Александр Палмер - Две трети. Фантастический роман. Книга первая

– Я хорошо знаю русский язык, без ложной скромности, ведь так?

– По крайней мере, лучше, чем я твой немецкий, – ответил Фигнер.

–Да… Вот я подошел к окну. Окно – средний род, единственное число. Сквозь стекло – средний род, единственное число – я смотрю в небо, опять средний род. В небе светит солнце – тоже средний род. А вот сейчас его закроет не туча, нет. Обыкновенное облако. Снова средний род, единственное число. Язык я знаю хорошо. Но никогда не понимал и не пойму смысла вашего родообразования. Ну, хорошо: солнце, небо, пусть облако – общие отвлеченные понятия или явления природы, можно и туда и сюда —отсюда средний род. Но почему средний род конкретный предмет – окно; конкретный материал —стекло; конкретно воняющее, наконец, говно. У нас, у немцев тоже есть средний род, но там понятней…

– В большинстве языков вообще нет среднего рода – в английском, латинских, – вставил, не понимающий куда ведет это лингвистическое отступление, Фигнер.

–Да, да… —рассеянно согласился Клеменц.

– А в венгерском и татарском вообще нет родов имен существительных, да и в том же английском у неодушевленных – озарило Фигнера, о чем он тут же пожалел – Клеменц подозрительно покосился на него – не слишком ли он умничает.

–Да, действительно. Ну, продолжим. С третьего бока. Обрати внимание – это не оговорка. Я знаю, что боков по-русски может быть только два.

Ты любишь порыбачить, я знаю. А знаешь ли ты, что морской собрат главной добычи в твоих усадебных озерах, морской окунь – гермафродит. Кем-чем являются и некоторые другие представители земной фауны. А гермафродит это тот, кто совмещает мужское и женское начала… И всё равно это не то, – вздохнул Клеменц.

Повисла пауза.

– Наш мир, —снова начал Гуго, – я имею в виду органический мир, делится на две половины, различные, но единые: живой мир на Земле зародился в двоичной системе отсчета, так уж повелось от начала. Простейшая клетка размножается простейшим и минимальным способом: удвоением в результате деления себя самой пополам. Отсюда двоичная система организации живого. Когда эти две половины вступают во взаимодействие мы получаем то, что имеем: наш мир, кажущийся нам таким органичным и сложным. Простой комбинации мужской и женской хромосомы, плюса и минуса, включенной в более сложные комбинации из этих же кирпичиков, в комбинации комбинаций и так далее, оказывается достаточно для построения нашего органического мироздания; как говорили китайцы: два начала – янь и инь. А что, если этих равноправных начал не два, а три? Насколько порядков возрастает тогда вариативность построения. Получается, что есть еще одно измерение живого мира. Мы живем только в двух, на плоскости – на плоском листе. И вот этот лист кому-то надо проткнуть, чтобы посмотреть в дырочку: а как там? Кто-то должен быть эмиссаром от наших двух третей там, где прорастают друг в друга все три трети, образуя какое-то целое… Заслушался? —остановился Гуго.

– Грандиозно. Извини за пафос, —отреагировал Фигнер.

– Да. Но видишь, это всё философия. А нам бы для начала простых фактов. Систему мер и весов.

– Интересно, как там выглядела бы история Ромео и Джульетты, – Фигнер попытался приземлить разговор, почувствовав желание Клеменца сойти с философских вершин.

– Шутишь, а не понимаешь, забыл, где находишься. Южный форпост христианского католического мира. Можно сказать, колыбель и бастион… А что станет с христианской доктриной о трех началах (я о святом духе) … Впрочем, об этом – как бы дальше ни сложилось – я официально прошу тебя забыть, не думать и не пытаться вспоминать. Мы не случайно хотим взять контакты с этим миром под свою юрисдикцию… Так вот. – закончил Гуго.

– Я так понимаю, что раз ты посвятил мне это миниэссе, то у тебя есть предложение, а у меня для приличия есть время на раздумье? – спросил Александр, наконец, вставая, и. понимая, что разговор подходит к концу.

– Правильно, молодец. Конечно, для приличия есть. Хотя, если откажешься и упрешься – что ж, возвращайся к своим лужайкам. Искомый пункт находится в созвездии …………… Корабль будет готовиться около трех месяцев. За это время надо и нам проделать кое-какую работу и подготовиться.

Несмотря на обозначенный конец беседы, Фигнер покинул кабинет Гуго еще минут через пятнадцать, которые прошли в кратких инструкциях на ближайшее время – так, как будто бы дело было уже решено.

Выйдя из кабинета и спустившись по главной лестнице графской резиденции и цитадели, Фигнер вышел из тени здания и остановился на залитой солнцем булыжной мостовой первого внутреннего двора. Перед ним вправо и влево тянулась последняя, самая внутренняя, из четырнадцати крепостных стен, окружавших цитадель. Ворота этой стены, с графских времен прозванных Стражницкими, с двух сторон украшал каменный барельеф с девизом новых иезуитов, утвердившихся здесь около ….. лет назад. Надпись на латыни перефразировала (и переосмысливала) приписываемый основателю первого древнего ордена святому Игнатию принцип: «Наша цель оправдывает средства, потому что наши средства достойны цели.»

Фигнер дошел до пристроенной к стене лестнице, и наслаждаясь после сумерек внутренних покоев горячим солнцем, жмурясь в голубое горное небо, не спеша поднялся на стену. Оттуда перед ним открылся знакомый вид: сначала сверху вниз замок опоясывали тринадцать оставшихся крепостных колец стен с их громоздкими и тяжеловесными Прапорщицкими, Капитанскими и бог весть знает еще какими воротами, а дальше, еще ниже, тянулась почти прямо на юг зеленая холмистая равнина с врезающимися в нее горными отрогами.

«… Один из немногих путей древности для толп диких венгров, славян, затем османской орды вглубь христианской Германии лежал по этой долине… И здесь отважные Остервицеры в двенадцатом веке воздвигнув замок почти пятьсот лет обороняли австрийский рубеж и свою веру. Реформация, контрреформация – им не было особого дела до внутренних распрей и жестокой внутривидовой борьбы. На границах Священной Римской империи их раздел свой-чужой был ясен и прост, и не изменялся внутренними осложнениями.

Чужой, враг – был из другой страны, иной веры. иноязычен и шел с юга. Его надо было убить, или обмануть, чтобы не быть убитому самому. Всё было жестоко, ясно и красиво.

Вообще, считали ли они этих пришельцев за людей? Как мы изменились за эти ….. лет? Физиологически мы те же: две руки, две ноги, голова, половой инстинкт, – Фигнер отвлекся на секунду от мысли, завидев внизу в долине группу верховых всадников, черной запятой на зеленом фоне приближавшихся к замку, – Вон, даже те же лошади при нас, но своих-чужих на Земле уже нет. И вот, наполненные этими мессианскими мировоззрениями мы входим в чужие миры. Гуго твердит: «Будь фактологом, ты нужен как фактолог.» А как им быть? С какой системой отсчета? Другой – кроме человеческой, пусть даже общечеловеческой – у меня несмотря ни на какую подготовку нет…. Ну, ничего. Разберемся. Или не разберемся…»