёмник. – Вот и моя очередь свернуть с дороги. Слишком крутой она становится, почти вертикальной. Цепляться за выступы и карабкаться по вертикали не для меня. Краёв не видно, да и где этот край. На самом верху только точка. Какой была, такой и осталась».

Он оглядел спящих бомжей и упругой походкой направился в рощу.

Ключ повернулся. Замок щёлкнул. Михаил толкнул дверь, она приоткрылась и своим широким полотном, указала путь в полумрак. Коврик, прихожая и тишина. Он шагнул в коридор и небрежно закрыл дверь за собой.

«Ну, вот и всё, – подумал Миша. – Приплыли. Ушёл бы, да идти некуда. Можно рассуждать философски, но мне сейчас не до неё. Кому нужны все эти рассуждения. Жизнь так и не меняется. С ней что-то не так, а вернее со мной что-то не так. Не так. А что…? Пропал огонёк, какая-то жажда, голод, интерес к происходящему. Устал… Было бы от чего уставать. Это не усталость».

Не раздеваясь, Миша прошёл в комнату и плюхнулся на диван.

– Всё! – шепнул он.

Тот скрипнул, ухнул и как что-то единственное и ждущее его, притих. Мягкий плед защекотал щеку. Закрыв глаза, Миша глубоко вдохнул, и будто освобождаясь от тяжёлого бремени, выдохнул, проведя ладонью по ворсу пледа. Перевернувшись на спину и раскинув руки, он попытался проанализировать ситуацию. Что же с ним такое происходит и что вообще творится.

Поводов для расстройства нет. Вопросы есть, но такие вопросы повседневность и только. День за днём протекают так, как будто их кто-то заранее планировал. И кто же это может быть? Он сам и планировал, сам хотел, стремился к этому, оказывается ничем не примечательному течению лет. Только лишь на первый взгляд. Молодой и амбициозный паренёк чего-то достиг, но только вот чего. Никакого куража и азарта в душе. Со временем угасаешь и ничего вдохновляющего. Какой-то тупик, парадокс, к которому сам себя и приводишь, а потом ещё и спрашиваешь, что же происходит, а что же дальше и как же быть.

«Это всё к чему ты шёл? И это всё? Желания исполнены, а радости нет. Пора бы успокоиться, но всё ещё что-то мучает. На счёт других не знаю, может и так, а меня уже замучило такое состояние», – играл мыслями он.

Миша приподнялся, снял плащ и откинул в сторону, тот упал на пол. Расстегнул ремень, посмотрел на туфли. Скинул один, затем и второй. До брюк дело не дошло. Пробежал взглядом по окну, стенам, ковру.

«Какой ты бедненький и одинокий. Ещё всплакнуть и легче станет. Чего тебе не достаёт? Всё что хотел, получил сполна и всё же. Куда-то мчусь, не зная за чем, для чего. Кто-то мелькает, что-то происходит, но мне, мне чаще приходит на ум, что это только разминка, подготовка для следующего шага о котором и не задумываешься. И куда же тебя занесёт, что случится завтра? Вопрос за жизнь, вопрос о будущем, которого не знаешь, поэтому и страхуюсь. Плюнуть на всё и начать что-то новое. А дальше? Когда-нибудь так же приду и, упав на диван, буду пускать пузыри. И что?».

Меж тем светало. Привычная занятость не помогала, а порой как это и бывает надоедала. Перспективы Михаила теперь не манили. Квартира, в которой он когда-то всё так тщательно и славно сделал, казалась ему теперь чужой, а потраченное на это время от чего-то бестолковым. Много всего и ненужного. Были вещи, которыми он совсем не пользовался. Гостей приходило меньше и меньше, а в последнее время они только и делали что названивали. Михаил особо не переживал, понимая, что из всех прошенных и нежелательных гостей его не забудет, будет помнить только один, может и больше. Он загнул пальцы, подсчитав в уме – пятеро.

«Почему вечеринки назвали вечеринками? – задался он вопросом. – Не совсем удачное название, подошло бы ночники».

Вечеринки, тусовки, корпоративы Михаила раздражали, но на некоторых из них приходилось присутствовать. Никак не отвертеться, часть общественной занятости. Вот и вчера перелилось в сегодня согласно утверждённой программе. Повеселились. Его пытались споить, особенно одна назойливая девица. Ничего у неё не вышло. Она злилась, хотя тщательно скрывала свои эмоции. Михаила не обмануть, не такой он и профан. Проснутся в чужой квартире и пастели, в его планы не входило и не входит.