Айслан Балган - Боль. Сборник рассказов

А то! Я слышал, как он радовался при моём рождении. Он показывал меня всему племени, как величайший золотой трофей. Отец гордился мной до безумия, и если я не оправдаю его надежды, это будет для него сильным ударом. Он наверняка ждёт от меня мужества, проявленного в первые же годы жизни. НО оно не появится просто из ниоткуда. Мужество приобретается с воспитанием, а отец бережёт меня от трудностей и ужасов рока. Как таким образом я стану воином, не позорящим имя отца?!

– Придёт время… придёт время… – бормотал он, потом со страстью и пылом поцеловал жену в губы.

– Я тебя люблю, – ответила она, когда отец оторвался от её сладких губ. – Главное, найди время на ребёнка.

– Хорошо… хорошо… – Он стиснул сильнее руку матери.

Я закричал, ударив по соске:

– ЕЩЁ МОЛОКА! – и разрыдался.

Мать отпустила отца, посмотрев на него печальными глазами. Она подошла ко мне, взяла бутылку:

– Конечно, мой милый! Сейчас принесу, только не плачь… Не плачь, хороший.

И принялась успокаивать меня.

Воспоминания бледнели, обволакивались туманом и исчезли.

Я разомкнул веки. Узкий солнечный луч ударил в глаза, отчего почувствовал жжение. Я прищурился. Сумрачный лес. Меня унесло в самые дебри. Попытался приподняться на локтях, но упал, когда в теле закололо. Из горла вырвался крик. Смог перевернуться на живот. Краем зрения заметил ручеёк. Он окрасился в насыщенно-алый цвет. Кровь мелкими узорами струилась в холодных водах. Течение уходило по пологому склону. С обеих сторон возвышались кроны могучих сосен. Я ощутил колкую резь в животе и снова закричал. Закричал со всей силы, что надорвал глотку. Горло пульсировало. Я услышал, как вспорхнули птицы и зачирикали. Они стаей вспорхнули с деревьев, где, никого не трогая, сидели, изучая меня, лежащего на речке.

Я перевернулся на спину. Привстал на локтях и увидел множество рваных ран, усеянных на животе. Не то чтобы глубоких, но они достаточно разодрали плоть в кровавое месиво. Не осталось ни единого целого места на животе, где не было бы бордовых разводов. Я стиснул зубы, готовый завопить. Отполз от багровой речки и сел под сосну. Живот вспыхивал от пульсирующей боли и жара. Одно неаккуратное движение, и из ран вытекала тёмное кровище. Я зарыдал. Слёзы дорожками скатывались со щёк. Лицо побагровело. Я задыхался от всхлипывания и рыданий. Моя грудь вздымалась, словно я не находил воздуха.

– Господи… господи… Отец… за что? За что?

Самым плачевным оказалось, что я не мог потерять сознания. Я то закрывал трясущими руками лицо, то подсматривал сквозь пальцы тысячи алых ранений.

– Что делать?! Что делать?.. – шептал я.

Да, отец оказался прав насчёт кошмаров. Когда ты становишься свидетелем необычайных ужасов, то кончаешь жизнь самоубийством. Не зря один бродяга из племени, увидев самого дьявола во сне, выколол себе глаза. Его инфернальный образ не отходил: длинные заскорузлые рога, скорченные в глубоких морщинах лицо и злобная ухмылка. О дьяволе ему поведали белолицые. Даже когда он стал слепым, его мучали кошмары. Зрение ушло, но ведь сны никуда не делись. Бедняга не выдержал и принял змеиный яд.

– Я тоже не выдержу…

В голове родилась идея. Чёрт!

Поднявшись на ноги, дрожащие под весом моей туши, я проковылял к склону. Двигался с неторопливостью, прощупывая почву под ногами. Конечности стали ватными после того, как безудержный олень сбил меня и выпотрошил живот. Мне ещё повезло, что его острые рога не пустили мои кишки. Хотя… всё кончилось бы быстрее, чем в нынешнем положении. Откуда этот олень появился?

