Григорий Корюкин - Золото Ван-Чина. Премия имени Ф. М. Достоевского

Я его сделал бригадиром. Рабочие не возражали. Старшой старательно работал. И за горные работы я был спокоен.

К Вере Старшой относился как к дочери. Всегда помогал ей. Заботился. Даже баловал: то цветы первые принесет, то прошлогодних ягод лимонника соберет – угостит к чаю.

– Трудно девочке с нами. Не девичье это дело – тайга. Забота ей нужна! Доброта! – вздыхал он, вспоминая свою дочь.

Между тем обсудив горные работы, мы с Верой поспешили в маршрут.

Солнце уже стояло высоко и деревья уже отбрасывали кривые тени на запад. Мы двигались вверх по ручью Прямой. Распадок ручья был относительно пологим. Слева от нас над тайгой возвышались протяженные кручи гранитных останцев. Несколько раз на нашем пути выпрыгивали непуганые звери – лиса, белка, бурундук, мыши – но, сделав удивленные глаза, исчезали в кустах.

Лес был достаточно густой и приходилось все время освобождать себе путь от веток и стволов упавших деревьев. Временами между кедрами и елями проступала звериная тропа. Мы двигались по ней, стараясь громко топать и издавать пугающие лес звуки, чтобы устрашить диких зверей и заставить их свернуть с нашей тропы. На пути мы обнаружили водопад, высотой около 5 метров. Течение воды в районе сброса воды очень бурное. Здесь скалы сжимают стенами поток воды с обеих сторон. Поток с ревом рвется вниз. Далее мы продвигались между скалистых останцев по едва видимой тропе. Мы поднялись до г. Солонец. Поставили палатку у ручья.

– Ну как ты? Устала? «Тяжело по тайге пробираться, а голодному бесполезно…» – процитировал я строчку из песни.

– Давай перекусим.

– Давай! Отдохнем немножко и начнем работать.

Вера распаковала рюкзаки. Достала две банки тушенки. Сгущенку. Кружки. Ложки. Котелок.

– Григорий! Ты прости меня за вчерашний слезный бзик. Я все воспринимаю адекватно. И все принимаю, как есть. Я с тобой. Я готова с тобой пойти хоть в пасть тигру. И преодолеть все неудачи и все открытия! Не обижайся на меня. Я, честное слово, хорошая! И не плакса. Клещи меня только достали.

Я обнял Веру. И как мог успокоил.

– Верочка, милая! Иногда, когда поплачешь, становится легче и хочется летать. Мы тебя все любим. Порхай, как бабочка над нами – удивляй нас и умиляй. А мы будем тобой восхищаться! Мужикам нужно, чтобы мир вокруг них был изящным, красивым, женственным. Грубости и беспредела так много вокруг. Что душа тоскует по любви и нежности. Мы у тебя должны просить прощения. Если ты плачешь, значит, виноваты мы – не уберегли, не заслонили от грубости, грязных слов, поступков, несправедливости. Я не могу смотреть, когда женщина плачет, – готов сквозь землю провалиться. Слезы женщины и слезы ребенка – это трагедия человечества. Не плачь, пожалуйста, при мне. У меня потом сердце болит. Ладно?

– Договорились!

Вера смотрела на меня, как на проповедника. Глаза ее светились полуденным солнцем, где, перелистывая друг друга, мелькали первые зеленые листья.

Мы быстро перекусили. Я пошел вверх по ручью Чернокаменка. Лоток для шлихования пород был привязан к рюкзаку и трепыхался у меня за спиной при каждом резком движении. Вера пошла в маршрут картировать и опробовать гранитные кручи, которые торчали вокруг.

Пробираться вдоль ручья было трудно. Лес здесь рос стеной. И каждый шаг вверх по ручью давался с большим трудом. Это были настоящие приморские джунгли. Мы с Верой перекрикивались через очередную глубокую падь. Она в ответ кричала, что у неё все хорошо. Глухая тайга покрывала все кругом. Ни одной живой души. Лишь глубокий распадок, круто задранный вверх. Остановившись на маленьком пяточке ручья, я достал лоток, набрал с горкой мелкой рыхлой породы с песком. Начал промывать грунт. Порода в лотке сильно дымила, то есть из нее выходил пылеватый материал с илом, замутняя воду. Руки одеревенели от холодной воды. Я освободил лоток от грубообломочного материала и стал промывать более мелкие фракции. В лотке заискрились знакомые минералы, полевые шпаты, пироксены, гематит, арсенопирит, магнетит и выпрыгнули из кучки темных зерен породы одна – две – три – четыре золотинки. Я от восторга чуть не подпрыгнул!

– Ура! Ура! Ура!!! – закричал я. – Вера! Мы это сделали! Вера, я тебя люблю!

– Что? Не поняла. Не слышу, – раздался далекий крик Веры. – Повтори.

– Я тебя люблю! Мы победили! – во всю силу заорал я.

– Это ты серьезно? – прозвучал далекий голос.

– Вера! Я тебя люблю! – повторил я.

И все звери в тайге, оглушённые нашими криками, притихли.

Слив шлих в мешочек, аккуратно завязав его отверстие, подписав пробу, я поднялся выше. Снова нашел благоприятное для промывки место и отобрал новую пробу. В конечном итоге и в этом шлихе проявились 2—4 золотинки.

После установления факта золотоносности ручья Чернокаменного я решил проверить природные возможности ручья Горелого. Он сформировался правее в таежном распадке Горелый. Для этого я стал пересекать траверсом водораздельный хребет. Лес здесь также стоял стеной. Но я обратил внимание, что вокруг водораздела стало много срубленных деревьев. Что за чертовщина?

Я вышел на овальный перегиб в центре водораздела. Лес просвечивался как-то странно. Солнце ушло за стену деревьев. Впереди темнелось какое-то строение, состоящее из множества вертикально стоящих тонких елей. Это был не шалаш. Это был лесной домик без крыши и окон. Именно летний домик, а не зимовье. Стены сложены из стволов. Сверху на стволах нависала временная крыша из веток. Трубы не было. Около домика просматривалось кострище. Все строение сильно заросло травой и кустарником и было покрыто мхом. Я подошел к необычному строению – с трудом отодвинул что-то похожие на дверь. Загляну внутрь.

Мои волосы встали дыбом. В домике в разных позах лежали четыре скелета. Пахло трупным воздухом. На костях висели сгнившие от времени тряпки. По лохмотьям одежды было видно, что это не местные жители. На полу валялся различный сгнивший скарб. Висел на гвозде ржавый котелок. Повсюду были разбросаны разбитые фарфоровые пиалы, какие-то приспособления. В углу аккуратно возвышались 4 лотка для промывки золота. Учитывая вид прогнивших скелетов, старателей расстреляли очень давно.

Потрясенный от увиденного, я с ужасом задвинул дверь. Что это? Как понимать? Значит, о золоте этих мест знали еще хунхузы, если они приходили сюда из Китая мыть золото. Наверняка об этом золоте знают и местные жители. Скорее всего, они и расстреляли конкурентов. Вот почему такой ажиотаж поднялся в районном центре, когда узнали, что мы приступили к поискам. Я не исключал, что местные жители по-прежнему нелегально добывают золото. Тогда работать здесь геологам опасно. В любой момент можно ожидать нападение. Жуть. Ну мы и влипли. Ожидается война. Золотая лихорадка. Отстрел геологов. Надо срочно ехать в районный центр. Поднять за уши милицию. Местные власти. Сообщить в экспедицию.