Василий Шишков - Братья

– Да из цветов из полевых, наверное.

– И чего?..

– Бросили в реку венки, а венки тонуть стали в водовороте. А они, поди, не захотели, чтоб те тонули…

– Вот, дурехи-то… Хоть бы Машка их предупредила.

– Ой, беда-то какая!..

Петр не раздумывая кинулся в воду. Быстро, саженками доплыл до водоворота, одну девочку достал уже из-под воды, схватив за волосы, лицом кверху, вторую, которая еще держалась на воде, попытался подхватывать под мышки, однако спасать двоих одновременно не смог. Оставив одну, поплыл с первой, которую поймал под водой. Не доплыв до отмели, передал девочку двум подоспевшим мужикам, а сам быстрей назад – к водовороту, ко второй тонущей. Крепко обхватив ее правой рукой, поплыл с ней к берегу, загребая одной левой, но не доплыл. Течение в том месте было сильным. Спасаемую он толкнул в сторону берега, где ее подхватили мужчины.

Что тогда случилось с Петром, никто уже не узнает: или судорогой ногу свело, или действительно сильный водоворот не дал выплыть, сбил дыхание – и пловец начал хлебать воду. Над водой мелькнули руки, но это видел один Коля-дурачок, все остальные были заняты спасенными девочками. И только когда Коля второй раз во все горло заорал:

– Петька! Петька-козел! Петруха бухой – туда, где дурная вода, за бутылкой полез! – мужики взглянули в сторону реки, а Петра на поверхности не было.

Они бросились в реку, но вода сносила их ниже водоворота. Один из них случайно скользнул ногой по телу, поднырнул, подхватил. С трудом Петра вытащили на берег, он не дышал. Перевернули, попытались вылить воду из горла. Попытались дышать в рот, потом снова перевернули, подложив утопленнику под живот колено. В конце концов Петр сделал еле заметный вдох. Кто-то пытался найти пульс. Еще раз попробовали дышать Петру в рот. Он снова несколько раз вздохнул.

Через полчаса прибежала жена – Надя. Она растирала ему грудь, дышала в рот, когда его дыхание замирало. Так он пролежал на земле еще часа два, пока не приехала санитарная машина из фельдшерского пункта, что в соседней деревне. Фельдшер и шофер побоялись везти его в больницу, объясняя свой страх тем, что и так не дышит, а если в дороге помрет, то этого никому не надо. Однако Надежда набросилась на них с криками, и они нехотя погрузили пострадавшего в машину.

До ЦРБ соседнего района ехали около полутора часов. В палатах интенсивной терапии мест не было, поэтому вначале Петра положили в хирургию, там он пролежал два дня, но, так как травм не нашли, перевели в неврологию. Петр лежал тихо, дышал чуть слышно и ни с кем никак не контактировал. На голос жены и врачей он не откликался, на иголки и молоточки, которыми тыкали и обстукивали его врачи, почти не реагировал. Надя все время была с ним.

В больнице он пробыл еще две недели. Вначале пытались ставить капельницы, но, видя, что толку мало, за неделю до выписки все отменили. Надежда начинала осваивать новую, доселе неведомую ей профессию сиделки. Она училась кормить с ложечки, поить через трубочку, так, чтобы не поперхнулся, помогать справлять нужду, перестилать, подмывать. Хорошо, что дочка Люба выросла с руками, да соседка Маша помогала ей по хозяйству, пока она была в больнице.

При выписке Надежде объявили, что Петр останется таким же беспомощным и лежачим на всю жизнь. Сказали, что он овощ и будет овощем, сколько его ни ублажай, тем более что до последнего времени он крепко пил. Сосед на грузовике помог ей привезти Петра домой. Работу на почте Надежде пришлось оставить. Только Петя и хозяйство. Каждый день она крутилась как белка в колесе: огород, свиньи, куры, утки, кухня, стирка, глажка и, конечно, Петя… Втянулась. Незаметно пролетела неделя, вторая, а Петя лежал действительно как овощ, – так, как назвал его при выписке пожилой врач.

Однажды Маша, помогавшая ей с последней прополкой, заметила, что Петр должен поправиться.

– Здоровый мужик-то был! Надо только все попробовать, – настаивала она. – Вот в больнице сказали, что таким и будет до конца, а если они врут, эти доктора?

Маша тогда напомнила ей о знахарке Вере, жившей в соседней деревне, которая приходилась Петру дальней родственницей.

2

В тот же вечер Надежда сходила за знахаркой. Привела бабку Веру к Петру. Та не спеша, долго осматривала его: разглядывала ладони рук, уши, всматривалась в глаза, пыталась разговорить, но безуспешно. В конце осмотра Вера сказала, что нужно попробовать лечить. Обещала прийти через три дня.

Как и говорила, она пришла через три дня, в то же время – вечером, принесла несколько больших и малых банок со снадобьем. Вера попросила дочь выйти из дома, заняться хозяйством. Потом заставила Надежду посадить Петра на кровати, подложив под спину подушки. Вера достала из своего небольшого потертого мешка иконку, поставила ее на стол. Потом попросила два блюдца, вынула еще две свечи, зажгла их и поставила в блюдца около иконы, прочитала, крестясь, вполголоса молитву. Затем знахарка налила в ковшик темной жидкости, пахнущей травами, потом открыла вторую банку с настойкой, из которой резко пахнуло спиртом и мятой, добавила в ковш. Достала из кармана почерневшую от трав деревянную ложку, завернутую в белую тряпицу. Начала мешать по часовой стрелке, приговаривая:

– Вот кружит, кружит кру́гом, кру́гом вода… Вода, вода, водо-, водоворот.

Надежда, сидевшая все это время рядом, вздрогнула, а Петр поднял на знахарку глаза, когда та уже еле слышно продолжала:

– Водоворот приоткроет Петру рот, вот… Вот…

А дальше бормотанье походило больше на молитву. Иногда, слышалось:

– Пресвятая Дева, прости, сохрани и помилуй раба Божьего…

Так продолжалось минут десять, пока бабка мешала свое снадобье. Потом она заставила больного выпить все разом. Он выпил с трудом, часто закашливаясь, а через несколько минут его начало рвать. Петра выворачивало наизнанку. Вырвало все, чем Надя кормила в обед, потом начало рвать желчью.

– Эх… От… От… От… – Петр впервые за месяц издал бессвязные звуки, похожие больше на икание.

Надежда ойкнула, а Вера, поглаживая его ласково по голове, тихо приговаривала:

– Ничего, ничего, потерпи, касатик. Всем нам терпеть на этом свете надобно… Бог даст, и разговоришься, и окрепнешь…

Больше часа Петр промучился с тошнотой, потом заснул. Вера рассказала Надежде, что и как принимать, а та все аккуратно записала в тетрадку. В конце Надежда осторожно спросила:

– Ну, как он? Полегчает ему?

– Полегчает… – на выдохе сказала Вера и взяла обе Надины ладони в свои руки, стала внимательно рассматривать. – Всем полегчает… Всем нам полегчает, – пришептывала знахарка, разглядывая линии на ладонях Нади. – Да, Надежда, – продолжала она, – надежда была, надежда есть, и надежда будет. И пока будет надежда, пока будет вера – будем живы. И все будет, но все, ты знаешь, что все… Все-все в этом мире временно… – продолжала старая знахарка. – И я не знаю, будешь ли ты мне благодарна, если…