Светлана Лучинская - Эмпатия

– Я и не думала, что выдержу, оказывается, крепкая у меня голова.

– Хорошая голова, лет на 35, – говорил он, похлопывая её по спине.

Потом она перевернулась и легла к нему лицом. Он вдруг стремительно поцеловал её и поддал жару. Это было уж слишком. Она привстала.

– Я сегодня или умру или окончательно вылечусь, – засмеялась она, задыхаясь. – Моей почке это будет очень полезно.

– Ополосни лицо водой. – Она обнаружила в углу лежанки ведро, наполненное прохладной водой. Как приятно, и здесь у него всё под контролем, всё предусмотрено. Она восхищалась им.

Завершающим моментом была ванна, в которую она погрузилась, выйдя из парилки. Давно она не испытывала такого телесного комфорта. И почему всё это должно непременно кончиться? А пока она блаженствовала. Он подошёл и стал делать ей что-то вроде массажа прямо в воде, проводя крепкой рукой снизу вверх по всему телу. Ей казалось, что она на приёме у массажиста в какой-то диковинной стране, настолько уверенны были его движения, движения опытного знатока таких вещей.

– Ты что, специально это делаешь? – говорила она, у неё перехватило горло.

– Я же не чувствую.

Потом была его очередь париться.

– Тебе помочь? – спросила она, хотя вряд ли смогла бы даже поднять веник.

– Не надо. Я редко топлю для себя баню.

Набросив на себя халат, она перешла в комнату, там был включен телевизор. Для поддержания остатка сил она допила свой бальзам и уселась на диван, с наслаждением вытянув ноги. Показывали какие-то новости. Её томило, и она заглянула в ванную. Он уже лежал после парилки, погруженный в воду, и на его лице была довольная расслабленная улыбка.

– У меня уже никаких женских сил нет, – полушутя сказала она, а он всё улыбался.

Она вернулась на диван. Через несколько минут он вошёл и тяжело опустился рядом.

– Ох, как я устал.

– У тебя есть хоть какой-то режим?

– Не-а.

– А какой режим будет сегодня у нас?

Ответом был его поцелуй.

– Ну вот что ты сделал?

– ?

– Почему я схожу с ума, когда ты ко мне прикасаешься? – прошептала она ему на ухо, как будто кто-то мог услышать. Меня пошатывает.

– Так ты же ничего не кушаешь.

На экране телевизора беженцы из Ближнего Востока покидали свои насиженные места и непрерывным потоком устремлялись в Европу.

– Люди бросают нажитое и бегут, – сказал он. – Смотрели мы тут со знакомым, как казнили одного пленного в Игиле 1 1 террористическая организация, запрещенная в РФ , так я три ночи не спал – как он хрипел, когда ему отрезали голову!

– А я была в шоке от того, как в железной клетке сожгли лётчика огнемётом, ужас! – От возбуждения она встала. Он тоже задвигался по комнате, а потом потянулся к ней, они обнялись и прильнули друг к другу, как будто искали спасения в поцелуе от этого безумного страшного мира, который постепенно надвигался на весь род людской. Ева ловила себя на давно знакомом ей ощущении ускользающего мгновения, которое хочется остановить или просто умереть, когда тебе слишком хорошо.

Потом была ночь любви, и эта сладость останется с ней навсегда. О, если бы так же слиянны могли быть человеческие души…

– Ты не обидишься, если я отвернусь от тебя. Я не могу спать на левом боку?

– Не.

Ночью он храпел. Ева долго не могла уснуть, в доме было жарко и душно, её мучила жажда. Она вспомнила про отвар из облепихи, который они готовили вместе, и потихоньку стала пробираться на кухню.

Просыпаясь, он искал её грудь, и его рука успокаивалась на ней. Это было так трогательно, словно этот большой и грузный человек недобрал материнской ласки. Да так оно и было на самом деле. Она удивительным образом чувствовала его.

Утром, проснувшись, они некоторое время лежали молча.

– Знаешь, мой отец ведь был учителем русского языка и литературы. Тебе это ни о чём не говорит?

– Потому ты её любишь и умеешь…

– Ну как люблю, просто это во мне сидит. Росла я с отчимом, которого ненавидела, хотела настоящего отца.

– Так хотела, чтобы родной отец был?!

– Да. Мне казалось, что мама меня не любит, раз ушла от него.

– Да, тут надо быть осторожным, – сказал он, будто примеряя что-то в будущем.

Они немного помолчали.

– Непривычно как-то, – заговорил он снова.

– Который час?

– Десять.

– Ого, а я думала ещё восемь. Пора вставать. Ты полежи, пока я оденусь и приведу себя в порядок, я быстро.

Уже одетая и причесанная, Ева хотела позаботиться о завтраке, спросить Адама, чего бы он хотел, может быть, хороший омлет. Он будто прочитал её мысли.

– До 12-ти я обычно ничего не ем.

– А я иногда люблю что-нибудь молочное по утрам.

– Может, возьмёшь половину солянки домой?

– Это исключено. То, что я принесла сюда, священно.

Пока он ходил по своему лабиринту комнат, она выпила стакан холодного молока и пошла в прихожую. На глаза ей снова попалась та самая бирюзовая, грязная расческа. У неё была в точности такая, и она ею только что расчёсывалась. Это казалось ей до странности символичным. Когда она надевала верхнюю одежду, повязывала перед зеркалом шарф, он стоял напротив и наблюдал за ней, снова тем же фотографическим взглядом. Она не очень любила, когда её откровенно разглядывали, и, чтобы отвлечь его от этого молчаливого занятия, спросила:

– Ты на кладбище поедешь?

– Вот, ты уже знаешь, куда я поеду. – Потом как бы невзначай тронул ногой пол у порога.

– Надо класть, проваливается. – Да, хозяйский глаз у него никогда не дремал.

Адам не скрывал её от соседей, открыто возил на машине, и ей это нравилось. Значит она не совсем проходящий вариант для него.

Когда они проезжали мимо «Кута», она попросила остановиться, чтобы купить домой хлеба и молока.

– Там небольшой выбор.

– Я не привередлива.

Он протянул ей сотенную бумажку.

– Возьми, Ева, ты покупала мясо, потратилась.

– Даже не думай.

– О, яка! – Он всё же настоял, и она подчинилась просто потому, что он мужчина, и поступал по-мужски.

Когда они были уже за городом, она сказала:

– Здесь ведь сразу приятней, правда?

– Городок то маленький. Эх, помню, сколько раз я тут на велосипеде гонял.

У её дома они немного посидели в машине, потом коснулись друг друга губами, и он поехал на кладбище. А Ева вошла в дом, машинально села за стол и долго сидела, ощущая своё сладкое наркоманическое послевкусие от встречи.

23 ноября

– Здравствуй, милый Адам! С первым снегом тебя. Как ты?

– Доброго вечера! Все нормально.

– А когда и где будет твой новогодний календарь, чтобы его можно было купить?

– Просто в газете, может…

Вскоре состоялся разговор по телефону, который начался с мудрёной фразы:

– Когда не видишь человека, думаешь, не приснился ли он, и звонишь, чтобы удостовериться.