Айслан Балган - Боль. Сборник рассказов

Тем временем, обряд на вершине горы расцветал в красках. Пёстрые ткани змеились в воздухе. Слышался стук барабанов, гулкий свист и пронзительное пение. Смуглые руки отбивали в такт песне. Мальцы плясали под музыку обряда. Я видел их молниеносные, грациозные движения рук и ног. Я нашёл в их пляске нечто мистическое, загадочное и притягательное. Но мои фантазии и мечты романтика рушились, когда я оглядывался в сторону отца… Он плевал на обряд. Мне казалось, в его глазах мелькали кошмары моей скорой смерти.

Музыкально-танцевальная вакханалия кончилась. Этим и ограничивался обряд.

Шаман, стоявший неподвижной статуей рядом с вождём, пришёл в движение. Он медлительной, скованной походкой подошёл к нам. Шаман держал барабан и палку. Этими инструментами он отбивал другую злогремучую мелодию, нескладную и бубнящую. Я сжал кулаки, впив ногти в мякоть. Стиснул зубы. Шаман начал прыгать из стороны в сторону, издавая изо рта обезьяний вопль. Разноцветные верёвки, навешанные на круглое, одутловатое тело шамана, начали прыгать. Обереги звенели. Я чувствовал, как стокилограммовая туша шамана заставила дрогнуть землю. Он продолжал неистовое фанатичное бормотание. Я улыбнулся, но поспешил скрыть ухмылку. Шаман открыл глаза и заметил меня. Он остановился, перестал стучать по кожаному барабану. Шаман врезал палкой в мой живот. Она прошлась по солнечному сплетению, и я ощутил горькое удушье.

Шаман обливал водой каждого юношу. Когда он остановился на мне, на его лице играло отвращение. Он промолчал, одарил меня водой и пошёл дальше.

Вождь вышел в центр вершины. Он поднял голову и руки к небу, прокричал, что есть из сил:

– Испытание объявлено! Да помогут вам духи лесов, солнца и рек!

Настала последняя заминка перед началом соревнования. Я долгое время не замечал вон тех мешков, лежавших у ног одного из подопечных вождя. Холщовые мешки задёргались. Что-то живое находилось в них. Казалось, они дышали там, во тьме мешка. Я не мог оторвать взгляда от новой находки. Организаторы этого дьявольского испытания явно что-то скрывают. Плохие замыслы. Я слышал перешёптывание моих сверстников:

– Чего этот придурок уставился в мешки?

– Это же Джигаго. Скунс, который нашёл себе цель изгадить тот мешок.

– Ха-ха! Точно! – заржала братия.

Мешок шевельнулся. Я больше не мог стоять и смотреть на них. Они вгоняли меня в усталость, в пронзительную тревогу. И вот, я оказался у края вершины. Мой взгляд вперился в далёкий лес. Я дёрнулся. Ноги споткнулись друг об друга. Шлейф пыли взлетел. Я падал. Падаю? Почему я падаю? Но…

Меня схватил, спасая тем самым от болезненного падения с горы, отец. Он ударил меня пощёчиной. Я услышал звонкий шлепок. На коже остался кроваво-пунцовый след.

– Соберись, Джигаго! Скоро начнётся испытание…

Крик застрял в горле. Я пытался выпустить его на свет, но глотка била вулканическим жаром. Тысячи крепких рук душили горло. Я изо всех сконцентрировался на крике, но промямлил следующее:

– Мешки… мешки…

– Что?! – Он отпустил меня и схватился за насупленный лоб, готовый сорвать клочки седеющих волос.

– Мешки… там…

– Тебе не следует этого знать, сопляк! – прохрипел вождь и поднял руку.

Я выставил ладони:

– Пожалуйста, не надо, отец… я твой сын. Где твоя человечность к сыну?

Он опустил руку. Вождь замер, сверля меня апоплексическим взглядом.

– Ты мне не сын. Сын вождя – не жалкий трус. Сын вождя мужественен и подкован к трудностям.

Он отвернулся. И я остался один наблюдать, как тот уходит и воротит за собой длиннополую одежду.

Мы стояли у обрыва горы. Я чувствовал холод ветра, дувший в оголённую спину. Юношей оставили в боевой прикидке: почти обнажённое тело, деревянные сандалии и лоток со стрелами, подвязанный через плечо. На лице осталась краска для камуфляжа.

– Когда солнце сделает ещё один оборот, – сказал вождь, подводя нас, бойцов, к испытанию. – То испытание на становление мужчиной, будут провозглашено официально!

Что имел в виду отец, когда выразился «оборот»? Разве солнце пляшет под платом небес, чтобы говорить «оборот»? Этот вопрос встревожил меня, что я даже не услышал неистовый вопль земляков. Я поднял голову и заметил, что солнце продвинулось в небе. Люди продолжали какофонию визгливых и звонких криков. Они то всплёскивали руки в нашу сторону, то хлопали в ладоши, то снова принимались вопить нечленораздельным гулом. Я потерялся в шуме, оглядываясь по сторонам и видя различные скорченные гримасы толпы. Одна рожа, другая рожа, третья рожа – мириады сморщенных физиономий, обнаживших кривые зубы и плюющиеся пеной. В них играл сумасшедший азарт, словно мы танцевали на раскалённых углях – шли ставки, кто продержится дольше.

Нас запустили под бой раскатистого кожаного барабана. Мы побежали с обрыва. За нами тянулся длинный шлейф коричневой пыли. Я уже увидел первых павших юношей. Один парень не выдержал зыбкую почву под ногами и скатился в пропасть. Другой переборщил со скоростью спуска, не успел остановиться и врезался в острый камень. Мой рассудок помутнел при виде крови. Тиски головокружения сжали голову. Я побледнел, сбавил скорость. Ворох зыбучей, рассыпчатой земли шуршал под ногами. Она не выдерживала бега индейцев. Она готова обвалиться, похоронив нас под толщей земли.

До испытаний нам объясняли, что каждый наш сверстник – конкурент. Я заметил, как два индейца толкались между собой при спуске. Один проиграл позицию, и его соперник воспользовался этим. Он продавил почву и толкнул парня в землю. Тело несчастного покатилось бочкой к реке, собирая землю и острые ветки на себе. Парень в конце упал в реку, и его окровавленное тело понесли течения реки. Я повернулся и заметил, что меня тоже приметили как жертву.

– Эй, Джигаго! Грязный, вонючий урод! – прокричал Могучий Дуб – парень плотного телосложения. Благодаря своей форме, вождь прозвал его так. Своей массой он продавливал соперников в бою. Гора мышц.

Дыхание участилась. Кровь запульсировала в висках.

– Трус! – рявкнул он.

Я увидел перед собой плоскую местность – этим и кончался спуск с горы. Но мы ещё находились на склоне.

Я сделал перекат на ровную землю, и Могучий Дуб успел произнести: «Сукин сын!» – перед тем, как врезался в ствол дерева. Я в оцепенении смотрел на обездвиженное тело – поваленную гору мышц. Из приоткрытого рта вырывалось частое дыхание. Лёгкие горели. Сердце билось в грудину, пытаясь выскочить из тела.

– Он скоро очнётся… – сказал я и вытащил маленький кинжал. Он заблестел при свете солнца. Я прищурился. Обострился слух. Послышался рёв… рёв и рычание… бешеных псов. Я оторвал взгляд от кинжала и увидел на вершине горы маленькие точки, спускающиеся по обрыву. Зрение уступало в остроте слуха. Рёв продолжался. Дикое рычание, свидетельствующее о жажде мяса и крови. Я не сомневался, что в тех мешках спали взбешенные псы – часть испытания.