Александр Палмер - Две трети. Фантастический роман. Книга первая

– Но как же… – наконец, отозвалась Катя, – Мне казалось, что искренность… Несовместимо…

– Не знаю. Я думаю, как бы ни были близки мужчина и женщина, у каждого всё равно есть исключительно свои владения – оберегаемые по умолчанию, интимные, если хочешь. Но тебя, к сожалению. это не так касается.

– В смысле? Почему?

– А в том смысле, что для тебя с Александром это не главный вопрос: сколько я вас наблюдала до этого, и сколько я про тебя, прежде всего, чувствовала и понимала.

– И что же ты понимала и чувствовала, – с небольшой напряженной, сказанной то ли с обидой, то ли с нажимом, интонацией переспросила Катя.

– А то, что ты почувствовала, видимо, не так давно. Боишься в этом даже себе самой признаться, но с кем-то хочется поделиться. А, хочется… – успокаивающе сказала Людвига, – Например, со мной. Ничего не говори, – не дала она заговорить Кате. – Тебе пока рано оформлять словами какой-то ответ – скорее всего соврешь, чтобы выглядеть приличней. А в общем, прости, – выдохнула Людвига, как будто подводя итог и завершая свой лекторский порыв, – но мне кажется, Александр просто не твой мужчина, не твой тип мужчины, не твой самец, если грубо выражаться. Он так и не разбудил тебя. Вы похожи на англиканскую чету священников – хоть и веселые, но такие правильные и порядочные…

– Но он же близкий мне человек …– пробормотала Катя.

– Ну, не знаю. Если б ты не попробовала из этого источника, может быть ты и пребывала бы в неведении и вне сравнения. Но к несчастью – а я так понимаю, что к счастью – что-то случилось, и ты поняла, что тебе это тоже доступно. В общем, заканчиваю. Не будь ханжой, человеком в футляре. Что-то есть, а что… Спрашивай, поделюсь опытом, если хочешь.

Женщины стали шумнее и веселее выпивая, всё больше смеялись, и Людвига, попав в нужную колею, действительно, делилась, рассказывая откровенно и местами непристойно о своих приключениях, и о таких в эти минуты любопытных и приятно возбуждающих подробностях о физических качествах и параметрах разных мужчин. В эти минуты и в этом воздухе отчетливо звучали слова, немыслимые Кате ранее для произношения их вслух, невозможно было бы себе еще недавно представить, что сочетания этих звуков, из которых слагались эти непристойные и такие притягательные сейчас слова, могли потревожить воздух вблизи Катиных ушей. Вечер продолжался. Катя никуда не уехала.

Следующим утром Фигнер в шуршащем над дорогой мобиле мчался к станции перемещения. Катя не появилась и утром, но Александр старался не задумываться об этом. Вскоре он уже поднимался в лифте на этаж южного тьюба, чтобы занять свое место в капсуле, через несколько мгновений отправлявшейся к Волге.

Поволжье встретило его страшной жарой. Фигнер не стал испытывать свою естественную терморегуляцию и в закрытом мобиле двинулся к местному офису. В маленьком, затерянном среди невысоких гор и холмов лесной Башкирии домике, Фигнера ждал Наиль, местный сотрудник. Наиль и сам был, если смотреть на географическую карту в масштабах комнатного глобуса, почти из местных – из татар. Небольшого роста, улыбающийся кроткой, но хитроватой азиатской улыбкой, неспешный, Наиль был самой подходящей иллюстрацией того благостного положения дел, которое уже не первое десятилетие установилось в волжском диоцене. Фактически он работал на общественных началах, так как конкретной работы, отнимавшей бы систематически какое-нибудь заметное время, уже давно у него не было.

– Ну, что? – после положенных приветствий спросил Фигнер, – как твой мониторинг? Не появился какой-нибудь занятный мессия, не дай бог, маньяк, или секта очумелых от безделья и благополучия умников?

– Нет, Саша, не появился, не проявились. Скучно. – кротко и белозубо отвечал Наиль. – Только появится на горизонте какой-нибудь страстный юноша, отрицающий благополучие и взывающий к вере предков, так помается он здесь – ни аудитории благодарной, ни толпы, способной зажечься и к которой можно было бы примериться в роли Данко… Давно всё успокоилось, рассосалось.

Но мы следим, наблюдаем… Чтоб зародыша не пропустить… А юноша бледный, со взором горящим, так и укатит куда-то в даль светлую, на чью-то головную боль…

– А как гениальные сумасшедшие? – чуть ли не с надеждой спросил Фигнер.

– Гениальных нет. Есть обыкновенные. И не сумасшедшие, а просто психически неуравновешенные, а точнее возбудимые люди. А есть и просто мечтатели.

– Ну, слава богу, – Фигнер откинулся на спинку кресла. – Хотя мечтатели – это прекрасно. Когда, наконец, руководство поймет, что нам давно пора не мониторить с микроскопом потенциальный минус, а помогать естественному развитию нарождающихся плюсов.

–Да, но не забывай – мы всё-таки были спецслужбой, – с упором на слово «были» ответил Наиль. – И потом историческая память об исламском экстремизме. Тут наш диоцен был не из последних. Веселое было время, – ностальгически протянул Наиль.

– Когда это было, – нетерпеливо буркнул Фигнер, – Вот, ты мне лучше скажи: как в исламе – спокойном, взвешенном и человечном – трактуется соотношение мужского и женского. Фигнер опять вернулся к своей идее фикс последних суток.

– Очень просто. Как у всех. Ты меня удивляешь, – Наиль выставил перед собой, как будто отодвигаясь от Фигнера, свои растопыренные ладошки. – Женщина такое же божье создание, как и мужчина. Равноправное. Теперь так всегда. А от прошлого остался лишь произнесенный только что мной порядок слов – «женщина …как мужчина». Ничего не поделаешь. Традиция. Вросла где-то в корневую систему.

– Молодец, Наиль. Молодец. Хорошо представил. Значит, всё-таки не всё в мире одинаково.

– Конечно, кому как не нам это известно лучше всех, – поддакнул Наиль этой бессмысленной и банальной фразе, сказанной Фигнером не по смыслу, а скорее непроизвольно и, видимо, только для того, чтобы звуками закрыть тему.

– Сходим сегодня к вечеру на пороги? А завтра утром я домой, – перешел без паузы к неформальной части Александр.

– Сходим, почему не сходить. Жарковато только, клевать будет- не будет… Ну да неважно – как провозглашал французский мечтатель Жан Жорес: «Цель ничто, движение всё…»

– Современных мечтателей нет, вспоминаем стародавних, да?

– Мечтатели перевелись, будем ловить рыбу: река пока течет, рыба еще плавает, – нечаянно философски описал положение и отчитался Наиль.

Катерина приехала от Людвиги домой около полудня, через несколько часов после отъезда Александра. Не то, чтобы осознанно, а как бы облегчая себе ближайшие часы жизни, она совсем не торопилась с утра. Они напились кофе, и Катерина, как само собой разумеющееся, покинула дом только вместе с куда-то торопившейся хозяйкой. Со вчерашнего дня она не делала попыток и никак не связывалась с Александром. Их брички не было на станции перемещения, из чего она сделала простой вывод, что Александр уже вернулся. Недлинный путь домой она проделала в странном смешении чувства какого-то злорадства на тот дом, куда возвращалась, и чувства досады на себя из-за этого же. В усадьбе она нашла сначала только Александру Петровну, Александра не было.