Тамара Рыбакова - Исповедь Тамары. Премия им. Н. С. Гумилёва

Уникальной в своём роде была тётя Людмила, по кличке «Всемирная лёлька» за то, что была крестной матерью всех (кроме меня и моего младшего брата Николеньки) своих племянников (троих детей сестры Лидии), Бори (брата моего), детей многих соседей. Соседи с радостью звали её в крестные, зная, что она будет о детках заботиться. Мужа и своих детей Бог не дал. Она была очень доброй, причем, её безграничная доброта и забота порой выражались в жёстких формах. Она работала на шахте г. Прокопьевска (Кемеровская область), куда моя баба Саша с детьми переехала из Красноярска. Была членом шахткома (она его называла «шатком»). К ней, сердобольной, обращались женщины и мужчины с разными просьбами: помочь устроить ребенка в детский садик, в пионерлагерь, оказать материальную помощь многодетным, предоставить им жилье и т.д., до бесконечности. Она всегда задавала единственный вопрос просителю: «У директора были?» А дальше она знала, как ей действовать: будучи не только членом шахткома, но и Почетной гражданкой города, награжденной Орденом Ленина и другими правительственными наградами, и её портрет висел в центре Прокопьевска на Доске Почета. Так вот, она входила в кабинет директора без стука, вращая при этом своими огромными глазищами так, что начальник съеживался и ждал удара по столу её кулачищем, от которого дрожал и звенел графин с водой и подпрыгивали папки вместе с начальником. С этого жеста начинала излагать коротко суть её непрошенного визита. Начальник её боялся и вопрос решал быстро. Отказа не было ни одного за время её многолетней работы. Её уважали. Работницы – за устройство их детей, шахтеры-мужики – за физическую силу, которой даже у них не было, и безотказную помощь в забое. Часто бывало так: нагрузят шахтеры углем полную вагонетку, а с места сдвинуть не могут вчетвером. Толкают её, проклятущую, а она упрётся и ни с места. Тогда они зовут тётушку: «Людмила-аа!» Она появлялась по первому зову, оценивала обстановку, легким движением ноги толкала вагонетку и та, набирая скорость, уверенно поднимала вагонетку с углем «на гора». Людмила тут же уходила. Работяг она жалела, никогда не упрекала и никогда не отказывала в помощи. В детстве у неё были проблемы с учёбой. Колы, двойки в школе постоянно украшали её дневник. Иногда она боялась идти домой, сидела на пеньке и плакала. Нет, она никогда не плакала, она орала. Перепуганные соседи бежали к бабушке: «Опять орет на всю округу Ваша Людмилка, полудурок». На что бабушка спокойно, рассудительно, как обычно, парировала: «Нет, она не полудурок, она полоумок, значит, получила очередной кол или двойку. Проорётся, проголодается и сразу поумнеет – прибежит». Баба Саша знала своего ребёнка. Поскольку своих детей Людмиле Господь не дал, она заботилась о своей маме – моей бабе Саше до конца своей жизни. Одевала, обувала её в очень по тем временам дорогие вещи, кормила досыта и всегда радовала вкусненьким. Мать для неё была божеством. Умерла тётя Людмила неожиданно и, как баба Саша сказала, «нечаянно»: пошла попрощаться с умершей соседкой из ближайшего дома. Через какое-то время приходят к бабе Саше и плачут: «Умерла Ваша Людмила». Баба Саша отвечает: «Нет, умерла Катерина, а Людмила пошла проститься». Рассказали, как это случилось: только от дома с покойной отъехал катафалк, видят, Людмила упала замертво, кровоизлияние в мозг. Народу на её похороны собрался, наверное, весь Прокопьевск, на шахтах долго гудел прощальный гудок, оркестр играл, говорят, даже слезу вышибало из оркестрантов это зрелище. Скажу еще о воспитательных мерах тёти Людмилы по отношению к Боре (брату моему), которого она взяла, когда папу нашего, а вскоре и мамочку несправедливо арестовали по политической статье, как врагов народа. Она не отдала Борю в детдом, не побоялась, что брата осудили как врага народа. Она старалась уберечь племянника от дурного влияния улицы. Ей хотелось, чтобы Боря учился, учился и учился и знал бы дорогу в школу и домой из школы. Тайком от тётушки Боря научился играть на кларнете, участвовал в ансамбле, потом в оркестре, играл на танцах. Об этом «пронюхала» тётя Людмила, появилась на танцах, подошла к Боре и, заглушая весь оркестр, сопровождая звонкими пощечинами, приговаривала: «Вот тебе за танцульки, вот тебе за пляски, вот тебе за сыспляски». И удалилась, выполнив свою воспитательную миссию. Боря доиграл всё-таки, хотя его губы и щёки от прикосновения крепких шахтёрских тётушкиных рук разбухли. В таком виде он пришёл домой. Баба Саша, увидев внука в распухшем обличье, подвела его к Людмиле и сказала: «Не надо обижать сироту». Людмила по привычке шмыгнула носом, что означало «поняла», и перестала Борю преследовать, купила ему дорогущий бостоновый костюм, добротные теплые ботинки и выдавала ежедневно на мороженое. А Боря стал приглашать её на концерты, чем она отныне гордилась. По вечерам, собираясь в Дом культуры на концерт оркестра с участием племянника, она бабе Саше сообщала: «Я на танцы». А когда Боря женился, она была безмерно счастлива потому, что Боря выбрал жену будто бы из-за имени Людмила. Так ей казалось.

