Алексей Покровский - Из Петербурга в Петербург. Неформальные воспоминания

Мария Ефимовна жила, по сути дела, в двух квартирах: то у себя, то у Сусанны Александровны. В этой большой и мрачной квартире было много книг, старинной мебели. Однако, с Сусанной Александровной я не чувствовал себя так свободно, как с Марией Ефимовной.

Диккенс. Крошка Доррит – с автографом М.Е.Сергеенко

Помню, как-то, уезжая, она попросила меня поливать цветы. Я приходил в эту квартиру и фантазировал, будто попал в какой-то замок, и за мной следят невидимые враги. Нарочно не зажигая свет, я ощупью пробирался по квартире, вздрагивая при каждом шорохе. Потом включал свет, поливал цветы и спокойно возвращался в свою прачечную.

Когда М. Е. выходила гулять со своей собачкой Кил Тилом, я тоже присоединялся к ней. Мы прогуливались по саду и вели всякие занимательные разговоры – о литературе, истории, искусстве. Интересно, что общались мы с ней на равных, несмотря на большую разницу в возрасте.

До сих пор у меня сохранилась подаренная ею книга Диккенса «Крошка Доррит» с ее автографом

Именно Марии Ефимовне я обязан своими первыми заработками. Сперва она попросила позаниматься математикой с сыном ее шофера (у нее была машина, но она ее не водила), а потом я копировал тушью на кальке планы античных сооружений для ее книги.

В последний раз я встретил М.Е. в Лавке писателей, когда уже учился в аспирантуре. Тогда только что вышел в ее переводе двухтомник Тацита («Литературные памятники»).

– Чем занимаешься? – спросила Мария Ефимовна.

– Искусственным интеллектом, – ответил я.

– Моим бы студентам естественный интеллект, – парировала Мария Ефимовна.

(См. книгу: Сергеенко М. Е. ПРОСТЫЕ ЛЮДИ ДРЕВНЕЙ ИТАЛИИ, изд-во «Наука». Москва – Ленинград, 1964).

Из аннотации. В распоряжении советского читателя имеется ряд книг, которые знакомят его с фактической историей древнего Рима, с его экономической и социальной жизнью, с крупными деятелями тех времен. Простые люди мелькают в этих книгах призрачными тенями. А между тем они, эти незаметные атланты, держали на себе все хозяйство страны, и без них Римское государство не продержалось бы и одного дня. Настоящая книга и ставит себе задачей познакомить читателя с некоторыми категориями этих простых людей, выделив их из безликой массы рабов, солдат и ремесленников.

М. Е. Сергеенко использовала собранные ею в течение многих лет эпиграфические и археологические источники. Книга написана живым, выразительным языком. Она является по существу продолжением уже известной читателю монографии М. Е. Сергеенко «Жизнь древнего Рима», вышедшей в 1964 году.

А вот, что говорил на «Радио Свобода» о М. Е. Александр Генис.

Скажем, в той области, о которой мы сегодня беседуем, блестящие труды оставила Мария Ефимовна Сергеенко. (Как рассказывал мне Парамонов, она преподавала в их университете латынь, и запомнилась ему строгой дамой в военной шинели). Вышедшие еще в 60-е годы книги Сергеенко «Ремесленники древнего Рима» и «Рабы древнего Рима» обладают как раз той добротностью, дотошностью и беспристрастием, которые привлекают любителя этого умного, но очень специфического жанра. Лишенная авантюрной остросюжетности, которой часто соблазняют биографии героев, история повседневности чужда и амбиций историософии. Историк тут предлагает факты без объяснения, он показывает «как было», но не спрашивает «почему».

А вот, что я нашел в Интернете о Марии Ефимовне Сергеенко. Это рецензия на книгу «Три встречи», (М, Православный паломник, 1997).

Книга «Три встречи» рассказывает о трех монахинях – русских подвижницах XX века: монахине Силуане (Надежде Андреевне Соболевой), М. Е. Сергиенко (инокине Марии) и О.Н.Вышеславцевой (инокине Марии). Разные судьбы, разные пути к монашеству, очень разные характеры. Но не случайно их жизнеописания объединены в одну книгу. Эти женщины принадлежат одному поколению российской дворянской интеллигенции, получили прекрасное образование – были подлинными наследницами великой русской культуры XIX в. Они жили в годы гонений на Православие и исповедывали Христа всей жизнью: подвигом молитвы и служения людям, сострадания, смирения и любви.

…Хорошо знала и любила монахиню Силуану М. Е. Сергеенко (1891—1987), о которой – II глава книги. Известный ученый-античник, автор многих книг, педагог, умный, внимательный, вдумчивый человек (это видно из ее воспоминаний и писем, приведенных в книге), с большим литературным талантом и удивительной живой душой.

Детство Марии Ефимовны прошло в Чернигове; огромное влияние оказала на нее мать – человек спокойной, крепкой веры, засвидетельствованной ежедневной жизнью», окрестные крестьяне называли ее «святой». Девочка училась в Черниговской гимназии, и здесь в 1904—05 гг. познакомилась с «революционерами»; уничижительная характеристика этих людей, «невежественных и деятельных, тупых и энергичных», приводится в ее воспоминаниях (с.125—129). Детское увлечение (а в «детские» революционные кружки входили дети 12—13 лет) помогли впоследствии Марии Ефимовне правильно отнестись к страшным событиям, происходившим в России.

С 1910 по 1916 гг. М.Е. училась в Петрограде на Бестужевских курсах у прекрасных ученых и педагогов: у М.И.Ростовцева, Ф.Ф.Зелинского, А.В.Карташева, С.В.Меликовой и др. Потом недолго преподавала в сельской школе Черниговской губернии, где от своего начальника Василия Михайловича Зайца, учителя Божьей милостью, она запомнила «урок, для историка основной: надо любить прошлое, ибо только любовь в силах вернуть к жизни то, что умерло много веков назад: настоящий историк – воскреситель, чудотворец» (с.132).

С 1918 по 1929 гг., М.Е. преподавала в Саратовском университете. Об этом – строки ее воспоминаний (с.136—147) с поразительно емкой и меткой характеристикой своих коллег-ученых. На 1—2 страницах сказано все главное о человеке, перед нами встают, как живые, П.Г.Любомиров и С.Н.Чернов – прекрасные историки и достойнейшие люди; так же живо и метко описаны и другие, менее достойные коллеги – из песни слова не выкинешь, а перо М.Е. бывало подчас и горьким, и ироничным.

Есть в воспоминаниях Марии Ефимовны и очень страшные записи: о ленинградской блокаде (с.151—167). «В зиму 1941/42 г. жители Ленинграда держали экзамен на человеческое достоинство и экзаменовались у голода. Экзаменатор оказался беспощаден, а ученики оказались плохо подготовленными». «Человеческое, оказывается, наведено очень тонким слоем на человеке…» Мы не раз читали о голоде, холоде, бомбежках и смерти в блокадном Ленинграде; но М.Е. с особой болью и горечью пишет о потере человеческих качеств: жалости, сострадания, любви, достоинства. Мысль об этом качестве – человеческого достоинства – красной нитью проходит через все воспоминания и письма М.Е.