Максим Лист - Слайд-шоу

Я и теперь отцу улыбаюсь и смеюсь, хоть и не простила до сих пор. Так легче жить. Лучше пять минут посмеяться, чем неделю подушку с соплями жевать.

– Это точно… – вздохнув, согласился Рома.

Сам он не был таким оптимистичным. Вспомнилась и Ира, и прочие жизненные неудачи. Он тяжело переживал все свои трудности, и не хватало сил, чтобы над этим посмеяться. Слишком большое значение придавал горестям, но стоило отпустить темные камни печали, как жизнь повернулась к нему лицом. Это тоже было очевидным. Только вот готов ли он сам так весело и беззаботно шагать по жизни? На это нужны силы…

– А у тебя правда год не было? – смущаясь, спросила Алиса, воспользовавшись молчанием.

– Правда, – не удивился вопросу Рома.

– Что, прям так сильно любил?

– Да. Мы со школы встречались. Всю армию письма писала, говорила, что ждет… А когда вернулся, через месяц бросила. Сказала, что стали слишком разными.

– Так ты еще и в армии побывал? А так и не скажешь…

– А как это должно себя проявлять?

– Ну, после армии все другими возвращаются… Я так тоже с одним парнем рассталась. Письма писал – зачитаешься, как поэмы. А вернулся – двух слов без мата связать не может. Учиться не хочет, работать не может, все разговоры только про его друзей армейских. Думала уже себе кокарду на лобок наклеить, чтобы внимание обратил, так и не дождалась его решительных маневров и полного поражения цели! А боеголовка так и осталась засекреченной государственной тайной.

– Ну вот видишь… может, и меня так же бросили – не поняли и не узнали… хотя матом не ругался, да и с сексом… вроде все в порядке было.

– Да ты не переживай. Это к лучшему, что расстались.

– С чего ты взяла?

– Да с того, что все в этой жизни всегда к лучшему. Вот скажи, скольких людей ты уже повстречал без нее? – пыталась приободрить Алиса. – Да и фотографировать она тебе не позволила бы – какая баба такое стерпит?!

– А может, мне и не надо было бы фотографировать…

– Надо! Я таких людей за версту чую!

– Каких «таких»?

– Тех, которые себя нашли. Через десять лет известным станешь!

– Почему ты так решила?

– В жизни бы перед фотоаппаратом не разделась, но с тобой захотелось! Завидую. Сама институт скоро закончу, а до сих пор не знаю, чего хочу. А тебя же прям распирает во время съемки, может, этим и приворожил, – почти кокетливо закончила Алиса.

– Ты же говорила, тебя мой размер поразил, а не я, – почему-то разочарованно напомнил Рома.

– Это само собой! Но поверь, одного размера мало. Размер с собой не унесешь, и в себе постоянно носить неудобно. Хочется, чтобы про человека и вспомнить приятно было.

Ну что, готов вписать в историю свой твердый восклицательный знак?

– Пошли, – Рома встал, уверенно взял Алису за руку и повел в будку.

В этот раз все получилось без заминок и неловких пауз. Если не считать самого начала, Рома успел войти наполовину, Алиса ойкнула и инстинктивно отпрянула.

– Ты полегче своей дубинкой – не демонстрацию же разгоняешь! – отдышавшись, попросила она.

– Извини, – смутился Рома.

– Хватит извиняться, про мягкую штриховку помнишь?

– Да.

– Вот и штрихуй… мягко!

Алиса давно предвкушала этот момент, может, потому в ее страсти недостатка не было! И если сначала еще звучали фальшивые заученные негромкие стоны, то уже через минуту она дышала тяжело и часто. Глаза ее были прикрыты, взгляд отсутствующий, а по расслабленному и безвольному телу изредка пробегала дрожь.

Рома не знал, случится ли когда-нибудь еще у них секс. Точнее, он был уверен, что не случится. Потому тоже не торопился. Он смаковал каждую секунду и движение. И еще помнил только что сказанные Алисой слова о приятных воспоминаниях, и ему очень хотелось оправдать ее надежды.

Вдруг снова загудел двигатель лифта, заскрипели натянутые тросы. От неожиданности пара вздрогнула, но не остановилась, а Алиса стала стонать громче, не опасаясь, что ее услышат внизу. Гул двигателя и уже почти крики заставили Ромку двигаться активнее, и в момент, когда щелкнуло высоковольтное реле лифта, Рома кончил, все еще продолжая сжимать дрожащие бедра Алисы. А через минуту в тишине и без движения, отдышавшись, он повернул ее к себе лицом и, как когда-то поступал с Ирой, хотел галантно поцеловать, но Алиса увернулась.

– Не надо… – смущенно прошептала она.

– Почему?

– И так хорошо было… – Алиса не смотрела на него, – я так расплачусь…

– Зачем? Ты же сказала, что тебе хорошо.

– Ну, бывает у меня такое… Плачут ведь не только когда плохо.

Рома помолчал, обдумывая услышанное, и все-таки поцеловал. Алиса не сопротивлялась. Губы оказались твердыми и горячими, и Рома действительно почувствовал, как крупные слезы стали затекать в рот.

– Я же говорила! – слабо попыталась высвободиться из объятий Алиса.

Рома удержал ее. Утер мокрую щеку.

– Прости, у меня такое иногда бывает, – доверительно сообщила она, положив голову ему на плечо, – а в этот раз почти сдержалась, но с тобой разве сдержишься…

Рома молчал и не торопился выпускать ее из своих объятий.

– Мне так хорошо никогда не было, – совсем успокоившись, сказала Алиса.

– А у тебя много парней было?

– Двое. Почему было? Они и сейчас есть… Ты теперь третий.

– Ого! Я почему-то думал, гораздо больше…

– Что, на шлюху похожа? – хмыкнула Алиса. – Говорила мне мама: «Дочка, не крась ярко губы, а то так по жопе получишь, что помада отвалится».

– Я не то имел в виду… Просто хотел сказать, что ты очень красивая и смелая…

– Дура просто, – самокритично, но без сожаления резюмировала Алиса.

– А что с твоими парнями не так бывает?

– У обоих член, если сложить, то один твой получится.

– Дело опять только в размере?

– Нет, не только, – Алиса высвободилась и стала одеваться, – один себя крутым считает и вонзает свое хозяйство, словно гвозди забивает. Вот так за вечер два гвоздя забьет и ходит потом, как павлин, гордый, будто целый дом построил.

– А второй? – Рома тоже стал одеваться и спросил скорее для того, чтобы заполнить неловкую паузу, которая возникает, когда все закончилось и надо сделать вид, как будто ничего и не произошло.

– А второй, – Алиса застегнула куртку, – второй совсем маленький и трахает осторожно, как котенка гладит. От каждого моего движения в ужасе спрашивает, не сделал ли он мне больно. Я сначала думала, что он шутит, но оказалось, он и правда половым гигантом себя считает. Вот так и лежу – не шевелясь, чтобы хоть что-то почувствовать. Посопит минут пять, как хомячок, пропотеет как от бабушкиного чая с малиной и бежит в душ – гигиену соблюдать. Иногда успеваю сама рукой кончить, пока он свой «героический мизинчик» намывает.