Олег Белоусов - Я знавал жизнь таковой…

Валерий выложил на дне могилы пол, а две оставшиеся доски бросил у края поперек ямы, чтобы с их помощью легко взбираться наверх.

Пришло время пойти за трупом. Валерий спустился в полуподвал, опять перешагнул Зою, взял у стены бутылку коньяка и не торопясь откупорил её зубами. Натуральная пробка гулко ухнула и осталась у Валерия во рту. Вновь Бурцев налил половину чайной чашки убитой женщины и выпил, не закусывая. Впервые на белой кромке посудины он разглядел едва заметные следы от напомаженных губ. «Оставлю её губы на память…» – подумал он. Посидев немного, Валерий взял в углу тюк спального мешка и развязал его. Расправленный мешок Бурцев постелил рядом с матрасом, на котором Зоя лежала, как большой кузнечик, с подогнутыми ногами. При свете лампочки было видно, что кожа у покойницы немного посинела. Кровь не осталась вся на матрасе, а попала и на темно-коричневую напольную плитку, но только с одной стороны. «Нужно её одеть… Хорошо, что она после бани. Однако, как жаль, что я не дал ей получить полное удовольствие… Она ушла, не испытав последнего блаженства…» – с дьявольским сожалением подумал Бурцев и пошёл искать одежду убитой женщины. С большим трудом он криво натянул на покойницу купленные им трусы и колготки, а также её юбку и кофту толстой вязки. Валерий не обращал никакого внимания, что вымазал руки и свой банный халат в крови и походил больше на мясника, забывшего надеть перед работой клеёнчатый фартук. Бурцев медленно двигался и методично исполнял все, что мысленно намечал, как запрограммированный робот. Валерий не испытывал никакого отвращения к уже окоченевшему и безжизненному телу. В его ушах ещё слышался голос жертвы, и Бурцев воспринимал её как заснувшую, но которую можно трогать, одевать, поднимать и переносить, не опасаясь разбудить. С простреленной повязкой на глазах он с трудом уложил Зою в спальный мешок и застегнул «молнию» наглухо. Теперь мёртвую женщину было не видно. Бурцев легко поднял тяжёлую ношу с пола на руки и, как жених невесту, понёс безжизненное тело на едва видимый огонёк в саду.

Осторожно Валерий положил мешок на краю могилы с небольшим наклоном из-за близко расположенной вырытой земли и, не опасаясь подвернуть ногу, спрыгнул в темноту на дно могилы, уложенное досками. Он уже протянул руки, чтобы взять мешок с покойницей и тут вспомнил, что забыл в подвале окровавленный матрас. Вновь Бурцев с трудом выбрался из могилы и ушёл, оставив безжизненный груз. Свернув матрас, Валерий вынес его на улицу и, подойдя к могиле, – сбросил вниз. Привычно опять спрыгнув на дно, Бурцев аккуратно разложил ватник, затем протянул руки и подтащил мешок ближе к краю. Здесь Валерий легко дёрнул спальник на себя, и тот свалился на его подставленные руки. Осторожно, но с большим трудом из-за узости могилы, Бурцев положил тело на доски и выбрался наверх. Ещё минут пять он стоял и словно не знал, что делать дальше. Пот стекал с лица, но Валерий не замечал его. «Да! Чуть не забыл. Нужно положить рядом с ней её сумку. Ей там, возможно, пригодятся деньги и косметика…» – сказал про себя Бурцев, чувствуя крепкое опьянение и тем самым говоря кому-то, что он не грабитель и чужие деньги ему не нужны. Бурцев опять сходил в подвал, а вернувшись осторожно опустил сумку к ногам покойницы. «Что теперь? А! Теперь необходимо принести кирпичи и поставить их у головы и у ног…» – приказал мысленно себе Бурцев. Примерно, ещё полчаса Валерий таскал белые тяжёлые силикатные кирпичи из небольшой стопки, накрытой целлофаном возле дома. В своё время остатки кирпичей прибрал отец после завершения кладки коробки дома. Валерию вновь пришлось спускаться вниз, но прежде чем это сделать, – он предусмотрительно выдернул лопату из земли и опять положил её поперек ямы. Если двумя последними досками он закроет тело, то легко выбраться ему поможет опять лопата и уже уменьшенная глубина могилы. Бурцев спустился опять вниз, осторожно удерживаясь за черенок, чтобы случайно всем весом не наступить покойнице на ноги в спальном мешке.