Баба Саша была человеком необыкновенным, как бы сейчас сказали «ясновидящая», «провидица». Несколько примеров. Она гадала на картах. К ней в годы войны приходили женщины не только близлежащих домов. Вопрос у всех был один: что с мужем? Жив ли? Баба Саша раскладывала карты молча, просила, чтобы все в это время молчали, чтобы радио не включали. Через какое-то время она говорила, что женщину ждёт, что с мужем в данный момент и что будет дальше с ним, вернётся живым или искалеченным. Не ошиблась ни разу. Однажды мне бабушкина соседка рассказала, как она пришла погадать на мужа, т.к. война закончилась, а от него нет весточки. Баба Саша раскинула карты и неожиданно для женщины горячо сказала: «Что ты тут сидишь?! Иди домой! Он уже у порога». Женщина бросилась бежать – и что же? У двери стоял её муж и звонил-звонил. Когда же карты «говорили» бабушке, что чей-то муж или сын погиб или вот-вот женщина получит похоронку, она быстро и молча собирала карты, начинала курить и молча протягивала папироску посетительнице. Тут она тоже не ошибалась. К ней часто приносили новорождённых и, затаив дыхание ждали, что она скажет. А она предсказывала судьбу младенца. Не забуду такие моменты из моей жизни. Когда родилась моя дочь Лена, мои родители были счастливы появлению первой внучки, родившейся в День шахтера – профессиональный праздник моего папы, дяди Сережи и тёти Людмилы. Для них это было событие космического масштаба. И вот с маленькой дочкой, мамой и папой мы поехали к бабе Саше. Она была, как всегда, рада видеть нас всех у себя. На мою дочурку смотрела как бы со стороны и молчала. Молчание длилось долго. Это вызвало беспокойство. Моя мама, предвкушая радостное сообщение, спросила: «Как тебе правнучка?» Баба Саша так и не обронила ни слова. Когда родился мой сынок Витя (дочь я назвала именем мамы, а сына именем папы), мы также поехали в гости к бабе Саше. Она также внимательно, стоя в сторонке и держа в руках папиросу, смотрела на Витюшу. Мы, конечно, волновались, т.к. он родился недоношенным и в роддоме его сожгли, (положили сушить под лампу и ушли спасать поступившую с кровотечением женщину). Я с ним в роддоме пробыла 3 недели и под расписку забрала его домой, т.к. не видела смысла дальнейшего там пребывания, тем более у новорожденных появились гнойнички и их по 4 крошки в двух руках относили в бокс. Я свою кроху не отдала и потребовала выписки немедленной. Что было потом – грыжа паховая, он, бедняжка, уже кричать не мог и не мог мочиться. Врачи развели руками: операцию до года не делали в 1960-х годах. Медицина оказалась бессильной. Я в течение двух месяцев носила сынулю на прижигание ожога. Это вызывало боль, и он кричал. Спасла нас незнакомая бабушка, которая умела заговаривать грыжу. И только когда Витюше исполнилось 8 месяцев, мы смогли поехать к бабе Саше. Приехал и дядя Серёжа. Витюша сидел на диване. На нем был голубой, небесного тона костюмчик и такого же тона шапочка с помпоном, за что дядя Серёжа назвал его махориком. Глазки голубые, личико нежно-розовое. Все любовались, рассматривали Витюшу с нескрываемым восторгом. Наконец, все обратили внимание на бабу Сашу. Наблюдая за Витюшей, не выпуская папиросу из руки (но при нас, тем более при детях, никогда не курила), она четко, уверенно сказала: «Тома, это твоя радость!» Больше ничего не сказала. Так вот, она оказалась тысячу раз права! Как она увидела в 8-месячной крохе ЭТО?! Когда я пишу об этом, мне 78 лет, живу я с сыном, который, действительно, является моей радостью, моей опорой. Единственное, что меня очень огорчает – его здоровье. И жаль, что у такого хорошего, добропорядочного, великодушного, незлобивого человека не сложилась семейная жизнь. К счастью, он любит своего сына – моего внука – Никиту, который при первой возможности бежит к нам. Кстати, он – продолжатель рода Максимовых. Я специально поближе к внуку приобрела квартиру, чтобы отец и сын могли чаще общаться.