Александр Палмер - Две трети. Фантастический роман. Книга первая

– Доброе утро, Саша, доброе утро, – на чистом русском языке приветствовал Фигнера потомственный австрияк Гуго Клеменц. – Зайдешь ко мне на разговор? Ты же за этим, я так понимаю, приехал?

Гуго был в чине капитана Ордена, и несмотря на свое западное происхождение, возглавлял его Восточноевропейское отделение, и был непосредственным начальником Фигнера.

– Да, ты прав, как всегда. Только можно минут через пятнадцать – пройдусь по замку, вдохновлюсь, соберусь с мыслями…

– Ну-ну, конечно. Прогуляйся, проникнись, – мотнул своей лысой головой Гуго. – Только не слишком, не переборщи – начало рабочего дня, лирические настроения оставь на вечер.

Фигнер вышел из кабинета Клеменца и неспеша пошел по графским покоям:

«Католицизм, православие, ислам, иудаизм… Еще сто пятьдесят лет назад это были различные и отдельные сосуды, наполненные своими горячими, не желающими и не способными ни с чем смешиваться средами. А теперь мы имеем один котел, в котором согласно законам гидравлики возмущение и изменение состояния жидкости в одном месте сосуда гармонично и непрерывно передается по всему объему этого котла, до самого дальнего и укромного его закоулка. И это прежде всего наша заслуга… и наша работа следить за этим варевом. Никто давно не обижается, что мы присвоили себе наше имя и прозвали себя новыми иезуитами. Потому что философия тех иезуитов – есть источник нашей философии, нашей универсальной сути. Как шутит наш генерал Ордена на ежегодных собраниях: «Шпионы всех стран – соединяйтесь»… Мы, конечно, должны быть грубой силой. Но, главное, мы должны быть настолько умнее окружающих, чтобы мочь быть циничными и расчетливыми, выдавая себя за просто грубую силу. Именно в этом мы иезуиты. Именно это помогает нам не оставлять скучную обязанность пастухов в дряхлеющем земном мире и бросать вызов за его пределами, прорываясь в иные миры. К черту усадьбу и Чехова. Сдать докторам психопатов и сумасшедших, угрожающих общественной безопасности. Призраки Кортеса и Лопе де Агирре будоражат мне кровь. Хватит гармонии и покоя. Я хочу опасности и неизвестного…", – так накручивал себя Фигнер, вдохновленный атмосферой средневекового замка и приготовляясь к важному разговору с начальством.

Кабинет Гуго Клеменца был обставлен нарочито мрачно. Никто из офицеров, да и обычных технических специалистов, давно уже не разбирался в тонкостях европейских интерьерных стилей, но умение стилизации все еще оставалось. Клеменц оборудовал свой кабинет с мрачной иронией: преувеличивая и подчеркивая то, как мог бы представить себе зловещий кабинет главы секретной службы в каком-нибудь художественном описании уставший от трудового дня обыватель. Для приемов и совещаний в своем кабинете Гуго издевающе облачался в серый с отливом тугой костюм, верхнюю часть которого составлял не обычный пиджак, а чиновный сюртук ХIХ века с воротничком-стойкой, на котором серебряными нитями были вышиты эсесовские молнии. В этом одеянии Гуго со своим лысым черепом и торчащими, остроконечными, как у летучей мыши, ушами, напоминал – когда он привставал из своего огромного кресла на фоне горящего камина – персонажа черно-белых готических фильмов немецких экспрессионистов. За эту театральность высшее руководство Ордена (втайне завидуя – потому что не могло позволить себе такой роскоши самоиронии и самолюбования) недолюбливало Клеменца; те же, кто был ему ровней, аплодировали – поскольку Гуго, в обычной жизни обыкновенный спортивный плейбой, первый, а значит, и единственный (так как никто не хотел бы унижаться плагиаторством) застолбил такой стиль. При этом – хотя и примитивно до смешного – но в этом была утрированная, перекошенная, но суть их организации.

– Итак, для чего ты прибыл в нашу штаб-квартиру? Не для того же, чтоб пропитаться средневековым духом и выдохнуть опостылевшую усадебную гармонию? —ироническим, шутейным тоном показал Гуго Александру, как он читает своего подчиненного.

– Гуго, ты, как всегда, как и положено старшему брату и наставнику, видишь все истинные намерения и помыслы.. – в тон ему ответил Фигнер.

– А если серьезно. Ты прослышал о начале набора для внешней работы?

– Да, по слухам… Где-то, вне Земли… что-то затевается… не совсем стандартное.

– Верно. Но формулируй точнее. Ты же офицер Ордена. Четкость и циничность. Ведь речь идет о разумном обитаемом мире – там мы ничего затевать не можем. Даже если нам бы позволили. Просто из соображений фундаментальной безопасности. Но в остальном контекст правильный. Речь не идет о подготовке площадки для старателей, геологов и энергетиков. Никакого защитного купола. И коммандос в чистом виде не нужны тоже. Всё это знакомо, и было бы проще.

– Но у тебя есть полномочия ставить в известность офицеров моего ранга? – осторожно поинтересовался Фигнер.

– Твоего ранга – да. – ответил Клеменц. – И больше того, у меня есть полномочия выбирать кого ставить в известность, а кому отказать в информации. Но ты сам понимаешь, вся эта прелюдия была бы невозможной, если бы я уже не решил тебя проинформировать и озадачить, – делово и сухо заключил Гуго.

– Господин капитан, я слушаю.

– Не пережимай с субординацией и официальностью, – подправил Фигнера Клеменц. – До конкретных приказов еще как до последней обнаруженной планеты с атмосферой…

Гуго примолк, оперся локтями в свой черный стол и скользящим взглядом окинул Фигнера:

– Сколько я тебя знаю, тебя нельзя назвать профессиональным интеллектуалом…

– Спасибо. Это хорошо или плохо?

– Это хорошо. Потому что твоя психика не должна подвергаться внутреннему раздражению. И у тебя есть спецподготовка, чтобы сделать свою работу и прагматично зафиксировать то, что мы хотим узнать и понять. В этом есть логика и правда жизни: нам нужны люди, которые понятно, без своих философских умозрений и этических затруднений, донесли бы до нас то, что мы хотели бы как раз отвлеченно и философски осознать. С этой стороны мы с мирозданием еще не сталкивались.

Гуго примолк, задумавшись. Встал из-за кресла и принялся мерить шагами свой кабинет, Александр продолжал сидеть напротив стола. Это было естественное и потому самое явное выражение существующей между ними иерархии. Отсутствие формы, знаков различия, тон и интонации беседы затруднили бы постороннему зрителю определение здесь старшего, но вековая традиция этикета садиться и вставать по приглашению старшего по чину, оставалась. Фигнер продолжал сидеть и вынужден был то и дело смотреть в спину своего начальника.

А он тем временем подошел к окну, открыл створку и посмотрел в небо: