Стэн Голем - Везучий, подонок!..

– Слабовато для экспромта. Чего не спится, растыка? Совесть заела? – сказал Субботин.

– Не истери, Суббота, тут дело правильное. Мальчонке надо помочь.

В голосе Иосифа Давидовича Иноземцева, заклятого друга Вильки, звучали нотки мольбы, что крайне удивило Субботина: не тормозит ведь, змеёныш, хотя беседа явно не клеится. Ведёт себя профессор не по чину… не то пальто! Невместно учёному, без трёх минут заведующему кафедрой коллоидов с уникальными свойствами, пресмыкаться перед риэлтором, который смотрит на него как на дерьмо… лакеев тысячи, доцентов единицы. А что, в науке кто-то считает иначе?

Наступив на горло собственной песне, так и не спетой бывшему другу, Вилька мотнул головой, как стреноженный жеребец, однако трубку не бросил. Пока что не бросил: «На фу-фу меня гад не выкупит. Послушаем, чего надо. Чтобы уточнить, куда он должен будет пойти». Не замечали, что мужчины с возрастом становятся женственней?

Причудливо наряжаются, становятся падкими на аксессуары – несут портфели-дипломаты, печатки, трости с секретом. Субботин стал весьма любознателен: его разбирало до дрожи, что за беда у Зямы? Расспрашивать?

Ещё чего! Сам до шнурков расколется. Позлим его:

– Уход за припадочным? Это в клинику поздних неврозов. И сложностей пубертата.

– Да замотал ты! Своей Дашуне не эти песни поёшь… Facile omnes, cum valemus, recta consilia aegrotis damus (все мы, пока здоровы, даём больным хорошие советы).

Любовь Иноземцева к латыни была родимым пятнышком капитализма, унаследованным им от бонны-француженки, всемерно образованной при старом режиме: сперва мадам за ним ходила, потом местком её сменил. Изёнок был резов, но мил, поддразнивал его Субботин. И тоже пристрастился к некоторым латинским изречениям. Впрочем, ну его, это детство. Давно известно, дети из прошлой жизни скороспелые, как грибы. И мало тревожатся о родителях.

– Ещё раз про Дашку услышу, – прорычал Субботин, – люлей моментально выхватишь… ни грамма сейчас не шучу! Ей-богу, полетят клочки по закоулочкам. Чего ты трезвонишь? От латыни кони дохнут. Плюс, я не завтракал.

– Еда потерпит. Живём как в сказке: бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек…

Поняв, что беседа свернула в мирное русло, профессор, большой знаток дипломатии, стал чуточку многословнее. Слушая Иноземцева, припоминая его пространные спичи, Вилька был внутренне озабочен пропажей ключей и флешки. «Кража? А для чего? Проявись, воришка. Чем Зяма там чавкает? Теряем время, однако».

И отмочил свою коронную фразу. Непечатную, крепкую.

– Хамите, парниша! – опешил Зяма. – А говорили, время людей меняет. Растолстел, может, подобрел, но не очень. Фигуру, я слышал, не бережёшь. Разбрасываешься!

– Хорош трепать языком. Предлагаю решение: трахни себя по черепу какой-нибудь гирькой, а трубочку брось на рычаг. Резвее, приват-доцент! Коль близка твоя погибель, мы на тризну ни ногой.

– Учту. Drink to me, подонок, drink to my health (Суботин так же стойко, как Зяму, ненавидел творчество группы «Битлз» и лично Пола Маккартни). Прими четыреста капель валокордина, не чокаясь. Но шляпу, падла, всё же сними: с тобой базарит профессор, доктор наук. Глаза разуй! Не просто прошу, подонок, предлагаю обмен. Есть в жизни quod superius (доводы выше разума). Папочку помнишь? Синего картона с верёвочными завязками, вверху наклейка «Силикон. Сов. Секр.». И штамп лиловый: «Для служебного пользования». Так вот, досье по разработке присадок против Рогачёва. На пару дней могу ссудить… поверь, оно того стоит.

Это был сильный ход. Субботин просто онемел от неожиданности. Теория каучукоподобных присадок в дорожных покрытиях была когда-то инициативной Вилькиной разработкой. Публикация, два доклада… но производственники тему замяли. Им некогда, с-сука, план торопятся выполнять по выпуску скоропортящегося асфальта.

Может, кому-то и приходило в голову раньше, кто ж его знает. Патентный поиск и оформление изобретения, занятие крайне дорогостоящее, Субботиным не проводились. Позже – да, в Америке тема была запросто раскручена запросто, хотя и с иным подходом. Асфальт они красили, дорого, но сердито. И тема как-то сразу затихла. Однако в Институте каучука (в простонародье – «Резинка») с крохотными чёрными шариками, обеспечивающими упругость и долговечность асфальтово-битумной смеси, уже с полгода безуспешно возились две Зяминых аспирантки. В выходные шаманили, по ночам.

А что поделаешь – ни полигона теперь, ни средств! Всё равно, что на паперти промышлять, думал Субботин. Возьми, кого надо, в соавторы, и… Зяма не раз постреливал глазками в сторону ректората, но Вилька начальственным рэкетом сыт был по горло. Если дело покатит, самому Чубайсу придётся шнурки у него завязывать. Шучу, не придётся. Староват Чубайс, близорук и плохо координирован. Да и в бега, похоже, подался… и что, вернули идею? Это меняет всё.

– Не говори, что в «Резинке» тебя не помнят! – воодушевился Зяма. – Через полчаса у меня лекция, а у тебя, соответственно – Геночка! Прими как родственника.

– Какой откровенный и неприкрытый шантаж, Зямуля! Сердечные поклоны Ренате, Светочке, Сонечке… Зиночке! Предбудущим и бывшим жоржеткам. Как я по ним скучаю…

– Вот мерзавец! Меня сейчас порвут на кусочки… да погоди ты, зая! Врёт он всё, подлый любитель баб-с.

– Я не любитель, я профи!

– Много не заработаешь. Жиголо из тебя никудышный.

– Не надо грязи… женщин я обожаю беспошлинно, но к чему они в эпоху распада? Сплошные убытки.

– Ломаешь, стало быть, подкидную доску и бежишь из большого секса… ну, ладно. Как смотришь на то, чтобы выпить?

– Пристально. Но, разумеется, без тебя.

С трудом очнулся от дум Субботин, настолько всё было странно. Мысли так и летели, перегоняя друг друга: «Папка за Рогачёва? Продам его в рабство тощенькому гарему. Не иначе, свежая пакость, или Зяма – это не Зяма… а кто?! Придётся клюнуть, чуточку поломавшись. Ну, сука, если ты что-то снова задумал, фингалом в этот раз не отделаешься».

В трубочке вновь зажурчало, и Вилька прислушался:

– …родители развелись, мамаша уехала на край света и бросила его с момента рождения. Генаша вырос у нас на руках. Толковый парень, хоть и сирота.

– Иноземец, мне ни в одно местечко не впёрлось твоё дитя! Откуда он взялся? Чего тут делает?

– Племянник Ренаты. Сын Лизы, сестры её двоюродной. Может, помнишь, доставал ты как-то Лизон по серьёзной пьяни? У Ренатки был день варенья. Мне лично с Генахой возиться некогда, веду параллельно два курса лекций.

Лизу, атакованную им под градусом, Субботин абсолютно не помнил. Рената, дело другое. На языке вертелась шпилька, до того бойкая, что Вилька с неё еле спрыгнул. Есть же какие-то вещи…

Ответ получился нейтральным: