Ольга Шорина - Бобылка

– Спасибо, конечно, но я никому не хочу быть обязанной.

Лера знала, что Коврова – гадкая сплетница. Она передавала бабкам на лавочке абсолютно всё, что узнавала. И она рассказала квартирантам, какая же Лера гадина,– совершенно спокойно, без слёз и истерик, и резания вен, сообщила ей о смерти своей матери!

Тётя Таня тоже не предложила ей остаться. Да, она жила в тесной однокомнатной квартирке без чулана и балкона вместе с мужем Сергеем Ивановичем, но Леру устроил бы коврик у двери, лишь бы ей быть среди людей. И она вернулась в свой ад.

Она не спала почти двое суток, и сейчас это сказывалось. Лере казалось, что у неё сейчас разорвётся голова. Она встала, как сомнамбула, и безуспешно попыталась найти свидетельство о смерти отчима.

Лера легла спать, но просыпалась каждый час.

В девять утра Витя повёз её в похоронную фирму, что напротив травмпункта, где Лера в очередной раз сидела и заполняла какие-то квитанции. Деньги, полученные вчера за квартиру, улетели то ли на гроб, то ли на копку могилы. В этом царстве Безенчука тоже стояли выставочные гробы,– расписные и лакированные, как шкатулки. А точнее, в «Нимфе», где было несколько владельцев, а у Безенчука – индивидуальное предприятие. Сейчас бы они назывались ООО «Нимфа» и ИП Безенчук.

Ещё Никодимов сказал:

– Лерочка, давай съездим к нотариусу, узнаем, что там и как.

Леру всю затрясло:

– Нет! – закричала она.

Она не хотела принимать наследство, становиться собственником. Сегодня Анастасия Владимировна должна была получить свидетельство о праве собственности, но вчера она умерла.

Лера подумала: а не сократил ли Стерлядкин жизнь её матери хотя бы на месяц?

Пока она работала, мать сидела в отпуске. За все двадцать четыре дня она так и ни разу не вышла на улицу, и это было страшно.

С графиком и «Горожанке» было непонятно, то ли ходить, то ли не ходить. Свою работу она могла бы выполнять и дома, но Лера всегда хотела быть среди людей.

Когда ей запретили появляться на работе, Лера матери ничего не сказала. Та её живьём бы съела. Каждый вечер, когда Лера возвращалась с работы, Анастасия Владимировна спрашивала заискивающе:

– Тебя не выгнали?

И накаркала!

Так прошли август, сентябрь. Мать денег не спрашивала, говорила:

– Ты их не трать, копи на установку телефона. Ты даже можешь оформить его на себя!

И вот в октябре, на ночь глядя, мать объявляет:

– Завтра мне к нотариусу, дашь мне денег.

Это был конец света. Лера, может быть, и выкрутилась бы, но третьего дня Никодимова скрутила ДПС за «остаточный алкоголь». Выкупить права стоило шесть тысяч рублей. Мама позвонила и велела отдать Никодимову в долг все деньги, которые есть в доме (ведь без его машины она не смогла бы попасть на работу). И Лера наскребла из кубышки, и остатки их с матерью зарплат.

И она пожелала матери умереть ночью, только бы с утра она её не истязала. Лера ворочалась, просыпаясь каждые полчаса. И она придумала сказать, будто бы отдала их взаймы Вите на салон красоты.

Утром мать ласково позвала её. Лера беспомощно достала из кубышки оставшуюся мелочь, пролепетав:

– Всё, больше ничего нет.

– Где деньги?!! – закричала мать.

– Я дала взаймы.

– Кому? Г… ты!

Этот день Лера сочла самым страшным в своей жизни. После обеда она пошла в «Горожанку». Бог знает, что ей это стоило! Она, конечно, понимала, что «пособие» ей никто платить не станет, но она же заработала что-то в августе. Только депонента не вышло.

– Вы прекратили к нам ходить,– заявил Стерлядкин,– поэтому мы перестали включать вас в зарплатную ведомость. Теперь мы перевели вас с зарплатной на гонорарную основу. Вам просто поменяли график работы, а вы перестали работать.

– Хорошо, но в августе-то я работала.

– Двух тысяч вполне достаточно,– хмыкнул Стерлядкин. – И не такая уж вы и бедная, если ходите в кожаной куртке.

Эту куртку Лера носила одиннадцать лет.

Лера ждала возвращения матери, как приговорённый к смерти – палача.

Для оплаты госпошлин мать, как бухгалтер, выписала себе аванс. И началось традиционное гестапо:

– Скотская рожа, где деньги? Кто вообще знает, что у тебя есть деньги? – чётко, как диктор, выговорила мать.

– Ну… все знают.

– Кто эти «все»?

– Ну… на работе.

На самом деле в «Горожанке» все её знали и презирали как нищебродку.

– А может быть, – задохнулась от ненависти мать, – ты вообще всем рассказываешь о том, что у нас есть?!!

А что у них есть? Пара «Бентли», недвижимость на Адриатике? Это Анастасия Владимировна расписывала всей бухгалтерии, что бабушка при жизни не перевела её долю в квартире на себя. «Насть, мать тебя – не любила! Ей было достаточно у нотариуса заявление написать. И как ты теперь будешь в очередях стоять с таким здоровьем?» – «Я знаю».

А мать всё больше и больше заглатывала бездна ненависти:

– Это вообще не твои деньги, они мне нужны!–То же самое говорил и Стерлядкин.– Я же слышала, как ты всю ночь не спала, ворочалась! А когда я просила тебя купить мне крем на козьем молоке, а ты всё не покупала, я сразу поняла, что денег у тебя не было!

Её воспалённый мозг отчего-то решил, что Лера такая добрая, что дарит каким-то «друзьям» крупные суммы. А ей просто ничего не платили, вот она и врала всё время.

– Я даже знаю, кому ты их отдала! – кричала мать.

Лера подумала, что она говорит о Стерлядкине, но она вешала всех собак на несчастную Илону Протасову, которой вообще теперь не было в области! Но её единственные друзья никогда не спрашивали с неё никаких денег, Зинаида, наоборот, приглашала то на празднование столетия своей веры в России, то на венчания по их обряду, предлагая безвозмездно оплатить дорогу!

Лера считала, что ни по закону, ни по морали она уже ничего не обязана докладывать матери. Но та истязала её, где она бывает вечерами, и Лере пришлось наврать, что она встретила на площади девочку Илону, с которой они учились в одной школе. Можно сказать, что она дружила и с матерью, и с дочерью, но всё-таки Илоне были куда ближе подружки-сверстницы. А мать дико ревновала и, по своему обыкновению, поливала грязью людей, которых она совсем не знала.

– Где деньги?!! – как буйно помешанная, орала мать.-И куда же ты их дела? Десять тысяч– это очень много. Даже если ты компьютер на работе испортила, с тебя бы столько не взяли.

И вдруг – словно лёгкий прохладный ветерок в жару, словно кто-то её успокоил: эта травля – последняя, больше так уже не будет. Святой Дух, что ли?

– Знаешь что, Лер ,– мать задыхалась в своей ненависти, уже не зная, что ей придумать. – Я не буду тебе бабкину квартиру подписывать, ты всё промотаешь. Я оставлю её Виктору Владимировичу. Где деньги?!!