Ольга Шорина - Бобылка

– У меня уже умерла вся семья.

– Ну и что? – рявкнул Юрьев.

У Леры не укладывались в голове их отношения. В начале августа у Юрьева был день рождения, и Стерлядкин, поздравляя его, и подарив электрическую грелку для ног, при всех троекратно поцеловав в губы. Леру чуть не вытошнило. Стерлядкин с Юрьевым целовались и на встречах кандидатов в депутаты, и в администрации города. И Лера не могла смириться, что не в распутной Москве, а их рабочем городке, полном православных церквей, может быть гомосексуализм!

Приставал он и к верстальщику. Всех подчинённых, кроме своей дочери, Стерлядкин звал на «вы», по имени и отчеству или господами, а Антона Мирончука – тоже на «вы», но Антошей. «Какой он тощий! – ревниво, визгливым бабьи голосом, говорил Стерлядкин. – Таких бабы любят!»

– А мама жива? – вполне по-человечьи спросил Стерлядкин. – Если мама жива, тогда всё нормально.

– Так она больная вся,– купилась Лера, вспомнив грязные бинты, трофические язвы и отвратительный запах. Запах разложения заживо.

– У всех нас мамы больны! – отрезал Стерлядкин. – А у меня к вам, Валерия Павловна, всегда был здоровый интерес . Поддержать талантливую журналистку. Мы приняли вас, как родную. Вы получили за две недели две тысячи рублей! – заголосил он.– А вы пришли в мой дом и стали наводить свои порядки! Вы осквернили мой дом! У вас с языка сорвалось клише! Я – примерного семьянин, а вы молодая шлюха! Вы – провокатор!!! Чтобы духу вашего здесь не было! Даже иконы ваши – убрать!!!

Что ж, ничего удивительного. Наших предков за «слово не воробей» на каторгу в кандалах отправляли, на Соловки и Колыму.

На прощанье Стерлядкин пообещал, что её «зарплата сохраняется». Но, конечно, обманул.

В середине ноября дочь-секретарша поздравила её с днём рождения, пригласив в офис:

– Что это вы к нам не заходите?

Вита была младше её на восемь лет, они были на «ты», но так игрались.

Лера на радостях купилась. Никаких подарков её не ждало, Стерлядкин приподнёс ей общение с собой! Он совершенно классно унизил её, сказав:

– Татьяна Михайловна, пройдёмте. А то Валерия Павловна опять скажет, что её хотят изнасиловать.

Лере бы развернуться бы и уйти, ан нет, в её характере было так много рабского! А Стерлядкин опять стал её провоцировать:

– Есть правда жизни и правда момента. Вот идут муж с женой ругаются. Это – правда момента. Но после у них будет жаркая ночь! Как у вас с этим, Валерия Павловна?

– А у нас квартира холодная, угловая,– нашлась она.

– Вы дали нам материал про воробья, – вспомнил Стерлядкин. – Но нам он не понравился. С червоточинкой. Тогда мы решили, что мы ошиблись, и показали вашу рукопись другим людям, но им он тоже не понравился. Так что про воробья мы печатать не будем.

Это была просто травля. Никто здесь не пошёл бы против Стерлядкина, никто не признался бы, что считает иначе, чем он. И Лера подумала, что ему нужно было для реализации своих человеконенавистических комплексов организовывать не газету, а секту. Как «Белое братство» или «Богородичный центр», где он был бы гуру. Да и чем он отличался от Иоанна Береславского? Тот выпускал газету «Дева Русь» с «откровениями Божьей Матери», а Стерлядкин – со своими и Беллы, которая заносчиво учила, как воспитывать детей, и рассказывала, как ходит к гинекологу.

А в принципе, кем он был, как не основателем секты?

– А где вы сейчас работаете, Валерия Павловна? – с циничной издёвкой спросил главный редактор.

– Нигде.

– А на что же вы живёте?

– Ни на что.

…Вот поэтому Лера и удивилась: надо же, сегодня без свидетелей.

– Сколько ей было лет? – строго спросил Стерлядкин.

– Сорок восемь.

– Да, рано. Молодая женщина. И с кем же вы остались?

– Ни с кем. Я – одна.

Лера стала рассказывать, как это было, но Стерлядкин оборвал её ледяным голосом:

– Всё, хватит. Не надо мне больше об этом рассказывать.

В его «высоком кабинете» была ещё одна смежная комнатка. Главный редактор вынес оттуда пять тысяч рублей:

– Отпевайте. И гроб забивайте в храме! – велел он.– У вас на сегодня очень много дел!

Вошла Булкина:

– Эраст Эрастович, к вам – Жерехов.

– Татьяна Яковлевна,– разорался Стерлядкин, – представлять посетителя всегда нужно полным именем. Иначе все будут думать, что я – неграмотный.

…Пришла Надежда Васильевна, принесла свидетельство и справку о смерти. И Леру разодрало грязное любопытство: от чего умерла, от чего? От диффузного мелкоочагового кардиосклероза.

И тут Леру прорвало, она расплакалась. Лазарикова по-матерински прижала её к себе. Она была старше её мамы на четыре года, и выглядела шикарно: белая короткая куртка, стрижка, укладка.

Мама рассказывала, что у Надежды Васильевны в Фергане был роскошный дом с фруктовым садом. Когда они приехали сюда, то вчетвером снимали комнату-десятиметровку. Но им удалось хорошо устроиться и в России.

В семь вечера Лера позвонила из автомата у Старой почты. К её огромной радости, Зинаида Фёдоровна уже вернулась из командировки.

– Можно к вам прийти? – спросила Лера.

Можно.

– Как твои дела, Лерочка?

– Маме сегодня ночью умерла.

– Моя мама тоже ночью умерла. Давай я тебя покормлю.

Девятнадцатилетняя дочка Зинаиды (она просила называть её так), Илонка, была на учёбе в Тульской области. В этом году она окончила педучилище в Ногинске, собиралась работать в их с Лерой школе, но так и не сдержала своего обещания.

Хозяйка налила Лере тарелку щей. Вошёл её бывший муж, Виктор Степанович, с которым они проживали в одной квартире, увидел гостью и остался недоволен. Но Зинаида сказала:

– Вить, надо покормить человека. У неё сегодня мама умерла, а в мае – бабушка.

А потом они прошли в маленькую комнатку, где Зинаида жила с дочкой. Там помещалось и пианино, и детская стенка, и две кроватки. И Зинаида помолилась за Леру по своей вере:

– Господи, благослови Лерочку, ты же видишь, как ей сейчас тяжело.

В глубине души Лера надеялась, что хозяйка предложит ей переночевать у неё, но этого не случилось. А второй раз навязываться Лера не стала.

Ей оставалось только пойти к тёте Тане Ковровой и забрать у неё деньги. В августе мать сдала квартиру каким-то бомжам с работы тёти Тани, и та теперь передавала арендную плату. Обычно она сама приносила им деньги, а сегодня почему-то не пришла.

Тётя Таня тоже спросила, как дела, и Лера, поколебавшись, всё-таки сказала, что случилось. Коврова остолбенела и дала Лере от себя лично тысячу рублей.

– А этим мы пока ничего не будем говорить,– решила тётя Таня.– А то вдруг они решат, что их теперь выгонят. Ты, если что-то у тебя случится, обращайся ко мне.

Она словно бы пророчествовала, что ничего хорошего в жизни Леры уже не будет. Только голод, болезни, наезды бандитов. И Лера холодно сказала: