Яков Сычиков - Хлеб для черных голубей

***

Так уж вышло, что, родившись четвёртым ребёнком в семье я ощутил, что не нужен никому, кроме моей матери (сестёр, и отца). Даже отец поначалу поддерживал в этом вопросе советское государство и настаивал на аборте, хотя я и не знал этого до его смерти. Плюс врождённое императорское честолюбие.

В детстве я думал, что у баб там присоска, или щупальца. В принципе, не сильно дал маху. А мой друг Пашка думал, что там то же там, что и у мальчиков. «Ты что? Разве не знаешь, что там щупальца? − спрашивал я. – Телевизор смотреть надо, а ещё хвастался, что больше каналов, чем у меня».

***

Не знаю, насколько уместно начинать книгу со слов «не знаю», но я начну, начинать ведь как-то надо. Все когда-нибудь что-нибудь начинают, вот и я сподобился, наконец-то. Ну так вот, о чём дальше-то? О книге. Признаться, не мастер я в этом деле далеко, хотя и ловкач порядочный, слова у меня, как загипнотизированные крысы пляшут под мою дудку, и сами, верно, не ведают, что творят. Сам Бог, видать, снабдив раздолбая, как я, этакой способностью, похохатывает себе на облаках, болтая ногами и покрикивая: «Э-эй! Чего творишь, бродяга?! Лоб не расшиби!» А я вот расшибал уже не раз. Не знаю, каким голосом начать. Говорят, девки любят, чтоб в голосе звучал металлический звон от стукающихся друг о дружку яиц мужицких. Но я не уверен, что бархатистый мой баритон заведёт их меньше.

***

Губа лежала на губе, губа лежала.

***

Несколько слов о жидовской харизме. Конечно, все сразу скажут, что я антисемит, но хрен бы с ними. Все мы знаем известную группу «Ленинград». Я не особо интересовался ею, пока не услышал, как Юлия Коган поёт о желанном бы в её влагалище члене. И ведь согласитесь, притягательное зрелище, худощавая девушка, красивая (на первый взгляд) и голосистая (на первый взгляд) поёт вдруг о мужской члене. Да так страстно. Нам всё это, конечно, нравится. Также многим из нас нравится порно, хотя и шокирует, но тем оно и слаще ведь. А знаете, почему? Потому что мы все привыкли жрать пошлость и нет никаких сдерживающих нравственных или моральных рамок. Свобода слова сломала рамки, и нам это по душе. Что касается Шнура, то хватит делать из него высокоодарённую личность с мужицким нагаром поверх тонкой артистичной души. Это обыкновенный порнограф, разрушающий мозги людей через свои похабные песни. Быдло жрёт их, а он на этом зарабатывает. И тут не важно, в какой семинарии он там учился. Судить надо по делам. О жидовке Коган отдельный разговор. Заметьте, что она кажется привлекательной. По той же причине, почему нам нравится всё пошлое. Она поёт матом, и это возбуждает нашу похоть. Но прислушайтесь, взгляните в эту ротастую кривую пасть, разве это голос, пение? Это поросячий визг, а её движения, это разве танец? Она просто мотает и дрыгает своими палками в разные стороны. Крик в унисон ещё не пение, а походка её – это передвижение на костылях. При этом в интернете есть интервью с ней, где она говорит о своей королевской стати, грации, а в «Википедии» вы найдёте удобное объяснение, почему Юленька терпима к обсценной лексике. И так разоблачить можно почти любого еврейского деятеля. Хоть того же Эйнштейна. Для начала надо просто задуматься над тем, что дала теория относительности человечеству? И из-за чего столько шума?

***

«Её сиськи из-под летнего платьица выглядывали, когда она наклонялась к подружке. И хотелось подставить руки и немного поиграться ими, произвести руками движения вроде тех, что делает фокусник, жонглирующий шарами, или купец, когда в руках взвешивает без весов товар». Вот, что записал я, когда увидел, что мужик позади меня таращится в написанное (в мой мобильник), я заржал на это козлом и спросил: что нравится? Он не смутился, но надулся и забурчал что-то под нос (в усы щёткой), отворачиваясь от меня. Наверное, он возбудился.

***

Возвращаясь с купанья, я увидел впереди пьяную бабу, которую волокли под руки двое. Сначала было похоже на то, что девушка им хорошо знакома, но когда я подошёл ближе и увидел их сладострастные старые, смуглые рожи, а также то, что она полностью дезориентирована, я понял, что они тащат её ебать, – второпях, как стервятники, пользуясь моментом. Неплохо было бы вмешаться, но я поймал себя на мысли, что не знаю, что с ней делать потом и не уверен, что сам не хочу того же − козлиного. Я ушёл, представляя, как они будут пихать в неё свои вялые в седых волосах члены, с мальчишеским задором и блеском в глазёнках, а она будет что-то невнятное мямлить занятым ртом.

***

Я помню тебя размытым силуэтом, ты стояла над моей кроваткой, потом твоё лицо приближалось ко мне, и ты целовала меня, лезла языком мне в рот, дыша перегаром. Затем тебя оттаскивал кто-то, и я плакал, но я любил тебя. Но я люблю тебя…

***

Остановить хлынувший поток фекалий сложно, придётся отказаться от канализации в целом.

***

Ехал вверх на эскалаторе, глаза – вниз: в босоножке – лапка: пяточка и пальчиков подушки под весом девушки красненькие, кровь так играет под кожей. На лапке – вдоль – надпись, да не по-русски к тому ж. Зачем, спрашивается? Лапка ведь и без того хороша, изумительна даже. И почему не по-русски? На последний знаю: пошлость на родном слишком явна.

***

Поиск темы, на что это похоже? Это когда достаёшь из чулана коробку с воспоминаниями и начинаешь копаться. То одно, то другое тянешь оттуда: лошадка на колёсиках − это не подойдёт, самолётик без крыла, колёсико от машинки, монетка, обёртка, билет, рисунки…

***

Крест на шее – символ распятого Христа. Я помню, как одна проститутка, просила меня убрать его за спину, пока трахаемся. Не могла видеть его, и я убрал. Полез целовать её там и исцарапал щетиной нежную кожу. После мы выпили с удовольствием водки, и она рассказала, что хочет замуж, а я – что сам не знаю чего.

***

Ещё полчаса назад тема была передо мной во всей красе, во всём пылающем, пышущем жаром мясе. Стоило отвлечься, остыло всё: туман над водой, обглоданные кости.

***

В метро прижалась ко мне ненароком толстая прелая баба. Эх, хорошо!

***

Мужика латать надо. Дырявой он, как дуршлаг, только под лапшу и годится.

***

Такое чувство бывает в больнице, когда выходишь, встаёшь, приходишь в движение, что всё не твоё, и ты сам в первую очередь. Ты бесконечно маленький, и на всё должен испрашивать разрешения, даже пописать. А ещё эта пижама, она позорит и унижает тебя одновременно, и вонючие выданные сестрой-хозяйкой тапки. И все такие озабоченные, − правда, не тобой, − ходят туда-сюда, а ты не мешай, иди и лежи, или бегом на рентген. Всё, после такого ты уже не тот. Даже если дома у тебя остались родные, и ты как бы одной ногой в семье, и это не спасёт тебя от окружающих, так же убого ты будешь выглядеть в своих домашних штанишках и маячке. Всё равно тут ты лишь кролик в клетке, которому мамочка привезла гостинцев. И попробуй только ослушаться. Впрочем, всё равно твоё буйство – лишь озорство глупого мальчишки.