Юрий Сидоров - Портрет

– Слушай, Леха, – Кудрявцев приподнял голову и положил щеку на усыпанную прилипшими песчинками ладонь, – а он и раньше таким был?

– Каким таким? – недовольно переспросил Хотиненко. Уж очень ему не хотелось отвлекаться от мечтаний о Поле, да и Мотьку обсуждать тоже желания не было.

– Будто сам не понимаешь, – поддержал Кудрявцева своим рассудительным даже на пляже голосом Коля Егоров.

– Нормальный Мотька пацан, – одним махом решил закруглить разговор Лешка, – не дрефло, не виляет почем зря. А с картиной этой… так у каждого свои примочки бывают. И девка на картине ничего… только не нашенская. Барышня кисейная. Какая она, на фиг, Ревмира? Да никакая! Ревмира должна в красной косынке быть или в гимнастерке, а не в розовом этом… Да еще цветы желтые. Добро бы красные, чтоб цвет нашенский.

– Похоже, Лешка, тебя тоже картина приворожила, – покрутил головой Невзоров.

– Слушай, ты, засохни, а то получишь и за меня, и за Мотьку, – Алексей говорил без злобы, но грозно. – Вот наверну так, что увинтить не успеешь.

Гришка не ответил, и разговор сам собой закончился. Ребята разомлели и с закрытыми глазами подставляли свои тела в полное владение солнцу. А у Лешки запала в душу и никак не выходила оброненная Невзоровым фраза. Неужели его, пусть и не так, как Мотьку, приворожила эта барышня с картины? Да нет, бред полный, ведь он постоянно думает о Поле, жаждет ее, терзается, видит во снах. А эта Ревмира чертова просто на язык попала. Пусть Мотька по ней сохнет, два сумасшедших на одну бригаду – перебор.

Лешка мотнул головой, рывком поднялся на ноги и потащился к воде, по пути смачно сплюнув прямо на песок. В речке он оказался один и поплыл на середину. Там Алексей повернул голову и посмотрел в сторону пляжа. Мужская часть бригады лэпщиков расслабленно успокоила свои тела в горизонтальном положении. Хотиненко покрутился на месте, затем лег спиной на воду и начал смотреть в небо. Ни облачка… Хотя бы одно для разнообразия.

Течение у Мотовилихи было медленное, несла она свои воды плавно, с достоинством. Лешка снова посмотрел в сторону берега и заметил, что его немного снесло в направлении того самого дугообразного поворота, за которым скрывался девчоночий пляж. «А что, если Мотовилиха меня туда сама донесет? – Хотиненко удивился, что столь простая мысль не пришла ему в башку раньше. – Рядом с Полей окажусь, подплыву тихонько да прямо к ней!»

Лешка знал, что стоит втемяшиться ему в голову какой-нибудь задумке, пускай даже странной или вообще безумной, но вызывающей страстное желание, остановиться он не может. В трудколе загорелся однажды идеей постоять на руках на крыше. Сейчас мороз по коже от такого, а тогда вынь да положь: пусть все внизу стоят и головы задирают, как он, Алексей Серафимович Хотиненко, тринадцати лет от роду, трюк на публику исполняет. Хоть и три этажа было в жилом корпусе, но вполне достаточно, чтоб Лешкины косточки потом в скелет собирать. Кстати, не кто иной, как Мотька, представление тогда сорвал – наябедничал воспитателю. Ох и досталось ему от Лешки за это: за синяками глаз не видно было! Хотиненко, ясное дело, загремел на неделю на строгий режим и за крышу, и за Мотьку. А вышел и снова с Зарубиным стал не разлей вода.

Ну что, в путь! Алексей начал плавно, без всплесков, но быстро продвигаться вперед. Легко плыть по течению, сплошное удовольствие. Метров через сто Хотиненко перешел на мощные гребки руками и вскоре, заметно быстрее, чем ожидал, услышал за дугой заросшего берега звонкие голоса и смех. Почувствовав прилив сил, Лешка поднажал и буквально вылетел к девчоночьему пляжу.

Увидев стремительно приближающего пловца, Люся и Поля, плескавшиеся в воде возле берега, громко завизжали и кинулись на глубину, стараясь скрыться по самую макушку ниже ватерлинии, как наверняка сказал бы Ваня Локтионов.

– Лешка! Откуда тебя принесло? Уплывай назад! Мы нагишом! – когда Люся начинала волноваться и тем более кричать, у нее начинал проявляться доставшийся от предков армянский акцент.

Алексей застопорил свое движение и, не обращая на Лусине внимания, вперил взгляд в обрамленную намокшими в воде волосами Полину головку. Та, видимо, уловив затылком исходящий от Лешки импульс, повернулась. Их взгляды встретились.

Поля молчала и не двигалась. Ее тело до подбородка скрывалось в водах Мотовилихи. Люся продолжала визжать, но эти звуки были сейчас для Алексея просто фоном. Глаза читали глаза: Лешка Полины, а Поля Лешкины. Сколько так продолжалось, Алексей не понимал: может, мгновение, может, больше, но ему казалось, что пришла ее величество вечность. Но даже сама вечность не всегда бывает вечной. Вот сейчас она прервалась мягкой просьбой Поли:

– Плыви назад к ребятам. Нам с Люсей еще позагорать и покупаться хочется.

– Да я… да я, конечно, – Лешка хлебнул воды и закашлялся. – Только против течения… далековато. Силенок не хватит.

Удивительно, но он, парень, фактически признаваясь девушке в недостаточной физической силе, не испытывал никаких душевных терзаний. Все казалось простым и естественным. И Поля его поняла:

– Ладно. Тогда скоренько к берегу и пешочком! Надеюсь, ты сам не голышом?

– Я-то нет, – негромко ответил Алексей, на всякий случай нащупывая под водой трусы.

Он несколькими гребками добрался до мелководья, встал там на ноги и легкой трусцой преодолел путь до конца пляжа. Густые заросли на изгибе берега скрыли от Лешкиных глаз Мотовилиху. Можно было подводить итоги.

«А все-таки Поля меня не прогнала! – ликовала Лешкина душа. – И не кричала сильно. И не визжала так, как Люська. Может, если б этой Люськи тут не было, то вообще не против была бы?» От этой мысли у Алексея перехватило дыхание. Хотиненко считал себя человеком смелым, даже храбрым. Вот только куда все девалось в присутствии Поли? «Чего я, как последнее дрефло, смылся? Вот вернусь назад, и быть по-моему! Это Мотька пусть картинками утешается, а я от Поли не отстану. Моя она будет, и точка!» – по телу Лешки побежали приятные волны. Добравшись до своего пляжа, он плюхнулся на песок, потом тут же вскочил и, как ошпаренный, помчался в воду. Но никуда не поплыл. Просто подурачился с ребятами в воде и выбрался на берег. Потянуло в сон: так бы лежать и лежать, несмотря на палящее солнце.

– Хорош валяться! – раздался вырывающий из полусонного состояния призывный голос бригадира. – Собираемся и на обед. В четыре часа футбол с третьей бригадой, если кто забыл.

Лешке есть не хотелось. Вот попить кваску он не отказался бы. Только наверняка будет самый обычный компот. «Стоп! Раз обед скоро, значит, Поля уже в городке. А что, если вызваться помочь ей?» – мысль показалась Лешке весьма дельной, и он, стащив с себя трусы, принялся их интенсивно отжимать и разглаживать на песке. Убедившись, что достигнутая степень сухости позволяет натянуть поверх штаны, Хотиненко заспешил в палаточный городок. И не ошибся: девчонки были на месте и колдовали над котлом, засыпая туда крупу.