Екатерина Полухина - Последняя пристань «Тепло и уют». Жизнь прожить – не поле перейти

Но, всё было так, пока не грянули лихие, девяностые. Всё, как будто перевернулось с ног на голову. Государственные предприятия стали закрывать. Нерентабельно содержать их, предпочитая коммерческие. Какие они, эти коммерческие и с чем их едят, было ещё не понятно. Но, дом быта, где она руководила, тоже закрылся.

Всех вынудили уволиться и искать другое место работы. Само здание продали под офис, какой – то преуспевающей фирме. Что это за фирма и в чём она преуспевала, никто не знал, но у входа теперь стояли бритые молодцы и без предварительного разрешения и пропуска никого не впускали в здание.

В сорок два года, осталась не удел и Нина Ивановна Назарова, теперь уже. Не девочка, скажем прямо, чтобы её кандидатуру схватили с руками, ногами на новом месте. Да и пришло время, жизнь поменялась в стране. К власти пришли другие люди, с другими взглядами на эту жизнь.

Появились ни откуда хозяева этой жизни, охранники, чтобы эти хозяева могли спокойно заниматься любовью прямо в своих кабинетах, с молодыми секретаршами. Молодыми. Кто они и что они за хозяева, никто не знал, но приходилось мириться. Жизнь поменялась кардинально в самой стране. Пришёл капитализм чистой воды.

Нина Ивановна осталась на обочине дороги, недавно ещё такой ровной и гладкой, казалось бы. По состоянию здоровья, инвалид второй группы, какая никакая пенсия. Дети взрослые, уже работают. А тут приспели внуки. Ну, а если у тебя есть эта радость в жизни, то в большей степени ни какие другие дела, тебя почти не интересуют.

К этому времени она была уже не обременена узами супружества. Может с появлением детей, а потом внуков, стала меньше уделять внимания супругу, а может, просто он поддался дани моды. Седина в бороду, а бес в ребро. Нашёл себе молоденькую, но с ней не сложилось. И были потом ещё несколько и молоденьких, и не очень. Но разгульная жизнь ему приглянулась больше семейной, и, он пустился во все тяжкие, в этот разгул.

Чтобы уж очень переживать, она конечно же не переживала, но ночью, украдкой от близких своих, нет- нет да роняла слезу, в подушку, всем женщинам подружку. Неужели жизнь прошла? Но, ведь она ещё и не видела её, как хотелось. Не сделала, что было задумано.

А, как же мечты? Но, это ночью, когда никто не видит. Утром, она снова полна сил и энтузиазма, весела и бодра. Всё у неё хорошо, да даже отлично. И дети радуются на свою мамочку, а она счастлива, что они у неё всё – таки, есть. Смысл всей её жизни. Её необыкновенная радость, её опора и надежда.

А однажды случилось так, что она схватила ручку и стала писать. Текст сам ложился под пером. Да, она его видела перед глазами. Он стоял перед ней, как раскрытая книга. Сама она не понимала, что с ней происходит. Будто какое – то наваждение.

Из под её пера, появлялся на свет целый роман о любви. О любви, про которую она сама, только мечтала. Может, это был крик души, которой не хватало этой самой любви? Кто знает. Все дела, как бы отодвинулись куда – то. Дочки и зятья недоумённо переглядывались, внуки на время занялись играми, чтобы не мешать и не отвлекать бабулю от её дел.

Неделя упорного труда и работа закончена. Триста шестьдесят страниц – мелкого убористого текста. Когда книга была издана и стала пользоваться спросом у читателей, а тогда ещё читали, её, как будто прорвало. Идея порождала идею, сюжет за сюжетом сменяли друг друга.

Боже! Боже! Ты вспомнил про меня, – шептала Нина Ивановна, как когда – то, так шептала молоденькая девчушка, Ниночка, мечтавшая бегать ножками, как все здоровые девчонки. Танцевать и порхать, как бабочка с цветка на цветок.

Но время неумолимо бежит. Не успела оглянуться, как ей уже под пятьдесят. Хотя говорят же, сорок пять, баба ягодка опять. А, тут каких – то три года плюсом. Ну и что, что сорок восемь? Жизнь продолжается и каждый период жизни хорош по – своему.

По всей жизни она не обижала старость; сирых, убогих, обиженных она не пропускала мимо, не оказав посильную помощь. На её руках умерла матушка Мария, показавшая Ниночке, сама того не желая, путь к свету, который ей был необходим, как воздух. Тогда.

Валентина Семёновна осталась для неё по жизни самым добрым, самым значимым человеком на земле. Она была частью её семьи, и Ниночка никогда не проходила мимо судьбы этой замечательной женщины, показавшей ей самой свет в конце тоннеля.

Она помогала теперь в свою очередь пожилой женщине. Да, она была частью её семьи. Ведь, семья, это не только родные по крови. Это люди, с которыми тебе тепло и комфортно. Валентина Семёновна была таким человеком, с которым ей было тепло. Она не могла представить себе жизни, без этого замечательного во всех отношениях друга, наставника. Да, она для неё была больше, чем мать.

А тут воспоминания детства ярко пришли, каким – то всполохом. Она представила себе обиженных судьбой и родными стариков и захотела помочь этим беднягам по – настоящему. Вспомнились ей паперти церквей, где она стояла с протянутой рукой.

Но, ей повезло в жизни больше, чем тем, кого она видела, бывая иногда в храмах. Если быть до конца честной, ходила туда редко. Дом, работа, дети, заботы, а о душе думать, как следует, всегда не хватало времени. Теперь она поняла, пришло это самое время.

Хотелось ей курировать и спонсировать дом престар елых. Чтобы последние годы свои, люди, попавшие туда по неизвестной причине, пожили, как того заслуживала старость. Просто старость, в независимости, хорошим был человек, или не очень на дорогах своей жизни.

Она выбрала рядовой, как десятки похожих друг на друга. Давно без ремонта, с неухоженной территорией двора. Директор сего заведения, чопорная, быстроглазая Маргарита Сергеевна Западня, почему – то сразу не очень глянулась ей.

Но, ведь помочь нужно было не Маргарите Сергеевне, а её подопечным. А помочь нужно непременно. Это кричало прямо из каждого угла этого богом и людьми забытого, так называемого приюта.

Ни мебели стоящей, ни удобств человеческих здесь не было, и это было видно невооружённым глазом. О еде думается, говорить даже не приходилось. Какой дом, такой и стол, по всей видимости. Хоть и говорят, не красна изба углами, а красна пирогами. Но, Нине Ивановне так не казалось. Ни углов здесь настоящих не было, ни тем более, как ей казалось пирогов.

Старики этого заведения были настолько миниатюрны, что казалось, их всех готовят на конкурс моделей. Только глаза, напоминавшие потухшие угли, да ноги, что они еле волочили, говорили, что это просто старики.

И старики никому не нужные. Не слышно здесь ни смеха, ни шуток. Да, какие шутки? Они казались какими – то тенями, вышедшими из другого мира.

Маргарита Сергеевна много суетилась, лебезила, заискивала, глядела преданными глазами собаки в глаза спонсора и от этого всё больше и больше приводила Нину Ивановну в то чувство, когда человек перестаёт совсем верить другому человеку.