Семён Ходоров - Неисповедимы пути туриста

– Всё было более, чем пристойно. После такого обеда по закону, вам известного, Архимеда полагается вздремнуть.

Он хотел ещё что-то добавить к сказанному, но я, успев перехватить инициативу, с укором сказал:

– Эдуард, опомнись! Отоспишься в Израиле! Мы же приехали Европу смотреть, а не дремать в постели.

– Снова ты со своей Европой, – миролюбиво пробурчал Эдик, – и что ты сейчас предлагаешь на ночь глядя.

– Во-первых, только пять часов вечера и ещё светло, – воинственно огрызнулся я, – во-вторых, до Цюриха, который считается неофициальной столицей Швейцарии, всего двадцать пять километров, максимум полчаса езды и, наконец, в третьих, даже темнота не помешает насладиться нам двухчасовой прогулкой по этому замечательному городу.

– Поехали, – прервала нашу стычку Люба, – только я за рулём, Эдик с картой, а Сеня с Милой могут спокойно целоваться на заднем сидение, обещаю, что подсматривать в зеркало не буду.

Уже через полчаса, как я и предсказывал, Люба парковала наш автомобиль на узкой, ведущей к озеру, улочке возле бывшего женского монастыря Фраумюнстер, в котором чуть позже мы осмотрим замечательные витражи Марка Шагала. Кто-то назвал Цюрих финансовым центром Швейцарии, кто-то её культурным сердцем, нам же он показался просто удивительным городом, по которому мы в предвечерних сумерках совершили увлекательное мини-путешествие. Поразили не столько даже узкие улочки старого города, к которым мы за время своего пребывания в Европе уже успели привыкнуть, сколько многовековые строения, от которых веяло уникальным запахом далёкого средневековья, прекрасный панорамный вид на Альпы, живописное озеро и извивающийся шлейф реки Лиммат. В конце нашей прогулки Мила обратила внимание на, как будто выпрыгнувшие их волшебной сказки, расписные дома с выставленной на подоконниках геранью. На одном из них Люба заметила небольшую мемориальную доску, из которой следовало, что здесь жил Владимир Ильич Ленин. По этому поводу бывший доцент Эдуард Могилевский, процитировав, незабвенные для него, строчки из студенческого фольклора:

– Студент спокойно может в сессию «валиться», ведь Ленин бы не стал «по фене ботать», его призыв «учиться и учиться» приятней, чем работать и работать, – взглянул на часы и уже менее торжественно произнёс:

– Господа хорошие, уже десятый час вечера, время позднее, несмотря на то, что «Ленин с нами», пора домой.

Но попасть «домой» оказалось совсем непросто. Эдуард Абрамович не то, чтобы подзабыл дорогу назад, а просто пропустил поворот к нашему, стоящему в чистом поле, импозантному отелю. Когда Люба развернула машину в обратном направлении, найти отходящую от шоссе узкую, не обозначенную на мелкомасштабной карте, дорогу оказалось ещё труднее. Всем было понятно, что местность, которая запомнилась в светлое время суток, в темноте выглядела совсем по-другому. В какой-то момент нашего автомобильного «гарцевания», вмонтированный в подсознание компас, подсказал мне, что мы почти приблизились к цели. Я тут же попросил Любу повернуть. Она послушно направила руль вправо и, проехав полкилометра, сказала:

– Сеня! Мне кажется, что эта дорога намного шире, чем та, которая вела к нашей гостинице.

На самом деле, Любе не казалось, это, действительно, была не та дорога. Пока Эдуард злорадно выговаривал:

– Вот тебе и твоя Европа. Не по Сеньке шапка, – Люба упорно двигалась вперёд. Через несколько километров показались огни, свидетельствующие, что это всё-таки не пустыня Сахара. Мы въехали в место, что на русском языке называлось деревней. Люба остановила машину возле магазина, который, по понятным причинам, был уже закрыт. Вокруг не было ни души. Мы молча сидели в машине, размышляя не столько, что делать, сколько, кто виноват в создавшейся ситуации. В данный текущий момент времени она казалась почти безнадёжной: ведь мы не знали ни названия населённого пункта, к которому относился наш «Gasthaus», ни название самого отеля (гостевыми домами здесь назывались почти все гостиницы).

Не помню сколько времени мы просидели в раздумьях о бренности бытия, в котором по мнения Эдика оказались не столько по воле божьей, сколько по моей прихоти посмотреть ещё один европейский город, как вдруг увидели одинокую фигуру мужчины, пересекавшего деревенскую площадь в столь поздний час.

– Сеня! Ты же, почти бегло говоришь, по-немецки. Быстро к нему и выясни, где находится наш грёбаный отель, – безапелляционно приказал мне Эдуард.

Я, чуть ли не кубарем, вывалился из машины и, подбежав к испуганному швейцарскому аборигену, опустив бранное слово «грёбаный», поскольку не знал его перевод, спросил

– Wo befindet sich unser hotel? (Где находится наш отель?)

В природе просто не существовало более глупого вопроса, поэтому вполне логично, что мой полуночный визави участливо спросил:

– А как называется ваш гостевой дом?

– Не знаю, – с прононсом незадачливого школьника ответил я, – вращая на пальце большой ключ от нашей гостиничной комнаты.

– Как это не знаешь, – рассмеялся он, глядя на моё, не совсем адекватное, точнее, отсутствующее, выражение лица.

Швейцарский подданный с интересом рассматривал мою растерянную физиономию, пока его взгляд не упал на антикварный длинный ключ, который я продолжал нервно теребить в руке. Вдруг, он как-то расторопно выхватил его у меня и прочитал на, прикреплённой к нему, металлической бирке «Fur dich» («Для тебя»). Незнакомец тут же объяснил мне, что это и было название нашего отеля. Он тут же, продолжая неистово хохотать, довольно внятно объяснил мне, что до нашего пристанища, если ехать по полевой дороге, всего полтора километра от места, где мы сейчас находимся. В случае возврата на шоссе, нам надобно через те же полтора километра свернуть с него и спокойно доехать до цели. Это займёт на пятнадцать минут больше времени, чем ехать по прямой. Мне уже было всё равно по прямой или по кривой, главное, что теперь я знал, куда ехать. Интересно, что, когда я попросил Любу повернуть, мой инстинктивный компас ошибся, наверное, всего на один градус навигации. В данный момент я был готов расцеловать швейцарского незнакомца. Вместо этого, со словами «Danke schon. Gute nacht» (Большое спасибо. Спокойной ночи) я крепко пожал ему руку, подозревая, что крепко зауважал степенный швейцарский народ. Вернулся к машине я уже с достаточно адекватным выражением лица.

Когда мы через пять минут по просёлочной дороге подъехали к нашему «Для тебя», Эдуард обнял меня и торжественно произнёс: