Глеб Пудов - Мозаика. Стихи, рецензии, эссе

Затем отправлюсь в предрассветной мгле
Туда, где осень тускло серебрится,
Где песнь моя звенит среди полей
И в небеса взлетает словно птица.

Подбери мне песню, подбери,
И такую, что ещё не спета,
Нам с тобою, что ни говори,
Вместе быть на этом белом свете.

Подбери мне песню, я молю,
Подбери такую, как ты хочешь,
Чтобы душу нежила мою,
Думы растревожила средь ночи.

Пусть прольётся звук через окно
В вышину, что ласково синеет.
Чай я пью, как будто бы вино,
И не понимаю, что пьянею…

Подбери мне песню, подбери,
И такую, что ещё не спета,
Нам с тобою, что ни говори,
Вместе быть на этом белом свете.

Когда разъярённая вьюга метёт,
И время восхода не близко,
Старинной дорогой неспешно идёт
Михал Клеофас Огинский 5 5 М. К. Огинский (1765—1833) — композитор, общественный деятель. В переводе используются как русский, так и белорусский варианты написания его имени. .

Чудовища чёрные тянут, грозя,
К нему своих рук хворостины,
Колдунья-метелица мечет в глаза
Холодные скопища льдинок.

Михал воротник поднимает прямой
И дышит теплом на ладони.
Скрывается вовсе из виду порой,
Затерянный в снежном полоне.

А всё ж не сдается и дальше идёт
С могучею волей солдата.
Чего же он ищет и что обретёт
В тех землях, где правил когда-то?

Заводы и фабрики он миновал,
Замедлил свой шаг у строенья,
Где в бронзе двойник его гордо стоял,
И вспомнил часы вдохновенья.

О, был он таким! Но столетья назад…
Избранник судьбы и Отчизны!
Весь мир его музыку слушать был рад,
Все ждали чудесных сюрпризов.

И плечи расправил немедленно князь,
И встал, словно памятник, строго:
Ладони поднял, чтоб мелодии вязь
В душе покружилась немного.

Хохочет и воет метелица вновь:
– Да ты никому здесь не нужен!
Ты бронзовым стал, и людская любовь
В учебник запрятала душу.

Опять на дорогу торопится он,
Опять опускаются плечи.
Скиталец проходит и почту, и дом,
Дворец — чудо вновь человечье!

Играли его, ощутил Михаил,
Поэмы ему посвящали.
Но так ли уж искренен творческий пыл
Тех строк, что на сцене звучали?

Он видит сквозь стены, как по одному
Стихи здесь читали поэты.
Задумали памятник в книге ему —
Михал не обрадован этим.

– Ты — звук, дорогой мой, ты — бронза и звук, —
Вновь сердце пронзило метелью, —
Давно не волнуешь ты сердца и рук,
Скучны и пусты их изделья…

Он выслушал молча, в дорогу — опять,
Но больше не прячет он руки.
Упрямство повстанца, изгнанника взгляд, —
Не хочет быть бронзой и звуком.

Себя он встречает на стенах домов,
В афишах, что зрителей звали,
Да только в рисунках, скоплениях слов
Искомое встретишь едва ли…

Настал уж рассвета тревожного час,
Шеренга домов наступает,
И пламя в их жарких огромных очах
С угрозою сверху взирает.

Вдруг остановился измученный князь
И шубу тяжёлую сбросил —
Идти до последнего вдаль, не боясь,
Потом уж о смерти попросим!

Но что это? В чёрных шеренгах домов
Мелькает огонь торопливо.
Зовёт он Огинского, тянет без слов,
Но в спину не бьёт, терпеливый.

Проводит рукой Михаил по глазам:
Действительно ждёт он, не гаснет!
Князь делает шаг и надеется сам:
Попытка не будет напрасной.

Совсем не враждебною капля была
Огня и далёкого света.
Напрасно хватала метель и кляла —
Растаял он в пламени этом.

Кого повстречал он, поведать о том
Лишь время сумеет, возможно.
Но раннее утро встречал этот дом
Касаньем струны осторожным.

А после по клавишам кто-то прошёл,
Лаская знакомые звуки —
И с солнышком вместе на небо взошёл
Мелодий рассказ многорукий!

Когда разъярённая вьюга метёт
И время восхода не близко,
Без устали поиск повсюду ведёт
Михал Клеофас Огинский.

Три бабушки жили в деревне
С одной только улицей. Имя
У каждой из бабушек древних
Красивое было — Мария.

И чтобы не путать соседок,
Разумные односельчане
Меняли порой так и этак
Имён этих милых звучанье.

Старушку, чей дом в сердцевине
Деревни, Марией все звали.
Берёзы росли у овина,
Старушки любовь — сериалы.

Бабулю, чей дом был у поля,
Все Манечкой именовали,
Была она доброй уж больно —
Ей прозвище точное дали.

А ту, что в деревни начале
Жила, называли все Манькой.
У ней телефон был — встречала
Старушка гостей спозаранку.

Однажды мне ехать до дому
Пришлось из далёкого края,
Глядела в окно исступленно
На небо с вороньею стаей,

И тучи я взглядом глотала,
Душой растворялась в озёрах,
Речушкам далёким смеялась,
Дышала полями и бором.

Но вдруг увидала названье
Деревни, что за поворотом —
Там «Маньковщина»! Меня тут
Прошибло волнения потом.

Не знаю я, что там за хаты,
И жители мне не знакомы,
И всё же готова признать я,
Что сердцем почуяла: дома!

Спускаясь с крыльца спозаранку,
Секрет свой храню дерзновенно:
Зовусь я, как бабушка, Манькой,
И где-то моя есть деревня.

Немного безумен я. Впрочем,
Боюсь, не немного: бумага
С волшебною силою мага
Глядит непрестанно мне в очи.

Порою как тот персонаж я
Кричу: «Не отдам! Моя прелесть!»
В ней – то, чем душа моя грелась,
И то, чем тревожилась даже.

Блокнот. Тишина. Книжек стопка.
О, радость души сумасшедшей!
Живу я не здесь, а в прошедшем,
И дух мой – в словесности топкой.