Семён Ходоров - Никогда ты не будешь майором

Забросив чемодан в камеру хранения и подкрепившись в станционном буфете ненавистным кофе из цикория и чёрствой булочкой с, вложенной в неё, прошлогодней котлетой, Виталий отправился в путь. Сумеречные ночные блики белой ночи постепенно скрывались в истинном рассвете. Июньское утро заискрилось позолотой куполов питерских храмов, заблестело, влажными от утренней росы, гроздьями парковой сирени и черёмухи, пролилось брызгами многочисленных изящных фонтанов. Через заспанные облака уже прорывались робкие блики восходящего солнца. Многокилометровая улица, по которой не спеша двигался Виталий, заполнялась гулом проезжающих легковушек и трезвоном дребезжащих по мостовой, трамваев. Эта улица являлась собой одной из трёх городских магистралей, расходящихся от Дворцовой площади, через которую ему ещё предстояло пройти. Он пересекал, уходящие в уличное бесконечье, живописные набережные, монументальные, с львиными изваяниями, разводные мосты, легендарные дворцы и соборы. Лёгкий утренний ветерок приятно щекотал лицо Виталия, запах речной свежести приятно обволакивал всё тело и, проникая во внутрь, заставлял забыть, где он находится и зачем он здесь. Один за другим перед ним мелькали таблички с названиями речушек, каналов и мостов, через которые проходила улица, названная в честь российского чекиста. Он проходил через мосты с названиями Семёновский, Каменный и Красный. Они были приурочены к речкам Фонтанка и Мойка и к каналу Грибоедова, которые вносили в сердце Виталия какую-то необыкновенную сумятицу. Этот душевный хаос, в свою очередь, вызывал у него, невиданное ранее, восхищение от фееричности увиденного. Виталий по складу характера никогда не был романтиком, лиризм и сентиментальность никогда не туманили его естество. Но когда он подошёл к Дворцовому мосту, который связывал берега Большой Невы, то почувствовал своё присутствия в волшебной сказке, которую ему раньше никто не рассказывал. С него открывался завораживающий по красоте пейзаж центра города с величественным Зимним дворцом, Адмиралтейством, куполом Исаакиевского собора, шпилем Петропавловской крепости и стрелой Васильевского острова. Такая сказочная панорама преследовала его по всему пути, пока не подошёл к улице с непонятным названием Красный курсант. Тут, на одном из старинных зданий, он и обнаружил неброскую вывеску «Высшее командное военно-топографическое училище».

Уже через четверть часа Виталий отыскал на третьем этаже кабинет с табличкой «Начальник училища генерал-майор Попов Ю. В.». Всё в точности совпадало с тем, что говорил Кирилл Захарович. Виталий Абрамов был не из робкого десятка, однако топтался у двери уже добрые пять минут, не осмеливаясь не то, чтобы зайти в кабинет, а даже постучать. Никогда в жизни он не только с генералом не разговаривал, а даже с капитаном или майором не вступал в беседу. Неизвестно, сколько ещё времени он бы промаялся у двери, но она неожиданно отворилась, и из неё вышел высокий, с благородной сединой в волосах, мужчина с генеральскими красными лампасами на форменных брюках. Он вопросительно посмотрел на рослого плечистого юношу, прытко отскочившего к стене, и, не без подозрения, спросил:

– И что здесь ожидают гражданские молодые люди возле моего кабинета?

– Я к вам от товарища Сураева, – неуверенно промямлил Виталий.

– От капитана Сураева, от Кирюши что ли, – недоверчиво протянул генерал, – какими судьбами?

– У меня к вам от него письмо, – тихо проговорил Виталий, вынимая из сумки аккуратно сложенный конверт.

– Ну, что же ты застрял у двери, – укоризненно покачал головой начальник училища, – заходи, милости просим.

Он несколько минут читал письмо, после чего окинул Виталия долгим оценивающим взглядом и чуть ли не приказал:

– Итак, товарищ абитуриент, быстренько все документы на стол, хочу посмотреть, какими кадрами пополнится наше училище.

Просмотрев, протянутые Виталием, бумаги, он с хмурым видом покачал головой и укоризненно промолвил:

– Прямо скажем, не густо. У меня тут училище не пехотное, а инженерное. Математику надо знать не на три, а на «шесть» баллов, да и другие предметы не мешало бы подтянуть.

Виталий молчал, а генерал встал из-за стола и закурил, жадно заглатывая сладковатый дым папиросы «Герцеговина Флор», которые любил Сталин. Пуская в приоткрытую форточку замысловатые дымные колечки, он резко повернулся к Виталию и непререкаемым голосом отчеканил:

– Значит так, господин Абрамов, мой фронтовой товарищ просит принять участие в твоей дальнейшей жизни. Его просьба для меня, если и не закон, то, как говорится, прямое руководство к действию. И это велит мне всеми правдами и неправдами зачислить тебя в училище.

Генерал испытующе посмотрел на Виталия и, выпустив изо рта очередную порцию дыма, продолжил:

– Хотелось бы, всё-таки, выполнить просьбу своего друга правдами, так сказать, на законном основании. До вступительных экзаменов остался месяц. С тобой интенсивно позанимается один из наших доцентов кафедры математики. Почти уверен, что он успешно подготовит тебя для успешной сдачи экзамена. Остальное – тоже попытаемся подправить.

Начальник училища очередной раз поспешно взглянул на часы и уже скороговоркой, не без пафоса, почти торжественно, сказал, видимо, уже многократно отточенную фразу:

– Нелёгкую, но нужную, как армии, так и народному хозяйству специальность военного топографа и инженера-геодезиста могут освоить только те, кого привлекает романтика неисхоженных дорог и белые пятна на карте, кто интересуется астрономией и движением небесных светил, кто не боится ни жары, ни холода, ни гор, ни пустынь, ни математики, ни физики, кто хорошо ориентируется на местности, умеет плавать и скакать верхом на лошади, хорошо владеет оружием и водит автомобиль.

Виталий восторженно смотрел на генерала. Его высокопарные слова попали в эпицентр юношеского сознания. Он, неожиданно для самого себя, привстал с краешка стула, на который боязливо приземлился четверть часа назад, и как-то боязливо, но в тоже время с приличной долей уверенности, произнёс:

– Спасибо, товарищ генерал! Я очень постараюсь оправдать ваше доверие и стать курсантом вашего училища.

Долгий путь Виталия к погонам советского офицера начинался с того, что на училищном сленге называлось «абитурой». Только, благодаря генеральской протекции, он был совсем не простым абитуриентом. Ежедневные трёхчасовые занятия по математике с доцентом -подполковником были для Виталия, если и не каторгой, то вселенской маетой и терзанием, которые он едва выдерживал. И это, несмотря на то, что подполковник не столько преподавал математику, сколько натаскивал его на геометрические задачи и алгебраические примеры, собранные прямо из реальных экзаменационных билетов. Получалось, что конспект Виталия превратился в огромную шпаргалку, которую при осторожном и умелом обращении можно было использовать. К концу занятий с военным репетитором он стал проявлять интерес к математике, а подполковник отметил, что у него есть способности к этому предмету. Временами ему даже казалось, что он сможет обойтись без этих законспектированных подсказок.