Ева Морозова - Я никогда не умру

В ней всего одно большое окно – напротив двери, оно тоже старое, но отмыто до блеска. На низком деревянном подоконнике красуется ваза с бледно-розовыми пионами. Форточка открыта, и здесь очень свежо, что радует меня больше всего. Здесь нет этого тошнотворного запаха. Мои вещи не будут пахнуть плесенью и затхлостью. К тому же, нет ни мух, ни этих злосчастных липучек от мух. Слева от окна стоит кровать, идеально заправленная свежим, новым бельём. Справа – старенький письменный стол. Он выглядит не просто прилично. Он выглядит солидно. Я сразу замечаю в нём кучу маленьких выдвижных шкафчиков и, надо сказать, нахожусь в восторге от этого. Справа от меня, в углу стоит массивный шкаф. Он тоже далеко не новый, но мне нравятся его габариты, и я мгновенно прощаю ему всё остальное. Через всю комнату тянется новый ковёр бежевого цвета, покрывающий собой пока что голый бетон, виднеющийся кое-где. Я прощаю это, потому что предполагаю, что это ненадолго. Мягкий ворс мгновенно дарит моим ногам ощущение уюта, ощущение дома…

Я не сразу замечаю стоящее слева от меня – напротив шкафа – кресло. Оно выглядит совершенно новым, но сейчас это перестаёт быть важным для меня. В кресле сидит мой маленький друг детства – игрушечный мышонок Пип. Тот самый Пип, которого я когда-то была вынуждена отдать одной маленькой девочке. Это несомненно он. Даже пятна зелёнки на его мордочке сохранились в точности, какими я их помню. Мы играли в больницу.

Внутри у меня всё переворачивается от волнения. Я вспоминаю, как мама купила мне его и одновременно думаю о том, как отцу удалось отжать его. Кажется, та девочка – Яна – уже не такая уж и маленькая сейчас. Ей где-то двенадцать и, должно быть, он больше был не нужен ей. Как это всё неважно… Сейчас он нужен мне, и отец достал его… Для меня?..

Я не разглядываю больше комнату, да и не могу. Пелена застилает мне глаза, комок слёз перекрывает дыхание и лишает способности говорить. Я не хочу плакать, но не могу это предотвратить.

В следующую секунду я оказываюсь в объятиях отца и отчаянно пытаюсь сказать «спасибо», но выходит лишь невнятное бульканье, прерываемое всхлипами. Однако я думаю, он всё понял. Моей благодарности сейчас нет конца. Моему удивлению нет границ. И, кажется, я даже чувствую к нему нечто вроде любви. И в то же время я боюсь, потому что в голове у меня сейчас сотня вопросов, на которые я не могу найти ответов, и сотня фактов, на которые я не могу дать внятного объяснения. Вообще никакого объяснения.

Последние штрихи в моей комнате я делаю сама. Отец прибил над окном карниз, и я вешаю новые симпатичные занавески. Они тоже бежевые, но оттенок чуть светлее, чем у ковра.

Потом отец приносит какую-то коробку и протягивает её мне, ничего не говоря.

– Что это? – я открываю коробку и вижу очаровательную гирлянду из небольших жёлтых фонариков. Это же просто моя мечта! Я начинаю думать, что отец видел мои сохраннёнки в Пинтересте. В квартире он никогда бы не позволил мне дырявить стены. По крайней мере, раньше так и было. Сейчас я вижу, что в покатые стены моей комнаты уже вделаны крошечные гвоздики – они зигзагообразно тянутся от окна и до двери по одной стене и обратно – от двери до окна по другой стене, огибая массивный шкаф сверху. Сказать, что я в бешеном детском восторге, – это значит не сказать ничего. Здесь будет «лампово».

Я благодарю отца и принимаюсь за дело. Я обустраиваю свою комнату, и она, надо сказать, выглядит куда лучше той, в городе. Здесь по-своему уютно. И, как ни крути, это новые впечатления для меня и просто что-то радостное – как луч света во всём этом ужасе, который не отступает от нашей семьи на протяжении этих полутора лет. Поэтому, как ни была я скептически настроена поначалу, сейчас я понимаю, почему всё это приводит меня в восторг. У меня давно не было таких простых радостей. Не было никакого свежего воздуха, никакого отдыха, никакого перерыва.

И всё же слишком подозрительно, что этот перерыв наступил. И притом, именно сейчас, когда маме особенно тяжело. Слишком подозрительно, что отец с Максом просто взяли и решили «немного отряхнуться от этого всего», взяв с собой и меня и не спросив, хочу ли я этого. Конечно, хочу. И давно уже хотела. Если бы не хотела, ни за что бы ни поехала, никакие уговоры бы не сработали. Но в то же время это кажется мне плевком в лицо мамы. Как я могу отдыхать здесь, приводить себя в порядок, когда мой самый родной человек сейчас один там, в больнице – страдает?

Пелена снова застилает мне глаза. Жёлтый фонарик замирает у меня в руке, безмолвный и тревожный. Сердце на миг замирает, а затем начинает набирать скорость, выстукивая в моих висках какую-то адскую канонаду. Мне хочется материться всеми последними словами, но вместо этого я просто заканчиваю с гирляндой и бегу вниз. Как сумасшедшая.

Стоя на крыльце, вижу, как с каждой секундой расширяются смотрящие на меня глаза отца. В его взгляде отчётливо читается: «Что случилось?» В трубке слышен слабый мамин голос. Жива. Как только я понимаю это, торопливо качаю головой: «Ничего». Он кивает и указывает на телефон. Я не хочу сейчас разговаривать. Я боюсь напугать маму своей одышкой. Молча разворачиваюсь и ухожу в дом. Я так перепугалась, что мне хочется выпить какие-нибудь успокоительные таблетки или хотя бы травяной чай. Ни того, ни другого здесь нет. Я чувствую лёгкую дрожь в ногах, мой желудок сводит судорогой.

– Принести что-нибудь поесть? – я не замечаю, как входит Макс, и рефлекторно вздрагиваю. – Тут рядом есть небольшой магазинчик, я сбегаю.

Я киваю. Это очень своевременно. По дороге мы съели почти всё, что взяли с собой.

– Хорошо. Не хочешь пойти со мной? Осмотрим окрестности?

– Нет, – выдыхаю я.

– Ты в порядке?

Естественно, нет. Я уже никогда не буду в порядке. С трудом выдавливаю:

– Не бойся за меня, я справлюсь.

– Ладно, – пожимает плечами он и уходит.

Хорошо иметь такого брата, как Макс. Он всегда помогал мне и утешал меня в самых безнадёжных и, казалось бы, безвыходных ситуациях. Но сейчас совсем не тот случай. Сейчас всё действительно хуже, чем когда-либо было. Мама больна и по прогнозам врачей ей осталось недолго – подлая онкология. Я вижу, что брат тоже сломлен ожиданием самого страшного. Я не могу грузить его своими переживаниями. Он не может грузить меня своими. Мы всё прекрасно понимаем и переживаем это в одиночестве. Хотя, наверное, это глупо. Но я все равно не могу до конца довериться ему сейчас. Сейчас что-то между нами стало не так. Макс стал похож на отца, он действительно повзрослел и вместе с ним устроил какую-то клоунаду с этой дачей. Не понимаю, зачем нам понадобилась дача сейчас, в такое время? Мы должны быть возле мамы, мы должны скрасить её последние дни, поддержать и сказать в последний раз, что любим её. И всегда будем помнить. Разве я не права? Разве я не правильно думаю? Всё это приводит меня в замешательство.

Читать дальше