Анастасия Кодоева - Четыре дня

Мысли о собственном бессилии часто посещают меня по ночам и добавляют в мою разумную, размеренную жизнь семейного психолога нотки идиотизма. Вообще я люблю ночь: только не такую. Эта ночь безжалостна, все тяжёлые мысли обнажаются и высвечиваются, как прожектором.

Час назад я завернулась в одеяло рядом со спящим Валерой и рухнула в тяжелый сон. Но сейчас мне не хотелось спать. Впрочем, так случается в последнее время.

Я поднялась с кровати и выключила беззвучно мелькавший телевизор. Заглянула в детскую. Дочка сладко посапывала в своей комнате, слегка приоткрыв рот во сне. Задержавшись на минуту, я погладила её по голове.

Пшеничные локоны пахли молоком, травяным шампунем и золотыми лучами солнца. Я поцеловала дочь и вдруг увидела, как теплая щечка приподнимается, а губы изгибаются в улыбке. Что она видит во сне? Может, ей снится красивый мальчик из её класса? А может, куклы, в которые она до сих пор играет?

Ночью так тихо… Я прошла на кухню. Здесь звуки живут своей жизнью, перемешиваясь с шумом улицы, подъезда и дополняя друг друга. Можно уловить еле слышное движение чьих-то шагов. Можно услышать, как кто-то заводит двигатель автомобиля, как горячее дыхание смешивается с дымом и летит куда-то вдаль.

Выйдя на балкон, я застегнула «молнию» на куртке и щелкнула зажигалкой. Снежинки медленно парили и садились на подоконник.

На улице было очень пусто. Покрытые сугробами машины напоминали спящих животных. Редкий свет из окошек мелькал то тут, то там, а огоньки новогодних гирлянд напоминали о том, что скоро праздник.

Праздника не чувствовалось, город стал совсем чужим, холодным, как ледяная пустыня. Мне не хватало воздуха: я вдыхала блестящие снежинки вместе с дымом и не могла надышаться. Вместе с морозным воздухом мои лёгкие наполняло чувство беспомощности: так бывает, когда кого-то теряешь.

Я вспомнила, как мы прощаемся с Валерой: сухие объятия, он чмокает меня на прощание в щеку, как будто он так и делал всегда, и я почти привыкла. Как соседи… Раньше это были страстные, жгучие поцелуи.

Страшно терять человека, оставаясь рядом с ним. Жить в одном доме, встречать праздники, ложиться в одну постель… И не знать, где он сейчас в своих мыслях, чей образ у него перед глазами, и кто стал для него вдохновением? Получается, что я так и не стала. Это страшно.

Я знала, что рано или поздно всему придет конец, мы закроем эту главу и разойдемся в разные стороны. Так должно случиться. Это неизбежно.

Мне вспомнилось детское ощущение страха и бессилия… Когда мне было восемь лет, я лежала в больнице с переломом руки. Это были самые тяжелые сутки ожидания в моей жизни. Я ждала операции, которая случится завтра, и каждая минута казалась мне вечностью.

Конечно, родители навещали меня после работы, они приходили каждый день. Однажды, когда я была в палате одна, медсестра распахнула дверь и быстро произнесла:

– Авдеева, завтра на операцию.

Я остолбенела от ужаса. Но дверь уже захлопнулась, и всё, мне было не у кого спросить, что это значит, как так, почему? Вскоре пришли родители.

– А это правда? – испуганно спросила я. – Я слышала, медсестра сказала, Авдееву повезут завтра на операцию.

Они наотрез отказывались от этих слов:

– Нет, нет! Тебя не будут оперировать! Они ошиблись, это однофамильцы.

Но я чувствовала нарастающее беспокойство: так не могло быть… Это все какая-то неправда… Родители мне врут.

Катька рисовала смешные картинки и передавала их с мамой или папой, но в больницу не ходила. Мама протянула мне стопку альбомных листов – Катькины художества. Видимо, таким образом она хотела меня хоть как-то отвлечь, и я начала вяло перебирать свободной рукой шуршащие рисунки.

Под вечер заглянули мои школьные подруги: Оля и Аня. Они пришли навестить меня всего один раз, но этот раз я запомнила на всю жизнь.

– Смотри, что у нас! – воскликнула Оля и протянула мне большую коробку.

Я чуть не подпрыгнула от радости. С нетерпением разворачивая её одной рукой, я пыталась угадать, что там… Невероятно! Они подарили мне куклу-русалку с красными волосами и изумрудными глазами.

Я назвала её Ариэль. У неё не сгибались ноги и руки, но это была самая прекрасная кукла на всей земле. Втайне я всегда о ней мечтала, правда, родители не знали о моем желании. У нас порой не хватало денег на еду и одежду, поэтому просить куклу было бессмысленно! И вот, мечта сбылась…

Позже подруги ушли, а я осталась в палате с какими-то чужими людьми. Я положила Ариэль на подушку рядом с собой, укрыла её одеялом и стала смотреть в окно. В свете фонаря медленно спускались на землю снежинки. Прямо как сейчас.

Ожидание того, чего ты боишься до смерти, чего-то неизбежного, снова застало меня врасплох. И ты ничего не можешь поделать – как тогда, в больнице, просто лежишь и ждешь следующего дня, так и сейчас, куришь ночью на балконе и думаешь: «Когда наступит конец?»

Возможно, этой ночью я смирилась и приняла страшную правду.

Когда прозвенел будильник, за окном было ещё темно. Шторы покачивались на ветру. Уходить из дома, оставив открытой форточку – это жестоко! Я хотела написать Валере гневное сообщение, но не решилась.

Мы оба с ним давно перешли на тот режим общения, когда проще молчать, чем высказывать что-то друг другу. Да и кому это надо? Просто он сторонник чистого воздуха и, в отличие от меня, не курит по ночам… Сама, в общем-то, виновата.

Валера часто повторял: «Сама придумала, и сама обиделась». Выходит, я уже начинаю рассуждать о себе подобным образом. Я фыркнула и закрыла форточку.

Укутавшись в теплый махровый халат, я отправилась в детскую. Оказалось, что дочка уже проснулась и одевается в школу, сонно натягивая через голову свитер поверх белой блузки.

– Во сколько у вас начинается нулевой урок? – спросила я.

– В 7—15.

Что за безжалостный человек придумал нулевые уроки? Подъем в первую смену – и так не простое дело. Илона «сова», как и я, и мы встаем мучительно, с ненавистью ко всему миру – по крайней мере, пока не проснёмся.

Обычно надо просто умыться ледяной водой несколько раз и включить яркий свет. Затем съесть конфету или кусочек шоколадки. Это помогает максимально ускорить процесс пробуждения, потом настроение налаживается.

Минут через пятнадцать мне стало легче, «ненависть к миру» прошла, и я отправилась расчёсывать Илону. Мы щебетали, как утренние птички, делились событиями вчерашнего дня, пока я заплетала её золотистые длинные локоны.

– А знаешь, что? – сказала неожиданно дочка, – а вчера меня Казанский на перемене так подставил! Я бежала, а он выскочил, и я из-за него упала и ударилась. А это еще не все. Я разбила вот здесь, – Илона протянула ногу носком вперед, и там была кровавая ссадина, – а потом я еще упала на мальчишек, ты представляешь, мама!