Через несколько минут Зоя лежала, как в саркофаге: на досках, на матрасе, в спальном мешке. Сверху погибшая была закрыта тоже досками, что лежали на кирпичах по краям могилы. Медленно Бурцев засыпал яму наполовину и во время этой работы с ощущением приятного холодка в груди почувствовал, что с каждой брошенной лопатой земли вниз все дальше уходило опасение, что его когда-нибудь разоблачат и покарают за это убийство. Затем Валерий хладнокровно спустился и насколько мог утрамбовал землю ногами, потом досыпал земли вровень с поверхностью и опять принялся утаптывать её. Как бы он ни уплотнял землю, оставалось ещё много лишнего грунта. Валерий постоял и решил, что сейчас пойдёт спать, а завтра остатки земли перекинет через забор на картофельное поле и закроет тщательно при дневном свете могилу дерниной.

На следующий день после пробуждения Бурцев тотчас выпил коньяка прямо из горлышка бутылки, чтобы опять вернуть уверенность и спокойствие вчерашней ночи. Валерий нашёл сплющенную пулю, которая насквозь пробила голову Зое, расколола одну половую плитку и рикошетом угодила в осиновый брус бани. После того как в саду дернина была уложена, а лишняя земля переброшена через забор, Бурцев растопил банную печь и сжёг порванные трусы с колготками жертвы, затем он сжёг кровавый и вымазанный в могильной земле халат, а после того, как помыл пол, – помылся сам.

К вечеру Валерий отрезвел, оделся, взял с собой пистолет и ушёл на тракт, чтобы доехать до города. На следующее утро ему нужно было выезжать на линию в дневную смену.

Крещенские морозы в наступившем году оказались особенно злыми. Они пришли немедленно после праздничной оттепели, и потому голые ветки лиственных деревьев вдоль улиц и переулков покрылись иглами инея, и город в лёгком тумане за одну ночь превратился в сказку с Новогодней открытки.

Всю осень Валерий Бурцев из-за суеверия опасался чувствовать себя спокойно и думал, что, возможно, вот-вот его вызовут на беседу или арестуют по подозрению. По этой причине он подыгрывал своим ложным ожиданиям и не расставался с оружием, как когда-то задумал. Однако, согласно его истинным ощущениям, о которых он боялся думать, он склонялся все же к тому, что изощрённое по коварству деяние, совершенное им, останется никому неведомым. Действительно, никто не только не интересовался его персоной, но и поиск пропавшей женщины, кроме близких родственников, никто целенаправленно не вёл. В городские таксопарки иногда приходили работники милиции и искали среди шофёров подозреваемых или свидетелей по каким-нибудь преступлениям. Нередко случалось, что таксисты обворовывали подвыпивших командированных или едущих в отпуск одичавших в тайге или в тундре газовиков, нефтяников и геологов. С севера региона через областной центр летали на юг страны отдыхать шумные, весёлые и беспечные бородачи. При пересадке на самолёты других направлений они не выдерживали убивающей смысл молодой жизни трезвости, которая месяцами царила у них во время работы на буровых площадках и в геологоразведочных партиях. Северяне с полными карманами наличных денег успевали из аэропорта съездить в город, посидеть с размахом в ресторане и вернуться на отсроченный или задерживаемый рейс. В это время, если они оказывались слишком пьяными, случалось так, что их сонных обворовывали, а иногда и выбрасывали из такси с пустыми карманами и без поклажи. Однако нужно признать, что встречались особенно «совестливые» (или очень умные) таксисты, которые оставляли какому-нибудь невменяемому заросшему щетиной простаку документы и сто рублей на билет, чтобы он мог без шума стыдливо улететь обратно на работу в тайгу или в тундру. «Он должен иметь возможность снова зарабатывать и копить деньги до следующего раза», – рассуждали с серьёзными лицами чрезмерно разумные таксисты в узком кругу и потом взрывались хохотом от своей театральной серьёзности и «доброты», передавая по кругу трёхлитровую банку бархатного пива, которое было приятным, если не успевало застояться хотя бы на полчаса.