Валерий Антипин - Хоровод

Офисный детектив бдительности не терял, собирая в архив сплетни и интрижки. Прозвали его Ада. Она на прозвище не обиделась, а даже им гордилась. Какой в этом смысл – интересоваться слухами и сплетнями Миша не задумывался. Оригинальный коллекционер и только, кайфующий от чьих-то чёрных шашней.

Ада что-то разыскивала и кого-то подозревала, а на вечеринках не танцевала. Забьётся в уголок и оттуда старательно наблюдает, как резвятся коллеги. Вычисляет будущего мужа, но подобрать пока никак не может. Об этом знают все, но открыто сказать ей не решаются по этическим соображениям. Боятся затронуть её самолюбие и рассеять розовый цвет, за которым грубая реальность.

«Да, что я сам знаю об этой реальности! – подумал Миша. – Вокруг меня люди и у каждого, каждого она разная, своя. Взять, например, меня и Гену. Существуем в параллельных измерениях, хотя друзья детства и живём в одном и том же городе».

Михаил два дня назад отослал Гене пригласительный, но он не пришёл. Заходил к нему домой, звонил, но не удачно. Обидеться Гена не мог, если только на себя. Он не из «обидчивых», шутки от серьёзных предложений различает, да и сам шутник, а поговорок как припасов в бункере на случай катаклизмов.

Ада задала Мише какой-то скользкий вопрос. Он ей ответил также расплывчато и скользко. Они друг друга поняли. Поинтересовалась девицей, которая подсовывала рюмки, и пришлось посоветовать поискать провожатого за соседним столом. Он не прочь погулять, завязать знакомство, но у него есть свои принципы. Скажи Аде, что зрелая свобода наскучила, как вечеринки и офисы, она бы воспользовалась, ослабив влияние конкуренток. Не зря же её так прозвали. А что же такое свобода он никак не брал в толк – бегство в тихую гавань, где нет забот?

– Обманываю сам себя, – произнёс Миша.

В каком-то он не устойчивом состоянии, очевидно, созрел и для житейских дел, семейной суеты. Подходит к ним со всей ответственностью и моралью. Он щёлкнул языком. Миша не моралист и чего-то в жизни ему явно не хватает.

«Человеку всегда чего-то не достаёт, – зевнул он. – И веселья, шубы, носков и скуки».

Миша засыпал, но он напомнил себе, что надо встать, умыться, почистить зубы и после этих нехитрых приготовлений нырнуть в постель. А как не хочется вставать! Шевельнулся и то с трудом, так бы и лежал, и лежал. Есть всё-таки плюсы, что он один. Никто не упрекнёт, оправдываться не перед кем не нужно и объяснять чем ты был занят, например, ночью. Кому, какое дело!

Куда же пропал Гена? С ним что-то не так. С ним всегда было что-то не так. Он весенней ласточкой появится, пощебечет и пропадёт на месяцы, а в этот раз уже на год. Долго. Слишком долго. Идеями кидался как шелухой от семечек.

Людей, способных оценить, увидеть в них развитие, процветание и интеграцию с чем-либо, находилось не очень много.

Миша когда-то и сам воспользовался, казалось бы, смешной идейкой, которая проросла и превратилась в подсолнечник. Из него потянулось множество нитей, а с ними и перспективы, деньги. Никто и не помышлял, что так получится. Миша тоже сомневался, перед тем как сделать важный шаг, но решился.

Появляются же одарённые юноши. Что не мысль то самоцвет, что не слово так изумруд. Специалистов своего дела ещё поискать, но будь те и другие без финансов, даже супер идея так и останется неразвитым зародышем.

– Эх! – печально повздыхал Миша. – Были бы они у них тогда, не ходил бы он и не выслушивал дурацких советов. Сколько же Гена с того времени сменил офисов! Что-нибудь подкинет и прощайте.

Михаил предлагал ему отличное место, но он отказался. Хотел сам организовать конторку, маленькую и свою. Не получилось.

Фирма вот-вот распадётся на несколько ветвей. То самое время отрубить одну и забрать причитающуюся долю, а Гена потерялся.

«Куда же он пропал? – спрашивал себя Миша. – Может, он уехал. А что, вполне возможно. Жизнь идёт, он не молод и с каждым годом шансы уменьшаются. Судьба его не так уж и часто балует. Да! Гену несправедливо обошла, приберегла для чего-то особенного».

По мнению Миши особенное наступило или, по крайней мере, скоро наступит, а его рядом нет. И почему он подумал о нём? Есть другие кандидаты. Другие есть, но с Геной ни одному из них не сравниться. Это он на вид как тюфяк, а подогрей, зажги идеей, заинтересуй и перья полетят. Всё закрутится, забрякает. Зажми, так и слова не вымолвит, в какое-то бездумье попадёт и не концепций, фонтанов озарения.

Дома не появлялся, с работы уволили за прогулы, подруга год не видела. И где его искать?

– Ну, появись же ты! – прошептал Миша. – Появись, а лучше сегодня, завтра. В любое время и ближайшее. Появись!

Они часто пересекались в какой-то жизненной точки, потом расходились. После таких пересечений у Миши менялось окружение, и появлялась новизна, просвет, а у Гены довлело противоположное.

«Бывает же такое. И никто не объяснит почему», – подумал он.

Ухаживали в юности за одной девицей, а она их обманула. Миша разбирал эту тему, но к определённым выводам так и не пришёл. Наверно, что задумано, так тому и быть. Иначе как же объяснить разногласия. Какой-нибудь пройдоха со связями и деньгами пролезет и не поранится, а увлечённый человек так и пробежит по канаве, запинаясь и падая. Единицы из тысяч. Такова уж жизнь.

«В запасе два с половиной, три часа. Надо успокоиться, вздремнуть. Пошло оно всё, побери их холера!», – зевнул Михаил.

Он заложил руки за голову и закрыл глаза.

«Без него ломоть удержать будет сложно», – засыпал с этой мыслью Миша.

Стас проснувшись, лежал минут пять, медленно выполз из постели и поплёлся на кухню. Он открыл холодильник, прошёлся взглядом по полкам. На самой нижней было блюдце. Он взял его в руки, понюхал и, поморщившись, поставил на кухонный стол. Во рту сухо, отвратительно и погано. Стас налил в кружку воды из-под крана и выпил. В четверг он чувствовал себя куда хуже, чем сегодня. Хоть голова не болит и не раскалывается, руки не дрожат. Срыв допускать больше нельзя. И где, где же тот коварный поворот, который привел его к плачевному состоянию? И были ли знаки. Они точно были, будут с ним или без него, но он их игнорировал, пропустил все без исключения занятый увлечением. Оно опасно и опасно вдвойне, если ты неспособен трезво рассуждать и вовремя остановиться.

Стас злился на себя, за неумение нажать на тормоз страстей, разгула эмоций. В нём существовала какая-то кнопка саморазрушения. Нажмёшь на неё, и начиналась выполняться бесконтрольная программа, неподвластная ему.

«С орехом моим беда, – взъерошив волосы, он пощупал голову пальцами. – Не соображает совсем. А она всё-таки существует эта кнопочка! Я её найду».

Стас, пошмыгав носом, осмотрел кухню.