Анна Таволгина - Гора ветров

Павел легонько отстранил Алку и повернулся к мальчишкам:

– А ну-ка дуйте отсюда. По домам, хорош.

Серега щелкнул младшего брата по лбу, и они направились к своей калитке.

Леха подошел к девчонкам:

– Во что резались?

– В «пикушку».

– В «зассыху», значит.

– Я чуть не описалась, – простодушно призналась Ленка. Леха заржал.

– Я пошла, – Таня повернула в сторону дома.

– Придешь завтра? – спросила Инка.

– Конечно! – Таня засмеялась. – Пока!

На следующий день шел дождь.

Тане нравилось, когда тепло, дождь и слышно, как он стучит по крыше на веранде. Она накинула старую ветровку и сунула ноги в сандалии. Бабушка копалась в кладовке.

– Ба, я на улицу.

– Куда тебя несет опять, мокрота такая….

Но Таня уже вышла. Хлопнула калиткой. Накинула капюшон. Как хорошо… До конца проулка монотонность заборов разбивали две стайки 3 3 Сарай для хранения угля и дров. , две бани и две калитки. Все умещалось примерно в девяносто шагов. Раньше шагов было больше…

С тех пор, как ей разрешили выходить за ограду, она прогуляла в своем тупичке несколько таких длинных лет, какие могут быть только в раннем детстве. Других детей здесь не водилось, и она ощущала себя полновластной хозяйкой этих мест. Не только очертания заборов и две дорожные колеи, но и запахи, и звуки, что доносились с разных сторон – все стало раз и навсегда таким привычным, таким единственно возможным…

Солнышко было часами и главным дирижером жизни вокруг. Оно поднималось с самой неизвестной и загадочной стороны: оттуда никто не приходил в гости к бабушке, там не громыхал трамвай, не было магазина. Ветер дул оттуда редко, но, если уж подул, не жди ничего хорошего – станет холодно. Неправильная сторона.

Но солнце почему-то выбрало вставать именно там. И оно обращало все в огромный циферблат, посреди которого и жила Таня. Тени были его часами и стрелками. Когда тень от бабушкиного дома дотягивалась до угольной стайки, приходила с работы мама. А когда солнышко заглядывало на крылечко – наступало время готовить ужин. Порядку этих часов изо дня в день подчинялись и некоторые звуки. Например, пронзительный визг бензопилы с улицы за дальним концом огорода начинался вместе с игрой утренних лучей в цветнике. А грохот ведер и шум воды со всех сторон раздавался, когда тени от яблоней наползали на соседский огород. Другие звуки вроде бы тоже подчинялись раз и навсегда установленному порядку, но не строго. Например, соседские собаки явно предпочитали побрехать в вечерних сумерках. Но иногда они, если находилось о чем полаять, начинали перегавкиваться и среди бела дня.

Жизнь людей из соседних домов была полна тайн. Взять хотя бы то, когда они уходили и возвращались с работы. Это не поддавалось пониманию маленькой Тани. Ладно еще те из них, кто возвращался гораздо позже ее матери – они хотя бы приходили в одно и то же время. Но что делать с другими – они махали Тане, уходя вечером, а возвращались утром. В основном мужики… Бабушка объяснила ей, что они работают на шахте в ночную смену. Мужчин в их доме не было и на производстве никто не работал…

Самой красивой была северная сторона. Там открывался чудесный, захватывающий вид. Тот, кто построил их дом, очевидно, думал так же: весь участок был словно развернут к этому виду. Через улицу на север склон большого холма резко сбегал вниз, ведя в широкий и довольно живописный лог, из глубины которого взмывал подъем следующего холма, большую часть дня залитый солнцем. Дома на той стороне выглядели игрушечными, их крыши теснились вдаль – туда, где в мутной дымке угадывались терриконы.

Когда Тане исполнилось шесть лет, границы ее мира расширились с новыми поручениями и жизнь вышагнула из проулка: сначала до мусорных контейнеров на полпути к магазину, так называемой помойки, а потом уже и до самого магазина у дороги. Все четыре стороны света лежали перед Таней. Надо ли говорить, что пошла она на север. Всего лишь через улицу вниз быстро нашлись друзья – девчонки и мальчишки, что играли там. Они приняли ее в свою компанию, и ее детское уединение закончилось.

В дождливую погоду солнечные часы не работали. И это делало такие дни волшебными. Время путало и замедляло свой ход. Бывало, что, проспав все утренние дела, солнце выныривало к обеду, разгоняя облака, словно пытаясь наверстать упущенное.

Таня улыбнулась: ощущения от дождливой погоды остались теми же, что и в детстве. Дойдя до конца проулка, в глубине открытого гаража она увидела Сашу. Он махнул ей, приглашая зайти:

– Дождь же.

– Ну и что? – она не спешила снимать капюшон.

Он молчал. Таня заметила:

– Ты занят.

– Нет. Подожди. Пойдешь, когда кончится дождь.

– Подумаешь, дождь!

Он знал ее достаточно, чтобы понять: вышла она просто так.

Таня же подумала, что их вечно открытый гараж, этот парень, его братья – часть картинки, которую она видела каждый день. Она засмеялась. Саша посмотрел вопросительно.

– Сколько себя помню, ты всегда здесь… Однажды вы играли в футбол, – Таня махнула рукой в сторону, где улица расширялась, образуя небольшую площадку. – Ты был самым маленьким. Я сидела вон там и смотрела, как вы играете. Замерзла вся, но не уходила. А потом сбегала домой и надела колготки и кофту. И так хорошо было…

– Что, футбол?

– Нет. Колготки и кофта. Человеку для счастья немного надо! – Таня снова засмеялась.

Саша отвернулся, пряча улыбку.

– Это кто тут ржет? – щуплый парнишка заглянул в гараж со двора. – Ну-ну…

– Мой брат. – Саша закрыл дверь во двор.

– Знаю, Ванька.

Саша подумал, что она сейчас уйдет и ему этого не хочется.

– Ты никогда не была с нами…

Она задумалась. Это выглядело бы странно: в их компании девчонки не водились.

– Потому что ты живешь в неправильной стороне! – заявила Таня.

– Как это?

– Так это.

Он вытер руки. Мотнул головой, приглашая пройти. Она сняла капюшон и направилась следом. Часто в дождливые дни родители друзей пускали их шумную компанию на веранды, в летние кухни, в цокольные этажи, которых в домах по этим крутым склонам было немало. Саша толкнул дверь, ведущую из гаража во двор. Там под навесом штабелями были сложены доски. Он устроился на них с ногами, и Таня нерешительно опустилась рядом. Саша сидел молча. Это оказалось легко – молчать с ней.

«Почему я здесь?» – подумала Таня. И вспомнила, как он подошел, когда она сидела на лавочке в своих невеселых раздумьях. Мысли сами собой соскользнули в грустную сторону. Настигнутая знакомыми чувствами, она замерла, глядя в одну точку.

Такое выражение ее лица не было Саше внове. Оно возникало у нее только в минуты одиночества. С друзьями – никогда.