Я спускался по склону. За собой оставлял мелкие капли крови, поэтому любой первопроходец обнаружил бы мой след.

Выжать в лесу и перебороть конкурентов – непосильное испытание. Почему я до сих пор жив?

Моих сверстников с детства приучали к мужеству. Их вырастили стоическими и твёрдыми бойцами… Что с ними теперь? Я не ожидал, что меня поместят в экстремальные условия, но они-то готовы к ним. Они-то вынесут испытание, тем самым оправдав звание настоящего мужчины. А я? Я несчастный малец, которого изувечил олень… Ха-ха, ОЛЕНЬ! Какой-то несуразный олень уделал меня. Если бы сверстники узнали, то заржали бы и умерли со смеху. «Как тебя уделал олень?! Это же надо так! Мы тут умираем от самого страшного и опасного, а ты… просто не угодил оленю?!».

Я не вынесу позора. Пусть не найдут мой покорёженный труп. Пусть грязное тело, искромсанное до месива и висящее безжизненной тушей на колких ветвях, исчезнет. Испариться. Или пусть его съедят птицы и звери до такой степени, что опознать меня станет настоящим испытанием. Пусть рассказывают сказки, что я ушёл, а не умер. Но смерть… она манила.

Я стоял на краю обрыва. Смотрел вниз – на стометровую бездну с кучей сосновых верхушек.

Разум мутнел. В израненном животе чувствовалось саднящая резь. То и дело капала кровь на землю и запечатывалась на ней бордовыми пятнами.

Я прикусил губу. Пальцы задрожали, сжимаясь в кулак.

«Джигаго, это всё?! Ты кончишь жизнь ещё позорнее, чем рассчитывал? Думаю, ты усиливаешь своё клеймо не только труса, слабака, щенка, но и самоубийцы. Ты недостоин меня! Слышишь?» – скандировал голос отца, хрипловатый и низкий. Старческий. Он бился эхом в ушах.

«СЛЫ-Ы» – долетел один отрывок с одного края.

«ШИШЬ?!» – присоединился другой фрагмент с противоположной стороны.

Голос отца, раздробленный на частицы, смешивался, тонул в смеси собственного отклика. Оно витало густым роем жужжащих насекомых. О да! Жужжащие насекомые. Голоса превратились в противных летучих тварей. Я отмахивался от них рукой, но они не исчезали:

Я не выдержал и спрыгнул. Спрыгнул, чтобы, врезавшись после головокружительного полёта в верхушки сосен, успокоиться, когда голоса стихнут. Придёт тьма… смерть… отец… насекомые… оставили меня в покое.

Я летел. Да. Взмывал над воздухом, как орёл. Но я не расправлял крылья. Я не издавал победного вскрика. Я не…

Солнце стояло над горизонтом. Я увидел лес. Он приближался и приближался ко мне. Свистящий ветер гнал мне в лицо. Свист ветра тонул в моём крике. Несмотря на разорванные связки, я испустил последний вопль… предсмертный.

Я врезался в верхушки сосны. Она угодила мне в живот, где пестрили сотни алых ран. Я измазал кровью дерево. Приземление отдалось болезненным импульсом. Меня откинуло на другое дерево, где я уже врезался спиной об несколько толстых ветвей. Они сломались, не выдержав мой вес. Острые сучья царапали тело, когда я летел над множеством крон, сквозь которые с трудом просачивался свет. Я также ломал ветви. Одна часть мозга приказала против моей воли схватиться за дерево. Поздно. Лучше умереть быстро, чем долго. Рука попыталась схватить ветвь. Она сцепила её крепкой хваткой, но скорость падения не позволила её дольше удержать. Она сломалась. Я почувствовал хруст – вывих локтя. Испустил глухой стон, переворачиваясь в воздухе. Не обратил на новую болячку никакого внимания, потому что сотни других разгорались с новой силой. Я врезался то в один ствол сосны, то в другой, каждый раз ломая за собой кучу ветвей, чьи сучья резали кожу в кровь.