Екатерина Полухина - Последняя пристань «Тепло и уют». Жизнь прожить – не поле перейти

Но ей сразу же и понравился неон вывесок, что освещал город, как в белый день. Да и мигающие всякого рода фонарики прямо очаровали её. Светофоры завораживали. Как это они умеют так мигать, без участия человека, загораясь нужным цветом, в нужное время. Огромные и величественные многоэтажки вызывали уважение. Это надо же, в трёх домах могли поместиться все жители их деревни. Это ли не чудо!

Транспорт, не зависимо, что это было: автобус, троллейбус, трамвай, не говоря уже о такси, могли увезти их с матушкой Марией прямо почти на край света. Так, по крайней мере, казалось ей, молоденькой, неискушённой провинциалке. Девочке из глубинки, прожившей всю свою сознательную жизнь безвыездно, куда – либо.

Да, ей действительно пришлось стоять на паперти многих церквей, которые покоряли её своей высотой, красотой, величием. Сверкающими на солнце позолоченными куполами, звоном колоколов, от которых щемило в груди и почему – то хотелось плакать. Переливающимися от света свечей старинными иконами и трепетными огоньками лампад.

С этих икон смотрели строго и как бы осуждающе лики святых. И ей было страшно и одновременно торжественно приятно, осознавать, что за ней нет ещё этих грехов. Что она ещё не успела нагрешить за свою коротенькую жизнь. Так думала эта молоденькая ещё девочка, с чистым и неиспорченным этим миром сердечком.

Сердечко её было по – детски чистым, не искушённым соблазном жизни; а вот головка, не смотря на молодость лет, работала на равне с мышлением взрослого человека. Если матушка не устроила её никуда учиться, как обещалась родителям Нины, значит, она сама должна позаботиться о себе. Она не будет стоять здесь, всё время, как побирушка в угоду матушке. Это пока. Буквально пока летние месяцы, а там она сама позаботится о себе.

Ей, конечно же, было неловко, что она окажется неблагодарной по отношению к человеку, приютившему её и заботившемуся о ней по мере возможности. Ведь она с её помощью попала в саму Москву, а это было куда, как серьёзно.

Вдруг это знак свыше на её мысли, о которых не знал ни один человек на земле, кроме самой Ниночки. Эти мысли заставляли сердечко девочки биться сильнее и, она даже порой грезила, будто на яву. Вот бежит она вприпрыжку лёгкой походкой, а то танцует словно балерина. Грёзы эти быстро проходили, и, сердечко её рвалось от действительности. Но, как говорят, выше головы не прыгнешь. Всему своё время. Нужно подождать, обжиться. И уже тогда мечтать по – настоящему. А матушка пусть простит её. Хотя, за что её прощать?

Она сразу же оказалась не нужным здесь человеком для родственницы. Так, как было лето, то спала она на балконе. Да она там находилась всё свободное время, если оно оказывалось у неё. И, чтобы не мешать матушке с её гостями, да и здесь она чувствовала себя, куда как уютней. Была сама себе хозяйка. Кушетка, столик, кресло – качалка. Да это просто обстановка настоящих богачей.

Дома она спала на кровати одинарке, да ещё с двумя малышами, лежащими рядом с ней «валетом». Иногда она не могла заснуть, маясь, на металлической основе кровати, боясь даже перевернуться, хотя и сустав больной ноги дико болел. Просто она не хотела во сне ненароком зашибить братика, или сестрёнку. Или разбудить их. Они ведь ещё маленькие. Испугаются со сна, закричат.

Да не дай бог разбудят родителей. Тогда уже не миновать ей трёпки от них. Им – то с утра на работу, а, как же не выспавшимся? Уж лучше она потерпит, а на уроках, пока руссичка Анна Петровна объясняет новую тему, она покемарит чуток.

Русский язык она очень любила, и он был для неё, словно спелые лесные орешки, которые щёлкаешь, почти не применяя силу. Понятный и лёгкий, как дважды два. Ну, а литературу, она просто обожала. Особенно сочинения, без разницы, на какую тему. Это было для неё праздником души. Там она фантазировала, как только её душе было угодно.

Да, её работы читали старшеклассникам и, если кому – то из них нужно было срочно написать что нибудь этакое, многие без стеснения обращались к Ниночке, не глядя на то, что она была против них пигалица. А потом угощали её вкусненьким; яблоком, или конфеткой. Или же дарили, какой нибудь презентик, как правило – это были книжки.

Ну, а для неё не было дороже подарка, чем книги. Причём любые. Она читала всё подряд. Одни были интересными по содержанию, в других было написано много умных изречений. И то, и другое ей нравилось, хоть и читать их, не было времени. Она бы, конечно читала по ночам, но отец строго следил, чтобы не тратили попусту свет и на ночь выкручивал лампочку. А, до ветру можно и в потёмках сходить, не промахнёшься, – буркал он и ложился спать.

Да родители готовы были и в школу её не пускать. Ведь столько работы по дому, а ей грамота не нужна. Учить дальше они её не собирались, одни только траты впустую. Пусть вон сидит дома, да нянчит детей. От этого больше пользы.

Замуж её, конечно же, никто не возьмёт. Ну, какой она работник в огороде, или поле? А кормить зря ума, ну, если только слабый на голову мужик сдуреет. Но, такая связь никому не нужна. Ещё чего нарожают детей, а кому они нужны эти дети, от таких родителей. С больной ногой, да головой. Нет, пусть лучше дома сидит.

Это был однозначно приговор. Не разумный, не заслуженный. А главное, жестокий. Чем провинилась эта девочка перед самыми родными людьми, что они вот так огульно, решили её судьбу? Разве, только тем, что оказалась именно их ребёнком? Бессердечных, чёрствых и никчёмных людей. Способных лишь рожать детей, не доведя их до ума.

Но всякие комиссии по ликвидации безграмотности строго следили за миссией возложенной на них и такой трюк никто бы не оставил не замеченным, не ходи она в школу. И она, теперь уже здесь в Москве была очень удивлена, как это матушке удалось уговорить родителей, чтобы они отпустили Ниночку с ней?

Ведь она была старшенькой, и всё, что касалось домашней работы и младших братьев и сестёр лежало на её хрупких плечах. Ну да, теперь ведь подросли последующие за ней, двое братишек, а совсем малышей больше не появлялось. Да куда уж больше, и так семеро по лавкам.

А тётка уговорила свою племянницу, то, бишь мать Нины, легко и просто. Пообещав ей, что устроит дочку их в монастырь. И замуж не надо идти, и накормлена, одета, обута будет. Да, ещё и работу посильную найдут ей там. Псалмы читать. Да отмаливать грехи. Возможно и ваши. Чем не работа?

В Москве Елена Дмитриевна имела свою отдельную двушку, плата всё тех же чужих мужей за её ночи любви с ними. И не все они были такими, как тот прохвост, что подставил её в своё время.

Она работала заведующей отделом готового платья в большом магазине, а он был его директором. Вот и подставил свою любовницу под монастырь, а сам остался в стороне. Елена Дмитриевна не выдала его, оттрубив от звонка до звонка, надеясь, вернувшись, урвать с него жирненький кусочек откупа, за её молчание.