Стэн Голем - Везучий, подонок!..

М-да, медик в личине бандита… а может, наоборот. В глаза его звали Доктором, за глаза – Циклопом. Пятно странной формы с тёмным зрачком красовалось у медика в центре лба… кстати, вот оно. Фото Доктора висело едва ли не на каждой странице. В лаун-теннис играет с президентом торговой палаты, на трибуне стоит… нахохлился, демон, и мечет по сторонам чёрствый взгляд исподлобья.

Вот снова Док, уставший, но несгибаемый, стоит в халате, усыпанном красными брызгами, и медсестра утирает ему лоб голубоватым влажным тампоном. Вдоль стен понуро виснут ассистенты. Что с пациентом? Смерть по прибытии?

Вот Док в купальном халате, в шезлонге возле бассейна, повсюду девочки и коктейли, пейзаж абсолютно мирный. Официант с подносом, бритая морда, но всё равно совершенно бандитская.

Весь Док как на блюдечке: жёны, любовницы, народные промыслы и страстишки плюс полный перечень грехов посерьёзней. Структура и штат ближайшего окружения. В доступной форме чередуются таблицы, расчёты, графики. Всё это в совокупности составляет развёрнутое на последней странице обоснование возможности рейдерского захвата одного из крупнейших банков северной столицы. Вот только этого и не хватало нашему славному гвардейскому экипажу, с тоской подумал Субботин… покруче будет, чем «Фауст» Гёте.

Дочитав и поразмыслив, Вилька ощутил, что вся спина его в холодном поту. Метнулся выяснить, чья это картонная бомба. Но адрес отправителя выглядел разово, случайно набранным шифром. «Так и сунули тебе весь расклад, – тосковал Субботин. – Держи карман пустым… и рот разинутым».

Тогда надо… что? Уничтожить письмо? Восстановят и, вполне возможно, снова пришлют. Отправить в банк? А кто он будет в подобном раскладе, «пидорасом при клоунах»? Откуда в вашей почте такие письма? Затаскают, мозги оттрахают.

Отправить Циклопу? Лучше вздёрнуться самому. Циклоп вначале без размышлений зароет. Закатает Вильку в асфальт где-нибудь в Агалатово. Потом начнёт выяснять, что к чему. Оттого он и до сих пор на свободе.

Свобода действий – это длинные коридоры ошибок.

«Чего хотели данные козлы? – размышлял Субботин. – Вот суки, совсем аппетит испортили! Кому приспичило нас с Доктором столкнуть? Что, скучно? Сейчас всё брошу и карусельку пойду чинить, как в том анекдоте. А если отправлено по ошибке? Нет, вид у него суровый. Такое не бросят куда попало. Хочется выяснить, если не мне, то кому оно всё-таки предназначено? Властям? Конкурентам? Службе охраны банка? А может, им ткнули в меня, как палкой, чтобы расшевелить? И ждать, откуда мне прилетит. Надо действовать. Не ждать, пока урежут траурный марш. Но спрашивать придётся не в банке, не в органах соцзащиты. А где? Разве что у Циклопа. Если останусь жив. Банки такими вещами не бросаются».

Тогдашние банки, к слову сказать, к началу Миллениума становились почти безразличными к потере контроля – скачки нормативной базы, необходимость быстрых операций в финансовом секторе заставляли топ-менеджеров принимать оперативные решения, которые могли сопровождаться ошибками в составлении документов, равно как и другими просчётами.

Данное обстоятельство, не мешкая, оценили рейдерские структуры, в ряды которых вошли фигуры весьма заметные и крепкие доки в банковском бизнесе. Циклоп (или Доктор) почуял, что время рэкета истекло. Близились времена, когда секира рэкетира сдавала позиции тончайшему скальпелю инженерных решений. Бои перемещались из пустырей в кабинеты.

Прервав размышления, Субботин потянулся, зевнул с подвывом: ничего не буду решать. «Ноутбук в чехол, документы в папку – мы вновь готовы к работе. Подпасок с огурцом, иноземцевский отрок? Да пусть с ним. Невелика хвороба. Папочку примем, пинка получит в изнеженный зад, и отдам в пристяжные к Катюхе. Посидит с референтом, усвоит нормы. Вот в три часа не лёгкий бой, а тяжёлая битва». Самым вкрадчивым темпом, на какой только был способен, Субботин подбирался к наиболее «вкусным» застройщикам.

Они были на виду, с перспективными пятнами жилищное строительство. Будь ипотека как надо, расхватали бы всё, как семечки. Рейтинг лидеров Города по строительству был Вилькой выстроен лично. Квартиры на глазах становились не просто жильём, но товаром и даже инвест-проектом, коммерческие площади ежесекундно рождали ливень арендной платы. Занималось, как ранняя зорька, строительство коттеджных посёлков: жильё плюс свежий воздух. Будни двадцать первого века… туда бы тоже хотелось успеть.

Умело маневрируя, агент получал комиссию и с покупателя, и с застройщика. Требовался опыт переговоров, начатых буквально с нуля, немалая квалификация, азарт и навыки авантюриста. Наступало время подыскивать свежих партнеров, умело ими манипулируя. «Главное, быть осторожнее, – размышлял Субботин, машинально заводя пружину маленького будильника, – чтоб лишнего Генке не наболтать». Завёл часы на двенадцать, взглянул на циферблат с изумлением: зачем это? Голова потребует ясности, вот зачем. Надо вздремнуть. Многоопытного риэлтора изумляла скорость, с которой этим утром нарастали проблемы. «В любом безумии есть система… а как же на этот раз?» С этой мыслью он и уснул, без снов и кошмаров.

Будильник был проверенный, друг друга не проспят. Между тем заезжий стажёр, нимало не тревожась в ожидании шефа, постепенно осваивался в бурлящей юными соками, яркой и шумной атмосфере субботинского «гарема». Девчонки, Нина, Марина и Катя, тормошили Рогачёва, наперебой расспрашивали и хохотали. Он озирался по сторонам и хмыкал, знакомясь с настенной россыпью офисной мудрости: «Хочешь умереть молодым? Спроси, хочу ли я похудеть!» Ему принесли огромную чашку кофе с затейливым вензелем: «Я тоже работаю в этом цирке».

Рогачёв даже засмеялся от неожиданности. Он был невысок, но хорош собой, имел открытое лицо с белокурой прядью, как у Есенина, миндалевидные карие глазки, приплюснутый нос, широкий рот с крепкими зубками, которые, казалось, не столько провожали улыбку, сколько предупреждали: внимание, граждане, тут пальца в рот не клади! Внезапно беседа смолкла, в дверях появилась Даша, приёмная дочь Субботина.

– Вы кто, санитарный врач? Чего это все притихли? – спросил стажёр.

– А вы – массовик-затейник? Так ржёте, на лестнице пыль столбом, – сказала Даша. – Субботин здесь? Телефон у вас вечно занят.

– Присядь, Дашуня! Владыка скоро приедет, – сказала Катя, тряхнув нарощенными дредами. Прикрыв глаза, толстушка Марина хмыкнула, но Нина из бухгалтерии даже не улыбнулась.

Застенчивому главбуху трудно было справляться с эмоциями, но со временем она привыкла скрывать настрой, даже в компании мамы и бабушки. Субботин ценил в прилежной и скромной Нине готовность к инициативе, умение разбираться с проверяющими, отстоять интересы фирмы. Простое и милое лицо, умелый, точно рассчитанный макияж.