Алексей Евстафьев - Добрые книжки. Книжка странствий. Книжка умелых рук. Книжка чудесных дел

– Думается, что, незадолго до путешествия к монаху-отшельнику, кто-то крепко обидел нашего царя. – перепугавшись, чуть ли не больше средневековых жителей Иерусалима, неловко перекрестился жених. – Такого наговорил, что меня дрожь пробирает до самых пяток.

– Что вовсе и не удивительно. – как бы вглядываясь в смутное счастье прошлых лет, Алексей Николаевич поспешил закончить свой рассказ. – Царь повелел своим слугам повязать человечка и отвезти в Санкт-Петербург для демонстрации всяческим маловерам и европейским консулам, а тот по дороге помер, заразившись тифом от ключницы Агафьи, и в последствии никто, из тех, кого откомандировывал царь на исследование заонежских земель, с племенем инкубов и суккубов не повстречался.

– Это печальная легенда, и даже нравоучительная. – вздохнул жених. – К сожалению, любая власть не способна просчитать эффект своих шагов. И что же из всего этого следует?

– А из всего этого следует, что инкубы и суккубы, несмотря на свой разнузданный вид, обладают натуральными человеческими чувствами и подвержены болезням и страданиям. Они зарождаются на свет при помощи чувств, предельно совпадающими с человеческими чувствами, и умирают, разлагаясь на физиологические составные, они могут быть и благородней человека, а могут и не понимать совершенно ничего в благородстве, а просто следовать каким-то своим эмоциональным потугам. Если они совершают плотское сношение с человеком, то они совершают такой же грех, какой человек совершает, вступая в плотское сношение со скотом, что, однако, ничуть не умоляет заслуг скота перед человечеством. Нередко эти суккубы, после плотских утех с человеком, убивают своего партнёра, воображая себе, что таким образом они раскаиваются в грехе. Известно ведь, что и те люди, которые вступают в сношения со скотом, затем убивают этот скот, чтобы снова, придя на ферму или в овечий загон, не впасть в грех. Из всего этого следует, что ваша невеста не могла быть суккубой, поскольку оставила вас в живых, а лишь чрезмерно увлеклась безрассудным предложением Кондратия Степаныча, который, в свою очередь, решил либо насмеяться над вами, либо набезобразить в столь не почитаемом им посёлке Прибрежный.

– Хуже любого скота, этот ваш Кондратий Степаныч! он же судьбами людскими играет – разве так можно?

Собеседники шли своей дорогой, не только внимательно прислушиваясь друг к другу, но и с привычной нежностью разглядывая скупые окрестности, усеянные стыдливыми берёзками и полусонными ивовыми кустами, по веткам которых носились мелкокалиберные птахи и пронырливые насекомые. Между расцветших бутонов и луговых лопоухих подорожников порхали беззаботные бабочки и гудели тяжёлые шмели, с выражением лиц хлопотливым, но пасквильным, а запыхавшиеся стрекозы непрерывно искали какие-то полезные сочные стебельки, чуть ли не вступая за них в драку с кузнечиками.

– Могу ещё в качестве интересной исторической частности рассказать историю (за достоверность которой не ручаюсь), поведанную мне всё тем же раскаявшимся бандитом. – Алексей Николаевич попытался ухватить стрекозу за игриво трещащие крылья, но та резко рванула вверх, откуда и произнесла что-то пессимистическое. – Бандит уверял меня, что лично сталкивался с суккубой, будучи ещё добропорядочным советским гражданином и сотрудником охраны бойлерно-насосной станции. Его родной дядя работал начальником этой станции, и крутил своим племянником в личных выгодах как хотел. Но, правда, и тот был не дурак.

– Имею огромное любопытство до этой истории! – жених успел отойти от мрачноватых красок предыдущего рассказа и жаждал новых впечатлений.

– По сути, её можно воспринимать и как анекдот. Однажды этот начальник познакомился в ресторане с немолодой, но вполне романтической девушкой, и решил на ней жениться. Однако, сама девушка всё никак не решалась совершить этот важный жизненный поступок, и едва успевал племянник привести её к дядюшке в кабинет бойлерной станции, где сам дядюшка уже пребывал с шампанским, но в неглиже, как принималась кричать о распущенности мужского нрава, и бежала прочь без оглядки. «Что-то с ней не так. – предположил однажды дядюшка, вглядываясь в улепётывающую девушку. – Возможно, она и вовсе не способна встречаться с мужчинами в интимном направлении.» – «Уж не подозреваете ли вы, дяденька, в ней иной органический состав, нежели у обыкновенной человеческой девушки? – тревожно вопросил племянник, проверяя в кобуре наличие казённого пистолета. – Уж не думаете ли вы, что она не человеческая дщерь, а приблудная чертовка-суккуба?» – «Как раз об этом я и подумал. – скрипя сердцем, признался дядюшка. – И взвесив в уме все за и против , решил, что только тебе – моему любимому племяннику, которому я с недавних пор доверяю во всём – необходимо насильственным образом возлечь с этой суккубой и отворить двери в чары блаженства. После чего я на ней женюсь и займусь её комплексами вплотную, мне-то пофик – суккуба она там какая-то или не суккуба – девка-то хорошая, девка-то ядрёная!»

– Вот что бывает у нас, у мужчин, когда похоть заменяет здравые рассуждения. – покачал головой жених.

– Непременно по причине излишков похоти нам и не обрести должного блаженства в этом мире. – спокойно отметил половую фатальность Алексей Николаевич и продолжил рассказ: – Одним промозглым зимним вечером этот любимый племянник, следуя схеме, отработанной коварным дядюшкой, заманивает красавицу на бойлерную станцию, подливает в стакан с вином снотворного, и едва дождавшись её отхода в безнадёжно-крепкий сон, раздевает и укладывает на диван. Сам, естественно, заваливается рядом, настроив себя на существенный лад, и пробует раздвинуть девственные ножки. Но только вот раздвинул и поспешил увлечься дальнейшим аннексированием чужой собственности, как с ужасающим свистом и воем пронеслось что-то невидимое по бойлерной станции, а в насосном отделении отчаянно загремели всяческие кувалды и гаечные ключи, ибо посыпались из своих коробок на бетонный пол. Дядюшка, находившийся в служебном шкафу, едва не помер со страха и терпеливо слушал, что будет дальше, показывая знаками племяннику, чтоб тот не тушевался. А племянник и не думал тушеваться, поскольку уже во всю завёл свой маховик непотребства и обнажил чресла до решительного возбуждённого состояния. Но тут сама девица, пребывая в непробуждённом безмолвии и не открывая глаз, вдруг лихо запрыгнула верхом на срамной уд племянника, и принялась скакать и вертеться на нём до полного изнеможения, после чего, ошалело взбрыкнув, попыталась вылететь в распахнутое окно, развернув за спиной – к полной неожиданности племянника и дядюшки – огромные причудливые крылья, сравнимые с описаниями крыльев фантастической птицы-сирин. Племянник схватил в руку первое, что ему попалось, и зашвырнул им в девицу, намереваясь помешать ей улететь, а этим предметом оказался остро отточенный топор, который и перерубил девицу надвое. Обе части тела грохнулись на пол, испустив из себя множество крови и кишок, и ещё сонм каких-то неведомых гадов, очень недовольно шипящих и клацающих скособоченными зубами. Но племянник уже в те времена славился обострённой сообразительностью, и тут он не замедлил собрать всю кровь и кишки в кадку, а гадов повылавливал, укомплектовал и рассовал по клеткам. «Ну и что же тут случилось, любимый мой племянник? – попробовал поворчать дядюшка, вылезая из шкафа. – Зачем ты перерубил мою возможную жену пополам и лишил её внутренностей?.. До сих пор был я неженатый, а теперь и останусь неженатым до конца дней своих, поскольку на двух половинках жениться мне никто не позволит, а жениться на какой-нибудь одной половинке тоже бессмысленно.» – «Дядя. – говорит ему племянник. – Разлюбезный мой дядя, уж лучше бы тебе не о молодых девках помышлять, а о качественной работе по обслуживанию населения, но я своё дело знаю и доведу его до конца.» Тут он бежит домой, где достаёт из бабушкиного сундучка колдовскую целебную мазь, и возвращается в бойлерную. Здесь он вытребывает от дядюшки кристально чистой воды (запасы которой находились в огромных бутылях всё в том же надёжном шкафу), тщательно и дочиста обмывает этой водой обе половинки тела девушки, заполняет их кровью и кишками, складывает вместе, а под конец обмазывает колдовской мазью и обдувает для верности. И очень скоро обе половинки девушки срослись, и она встаёт на ноги, как ни в чём не бывало, и даже расправляет крылья за спиной, которыми она владела, кажется, исключительно силой ухищрённой магии, но не сразу бросается наутёк от похотливых мужиков, а спрашивает про гадов, населяющих некогда её внутренности. «Вот они – твои любимые гады, все до одного здесь, я их по бойлерной собирал битый час и в клетки посадил. – показал племянник. – А зачем тебе, милая девушка, столь мерзопакостные гады? Разве не приятней содержать своё тело и нервные волокна головного мозга, не подпуская к ним всяческую дрянь?» – «Не нами наша суть заведена. – с нескрываемой печалью произнесла девица, уже нисколько не выдавая себя за человека, а признаваясь чертовкой-суккубой. – Не нам её и менять по малейшей прихоти.» После чего одним махом она проглотила всех радостных гадов и выпрыгнула из окна. Больше её никто не видел.